Жена Гоголя и другие истории - Томмазо Ландольфи

Шорох напоминал поскрипывание половиц. Старик, похоже, поднимался по деревянной лестнице. С площадки он мог пойти в другую половину дома или направиться за мной и невзначай зайти сюда. Я ринулся к открытой двери и, затаив дыхание, прислушался. Первоначальный шорох прекратился; его сменило почти неуловимое шуршание, точнее, шарканье хозяйских туфель. Шум нарастал, и вскоре к нему присоединился отчетливый, царапающий перестук собачьих лап по деревянному настилу.

Сомнения отпали: он и его собаки шли прямо по моим следам. Скорее отступать. Да, но куда? А если я упрусь в тупик? Времени на размышленье не было. Я юркнул в первую попавшуюся дверь, ведущую в глубь дома.

Едва я притворил ее, не закрывая наглухо из опасения наделать много шума, как на пороге появился мой старик. Он озирался, явно озадаченный: наверно, помнил, что закрывал входную дверь, которая теперь была открыта. Я понимал, что медлить более нельзя: собаки, замешкавшиеся в прихожей, вот-вот догонят старика и то, что ускользнуло от него, от них не ускользнет. Оставив наблюдение за действиями старика, я принялся искать очередную дверь. Поскольку в той комнатушке не было ни одного окна, я двигался на ощупь вдоль стены и, к счастью, не наткнулся на препятствия (иначе неизбежно себя бы обнаружил). Другая дверь никак не открывалась под моим умеренным напором. Отчаянное положение. Звук стариковской поступи неумолимо приближался. Возможно, он припомнил, что закрывал и эту дверь.

Впоследствии я так и не узнал, подозревал ли он хоть что-нибудь в тот раз. Сейчас я склонен думать, что хозяина частенько подводила память. Скорей всего, старик забрел на эту половину дома но собственным делам. В противном случае он без особого труда нашел бы гостя и тщетны оказались бы любые ухищренья.

И все же выглядел он так, как будто гонится за мною по пятам. Не успевал я заходить в одну из комнат, а он уже переступал порог предшествующей. Не стану обрисовывать подробно мои замысловатые, а заодно подслеповатые блуждания по незнакомым комнатам, проходам и гостиным. Перенесусь без проволочек к двери чулана, куда загнал меня мой каверзный гонитель.

За дверью начиналась длинная крутая лестница, ничуть не шире толщины стены. Делать нечего, и я проворно зашагал по лестнице. Внизу располагался сводчатый подвал иль винный погребок; свет попадал в него из узкой зарешеченной щели, одной из тех, которые я видел, осматривая дом снаружи. В углу подвала вздымалась гора картофеля, пустившего зеленовато-пестрые ростки; в другом, на слое пакли, раскатилось с полдюжины румяных яблок. Возможно, это и являлось целью старика, если, конечно, у него вообще была какая-нибудь цель, помимо моей персоны. Так или иначе, я снова устремился в единственный проход, черневший в глубине подвала. И снова оказался на ступеньках полуразбитой лестницы, покрытой плесенью. В какое сумрачное подземелье я спускался? Сойдя на несколько ступеней, я замер, напрягая слух: старик, не торопясь, спускался по первой лесенке. Из-за собак мне нужно было оторваться от него как можно дальше. Я поспешил вперед.

В подземелье растекалась густая темнота, теснимая отчасти худосочным светом, сползавшим вниз из лестничного жерла. При этом малосильном освещении я рассмотрел подобье склепа с сырыми стенами, подернутыми бледным мхом и редкими пучками почти белесого венериного волоса. Два черных зева расходились из пещеры ижицей. Ни тот и ни другой мне не сулили никакого утешенья. В этот момент над головой раздался приглушенный звук: наверное, хозяин вышел из подвала. Поднявшись, я убедился, что подвал пустой. Значит, он отказался от погони, мнимой или настоящей.

Но я не очень-то от этого выигрывал; важнее отыскать другой маршрут, чтобы не возвращаться пройденным путем. Меня обуревало любопытство; коль скоро представлялся такой удобный случай, я захотел исследовать подземные ходы, а там, как знать, и выбраться на волю.

Наобум я двинулся по левому пути, напоминавшему расширенный подземный лаз, но не мощеный, а утрамбованный. Меня приободряли не столько пистолет (он мало бы на что сгодился в этой теми), сколько те самые три спички, которые при надобности я смог бы запалить и, уж конечно, должен был беречь на крайний случай. И все же я забеспокоился, когда, пройдя немного и прислонившись к скользкой стенке, понял, что коридор неумолимо уходит вглубь. Но я продолжил спуск и не скажу, каков он был и сколько длился. По малом времени я вдруг почувствовал, что нахожусь в просторном месте. Пришлось пожертвовать одной из спичек. Передо мной возникла обширная пещера со множеством ослизлых сталактитов. При свете догоравшей спички я различил неподалеку третью лестницу, тонувшую в подземной бездне, и снова погрузился в непроглядный мрак.

