Тайная жизнь растений - Ли Сын У

О том, что следователи в штатском обшарили каждый уголок комнаты брата, я узнал позже. Все до одной фотографии были конфискованы. Разве могло мне прийти в голову, что брата и его друзей будут допрашивать в полиции, что его отошлют в армию, ампутируют ему ноги и лишат всех его фотографий?

Брат потерял ноги и свое дело. Он больше не фотографировал. Сунми он тоже потерял. Я не знал, как они расстались. Знал только, что теперь ее не было рядом с ним. Я забрал у него только фотоаппарат, а он потерял так много. Мысль о том, что я продал фотоаппарат с пленкой внутри и оставил в магазине имя брата, неотступно преследовала меня, невыносимо было осознавать, к каким последствиям все это привело.

Вот так я стал должником. Я был закабален. Мой долг огромен, неподъемен. Временами я думаю, что мне не хватит всей жизни, чтобы заплатить долг брату.

12

Когда я протянул брату новый фотоаппарат — точно такой, как тот, что я продал несколько лет назад, — он не сказал ни слова и отвел взгляд. Похоже, ему мое поведение показалось подозрительным и странным. Видно было, что он не знал, как реагировать. Внимательно наблюдая за братом, я промямлил, что здорово бы было, если бы он снова начал фотографировать. При этих словах мое сердце сильно забилось. Я, конечно, не надеялся таким вот образом расплатиться со своим долгом. Нет, но я искренне хотел, чтобы брат опять загорелся идеей фотографии. Я хотел увидеть его прежнего — самоуверенного, гордого, даже немного надменного.

Однако отдать ему фотоаппарат было нелегко. Я сомневался: а вдруг это бессовестный поступок с моей стороны, который напомнит брату о тех унижениях, которым он подвергся по моей вине, вдруг это совсем сломает его, что тогда? Я долго колебался. Фотоаппарат три дня лежал на моем столе, как бесполезное и неуместное украшение. Я знал, где он должен быть, и, наконец, решился. Собрав все свое мужество, я взял фотоаппарат и пошел к брату в комнату.

— Я обошел всю улицу Чонно, чтобы найти его. — Молчание брата так смущало меня, что я говорил все, что приходило на ум.

Насчет того, что мне пришлось попотеть, чтобы найти камеру, я не врал. Таинственный клиент, звонивший мне, уплатил задаток, и теперь я располагал внушительной суммой. После моих воплей о том, что я не собираюсь работать на него, тратить эти деньги было неумно. Надо было во что бы то ни стало вернуть их. Но, как это сделать, я не знал, и мой клиент планомерно давил на меня, настаивая на выполнении работы. У меня и так не было твердой решимости отказывать ему, а когда я увидел круглую сумму на своем счете, мое сердце дрогнуло. Чувство вины, которое преследовало меня поначалу за то, что я хочу потратить деньги этого человека, вытеснила мысль о покупке нового фотоаппарата брату. Мне даже пришло в голову, что деньги специально появились, чтобы толкнуть меня на этот шаг, и я считал уже чуть ли не долгом своим потратить то, что само плыло в руки.

Я пошел на улицу Чонно искать тот самый магазин, где давным-давно я продал камеру брата. Казалось, его будет несложно найти, но на узкой улочке, сплошь увешанной крохотными вывесками, было полным-полно магазинов фототехники, похожих друг на друга так, что отличить один от другого было невозможно. Одинаковые по размеру таблички с похожими названиями сбивали с толку. Я тщетно надеялся встретить хозяина той лавки — невысокого, лысеющего, полного мужчину сорока лет с красным лицом. Его нигде не было. Я обошел улицу несколько раз, и в какой-то момент мне пришла в голову здравая мысль, что поиски совершенно бесполезны — я уже еле волочил ноги от усталости и с радостью остановился. Даже если бы я нашел тот самый магазин и того самого продавца, вряд ли мне удалось бы достать тот самый фотоаппарат. Конечно, это было бы потрясающе — фотоаппарат, впитавший тепло рук брата, тепло его души, но возможно ли, что тот самый продавец хранит его у себя по сей день? В конце концов, я решил, что достаточно будет просто купить фотоаппарат той же модели. Зайдя в первый попавшийся магазин, я купил Никон FM2, отдав за него приличную сумму.

Брат слушал мой нудный, сбивчивый рассказ, не произнося ни слова, чем ужасно смущал меня.

«Зря старался». — Вот и все, что я услышал в ответ. Его отказ был очевиден, но я, делая вид, что не понимаю этого, произнес заготовленную заранее речь. Запинаясь поначалу, я потихоньку разошелся, и слова полились на удивление свободно.

— Помнишь? Как я приходил к тебе в комнату посмотреть снимки, которые ты сделал. Как ты рассказывал мне о некоторых. «Посмотри, вот здесь все правда», — говорил ты, и твой голос немного дрожал от волнения. «Правда здесь», — говорил ты. «Я фотографирую, чтобы запечатлеть и засвидетельствовать то, что происходит на самом деле». Ты казался таким уверенным и взрослым, когда говорил это. Через твои фотографии мне открывалась правда о том, что происходило в те годы. Я не читал газет, и мне это было не нужно. Ведь ни одна газета не могла рассказать о событиях тех дней честнее и откровеннее, чем снимки, которые ты делал. Я видел голые факты и ощущал боль и безнадежность, ненависть и скорбь нашего времени…

Мой голос тонул в темноте комнаты. Я не выношу серьезных разговоров, но теперь был, как никогда, серьезен. Почему некоторые воспоминания причиняют страдания даже спустя много лет?

— Но когда я смотрел на твои снимки, то чувствовал какое-то облегчение. Тогда я не понимал, почему, но теперь, кажется, додумался. На фотографиях были цветы, деревья, облака, небо — разве не прекрасно все это? Я искал на снимках не только гнетущую реальность, но и легкость красоты. Я был в целом согласен с тобой, с тем, что честность и нравственные принципы должны определять точку съемки и ракурс, но мне хотелось чего-то еще, например, чтобы на твой выбор влияли еще чувства и фантазия. Ты был одержим идеей исторической и общественной правды, а я ждал, что ты пойдешь дальше и откроешь сердце природе, человеку. Мне хотелось, чтобы ты не закрывал глаза на другую сторону истины. Чтобы ты снимал, ну, не знаю, например, наготу женщины, красоту любимого лица. А цветы, деревья, облака, небо — были бы фоном. Ты же знаешь, что я тайком пробирался к тебе в комнату и уносил фотографии, — то одну, то другую. Может быть, тогда я искал именно такой снимок.

Я заметил, как исказилось лицо брата. «Не возвращайся к прошлому», — кричало что-то внутри меня. Я подумал, что надо остановиться, но не смог. Мной овладела страсть, сдержать которую было мне не по силам.

— Начни снова фотографировать. Посмотри на мир через объектив, как раньше. Ты должен свидетельствовать о красоте мира твоими снимками. И я получу прощение. Ради меня, пожалуйста…