Белое пламя - Ирмата Арьяр

— Помню, Рогнус. Бери.

— Я немного возьму, не трясись так, мой несчастный потомок, — с неожиданной теплотой вздохнул дух. — Знаешь ведь, что иначе мне не помочь тебе в плотном мире. Мне самому противно, поверь.

Это было что-то новенькое в наших непростых отношениях. Неужели его проняло, что подопечный вот-вот надолго покинет Белые горы? Так ведь это ничего не значит, вызвать я его могу хоть на краю земли.

В этот момент он меня коснулся, и я едва сдержался, чтобы не заорать от боли и отвращения. Словно в меня медленно и со вкусом впивалась семиглавая ледяная змея.

Сначала она прогрызла макушку, потом лоб между бровей и втекла в мозг. Через миг — ледяной укус в яремную впадину. Потом проскребло стальными когтями сердце. Но самое мерзкое, когда змея вторглась в солнечное сплетение, на долгую минуту лишив меня дыхания, сползла к пупку и едва не вывернула кишки — меня затошнило. А потом будто вгрызлась в пах. Тут я взвыл.

И почему хроники говорят, что раньше — до того, как была убита королева Лаэнриэль, — соприкосновение с предками рода приносило радость, сравнимую с озарением, обеим сторонам — и живым, и мертвым? Извращенцы!

Я почувствовал себя нанизанным на копье. С семью наконечниками. Винтовыми.

И это Рогнус назвал «возьму немного»? Обычно он обходился инспекцией содержимого моего черепа и сердечной сумки. А тут…

— Все, Дигеро, уже все, — шепнуло в моем выскобленном ледяными скребками черепе. — Мы на месте. Если бы ты расслабился, нам обоим было бы не так больно.

— Обоим? Что может болеть у бесплотного духа? — прохрипел я, отдышавшись.

Чужой смех внутри черепа — это жуткое ощущение.

— Рогнуссс, — процедил я. — Мне хочется разбить себе голову, когда ты щекочешь ее изнутри.

— Неблагодарный! — Обидевшись, дух заткнулся.

Обстановка вокруг действительно сменилась. Вопреки ожиданиям вместо векового холода и тьмы, царивших в подгорных глубинах, здесь было светло и жарко до духоты. Алый свет шел от казавшихся раскаленными стен широкого и низкого хода. На самом деле они были едва теплыми, а жар наплывал волнами откуда-то снизу, словно там клокотала вулканическая лава.

Название самой глубокой штольне гор дали самое подходящее. С меня уже ручьями сбегал пот.

А ведь мстительный Наэриль не случайно именно сюда отправил Яррена. Даже будь мой приятель чистокровным инсеем, то не сможет здесь воспользоваться даром водной магии. Он высохнет здесь, как лужица от лесного пожара!

Наэриль задумал убийство, это очевидно, хотя пока бездоказательно.

— Тебе стоит поторопиться. — На этот раз Рогнус проявил тактичность и шепнул не где-то под черепом, а в ухе.

Я двинулся в сторону пекла, не сворачивая в отнорки, разрезавшие блестящие гладкие стены.

Пот уже перестал струиться — высыхал на лету. Через полсотни шагов из бокового хода вынырнул, наконец, хранитель-синт и заступил дорогу, низко склонившись.

— Могу я узнать, зачем благородный и чистый лед вершин избрал путь конечной гибели? — с пафосом прозвучал его голос — на удивление глухой, словно надтреснутый колокольчик. Да и его обладатель выглядел необычно. Серый балахон с капюшоном, из-под которого выглядывало востренькое ссохшееся личико с лихорадочно блестевшими охряными глазами под белыми ресницами. Впервые я видел старика синта. Или старуху.

— Я ищу Яррена фьерр Ирдари. У меня приказ об его освобождении.

— Не сочтет ли фьерр за праздное любопытство, если я спрошу, почему нужно искать его в Чаше Цветка, где вот уже полтора века не появлялись смотрящие на солнце?

— В какой чаше? — Я облизнул пересохшие губы. — Мне сказали, что Яррен отбывает наказание… то есть лечение на пятнадцатом ярусе.

Синт затрясся в беззвучном смехе.

— На пятнадцатом? А что тогда благородный лед делает на первом уровне, где растает лишь через шаг небесного яруса?

Речь этого существа наводила на подозрения, что в пекле ссохлось не только его тело, но и рассудок.

«Убей ее, — ожил в голове Рогнус. — Или дай мне ее убить».

Дух тоже свихнулся.

«Не смей! — приказал я, отметив мельком, что мы с духом не сошлись в определении пола существа. — За что ее убивать? Мы — покровители синтов, а не…»

«Убей немедленно!» — с визгливыми нотками заорал предок.

Они и меня так сведут с ума!

— Это не может быть первым ярусом, — ответил я синтке. — Ну, хорошо, скажи мне, где я могу найти Отраженную Саэтхиль?

— Здесь, — раздвинулись сморщенные губы существа, обнажив беззубые почерневшие десны. — Здесь, тающий лед вершин, здесь. На пятидесятом ярусе в ваших свитках. Идем, я провожу тебя к ней.

— Подожди, ты сказала — пятидесятый ярус?

«Ничего себе ты промахнулся, родственник!» — заметил я духу.

За ним не заржавело: «Тебе нужна была дурацкая цифра или место, где найти Яррена?»

Старуха, сделав пару шагов, оглянулась:

— Именно так обозначен у вас первый уровень смерти. Идем же!

«Раздави гадюку, пока не поздно!» — зарычал кровожадный дух.

В кишках засвербело, к горлу подступила тошнота. Ну что за сволочь у меня предок!

Я остановился, пытаясь справиться с приступом. Синтка снова оглянулась. Глаза ее недобро сощурились, рука приподнялась ко рту.

«Дай мне убить ее!» — взорвалась голова воплем Рогнуса.

Под его ли импульсом или от привычки действовать, не дожидаясь, когда в тебя выстрелят отравленной иглой, я метнул дротик. Но старуха непостижимым образом скакнула, как скачет по стене тень, когда колеблется пламя свечи, и дротик лязгнул о камень. Что за дьявольщина!

Я выхватил второй дротик, а синтка приложила кулак к губам, и в этот момент из отверстия в стене, у которого остановилась старуха, вылетела тонкая, едва видимая нить, захлестнула ее горло и… срезанная голова синтки покатилась по наклонному полу, заливая его кровью, а через миг покачнулось и рухнуло туловище, конвульсивно дергая конечностями. Из правой ладони трупа выкатилась серебряная духовая трубка.

Рогнус разжал впившиеся в мою плоть невидимые когти, но меня все-таки вывернуло. Хорошо, что я сегодня почти ничего не ел.

— Как ты убил ее, Рогнус? — прошептал я, вытерев губы рукавом. — Я же запретил!

«Это не я убил, к моему великому стыду за себя и тебя. Нас опередили, — довольным тоном сообщил дух. — Давай-ка, шевели ногами, лентяй!»

Я поспешил к трещине в стене, перешагивая через красные разводы — кровь убитой уже высыхала, превращаясь в сухую пыль.

В узком отнорке лежало еще одно человеческое тело. Едва я наклонился, оно пошевелилось.

Человек поднял голову, и я с трудом узнал Яррена. Его кожа посерела и растрескалась, как сухая земля после месячного зноя, губы почернели и запеклись. Но глаза — свирепые и почему-то ярко-синие, с полыхавшими у зрачков золотыми искрами — пару мгновений смотрели так, словно Яррен, и умирая, прикидывал — хватит ли ему сил убить и меня.