Не скрою: я слегка опешил. Но завладевший мной порыв (нечто гораздо большее, чем просто любопытство) взял верх. Вслепую я устремился и по этой лестнице. Казалось, у вероломно скошенных ступеней нет конца, однако и они иссякли. Тогда, словно в награду за мое долгоупорство, откуда-то забрезжил слабый свет, а может, это было лишь его предчувствием. Пройдя по галерее и повернув за поворот, я различил в неясной дали клочок мерцающего неба сквозь узкую расселину в скале. Наконец я подошел к ней и кое-как взобрался по завалу из стволов, камней и дерна.

Человеку там вовсе не пройти. Вид, открывавшийся оттуда на долину, немного отличался от привычной для меня картины. Исчезли заслонявшие обзор возвышенности. Я оказался в недрах не только дома, но и самих гор.

Расселина посапывала хладным сквозняком. Я медленно спустился и пристальнее осмотрел ее внутри. Широкий раструб галереи обрамляли блестящие от влаги стены. И стены, и земля пестрели липкими, разбухшими наростами — отвратными на вид грибами; испуганно метнулась из-под ног невиданных размеров алебастровая ящерица или другая омерзительная тварь.

Ближе к середине галереи я обнаружил прежде не замеченный глубокий сводчатый проем, проделанный в скале. В проем вела старинная, обитая железом дверь — сейчас она была открыта внутрь — со смотровым отверстием и маленькой решеткой. Дверь темницы. Возможно, предки моего хозяина держали в этом леденящем кровь узилище своих непобежденных недругов. Темница пучилась тяжелым сумраком, не пропускавшим блеклый свет расселины.

Глава одиннадцатая

Настал черед употребить вторую спичку, и я зажег ее с великими предосторожностями, желая непременно сохранить оставшуюся, третью, на обратный путь. Непродолжительное пламя озарило тесную пещеру. Тут и там виднелись признаки людских стараний. Стены подпирала каменная кладка, в иные трещины вколочены обтесанные глыбы. Все это делало пещеру надежным местом заточения, откуда невозможно совершить побег. Стены, а также пол и свод являли зрелище, мрачней которого я не видал. Их покрывали белоснежные шары, волокна, пузыри, бубоны или коконы (не знаю, право, как еще их называть) различных форм. Я принял их вначале за грибы, но это были жуткие соцветия из плесени; едва я к ним притрагивался, как эти рыхлые ростки мгновенно распадались и оставляли на ладони полузаметную испарину.

Тошнотная растительность настолько отвлекла мое внимание, что лишь в прощальном сполохе обуглившейся спички я разглядел прелюбопытнейший предмет. Слева от меня в стене торчало массивное железное кольцо; с него свисала ржавая, увесистая цепь. Как будто ничего особенного. Особенным, однако, было то, что на кольце покоился букет цветов, переплетенных наподобие венка. Здесь цветы: отколь? И в довершение чудес, цветы казались свежими.

Я находился на распутье. Как быть: пожертвовать последней спичкой и на обратный путь довериться лишь осязанию? Но слишком неправдоподобным показалось мне увиденное — я чиркнул третьей спичкой.

И верно: свежие — осенний лютик, дикий или одичавший. Я созерцал их со священным трепетом, припоминая смутно, что видел перед домом несколько пучков. Что это значило? Как ни старался, я ничего не понимал. Безмолвие и смрадный дух окутанного тайной подземелья начинали не на шутку будоражить нервы. С меня довольно — вон отсюда.

На этом утренние треволнения не кончились. Расставшись с тусклым светом, исходившим из расселины, я снова должен был преодолеть во тьме заведомо бугристый, долгий путь. Уже я начал подниматься по ступеням нижней лестницы, как сверху до меня донесся легкий шум шагов. Опять старик? Или, что хуже, его собаки, пробравшиеся ненароком в подземелье? Я насторожился. Шаги, похоже, были человеческими, но в них не слышалось привычного мне шарканья бабуш. А если это не старик, то кто? А если все-таки старик, зачем ему бежать? И если он забрел так глубоко и не догадывался о моем присутствии, то почему я не услышал его раньше? Что делать: отступить обратно в галерею и там, при слабом свете, защищаться от неизвестного врага? Я совершенно растерялся. Внезапно звук шагов стремительно угас. Я двинулся наверх с предельной осторожностью.