Золото Советского Союза: назад в 1975. Книга 2 - Сергей Майоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хорошая литература. Может пригодиться, когда возьмёмся тему Колчака шерстить. А нет — в университетскую библиотеку Белый дом сдадим.
Мы упрятали свою сумку на дно сундука и завалили сверху игрушками, которые разбросали в процессе изучения.
Ничего суперценного, конечно, здесь не нашлось, но почему-то на душе так хорошо, будто в кругу семьи побывали.
Мы не заметили, как пролетело время. Пока копались в игрушках, настало время идти в больничку. А больничка-то всё та же — третья городская. Скоро мы сюда как к себе домой будем ходить.
В регистратуре мы спросили про гражданина Слизко из шестой палаты, и нас не хотели пускать, потому что не родственники.
— Мы больше, чем родственники. Мы его спасли, вот пришли навестить. Между прочим, по просьбе милиции.
— Спасли? Подождите, спрошу, — подобрела дежурная и ушла вперевалку, как утка. Мы остались ждать.
Больница изнутри навеяла мне детские воспоминания. Я лежал с бронхитом, мама лежала со мной. А было мне в ту пору года три. Стало быть, это ещё в посёлке. Мне ставили банки и горчичники. И то, и то противное, но банки вызывали во мне просто животный ужас. Приходила медсестра, приносила полный поднос банок, накрытых марлей. А кроме того, вазелин, которым смазывали спину, спички и деревянную палочку с намотанной на неё ватой и спирт. И когда этот мини-факел макали в спирт, поджигали и приближали на критическое расстояние ко мне, а я должен был лежать смирно и ни в коем случае не шевелиться, вот тут наступал атас. Потому что один раз при мне так подожгли мужика. Медсестричка была совсем молодая, и в какой-то момент у неё дрогнула рука. Спина мужика, покрытая зарослями волос, полыхнула моментально. Девчонка ойкнула и накинула одеяло на горящего пациента, но мне этой доли секунды хватило, чтобы травмировать нежную детскую психику.
— Что, доча, подпалила? — принюхался удивительно спокойный дядька.
— Простите, — всхлипнула та.
— Да не переживай ты, не впервой, — махнул мужик рукой.
— Давайте, я побрею, — подскочила медсестричка.
— Не надо. Что ж мне, лысому из-за этого ходить? Спина мёрзнуть будет.
Девочка трясущимися руками начала снова поджигать свой факел, но тут вошла пожилая техничка.
— Палёной шерстью несёт, — с порога определила она. — Кузьмич, тебя что ли подожгли. Это кто ж такой криворукий?
— Не шуми, Матрёна, — крякнул пострадавший. — Сама-то небось тоже так делала.
— Ох, горе луковое. Давай сюды, — отобрала техничка факел, запалила его и ловко понаставила банок Кузьмичу полную спину. Одну даже на задницу прилепила, оттянув резинку трусов.
И вот после этой картины с банками подступились ко мне. Был скандал. Я брыкался и кусался, а взрослые меня уговаривали и ругались. Потом всячески пристыдили и продемонстрировали, как маленькая и худенькая девочка безропотно терпит подобное же издевательство. Я сдался. Никто меня не поджёг, конечно, но ведь потом ещё нужно было отлежать под одеялом, чтобы банки не послетали. А они чесались и тянули кожу.
После первой подобной процедуры я бежал закрывать дверь в палату, едва заслышав стеклянное бряканье в конце коридора. И только пример тихой девочки заставлял меня соглашаться на банки.
И ведь явно сельская больница не могла быть похожа на городскую, но меня посетило дежавю ещё в коридоре. Светлые стены, арочные своды и окошки над дверями в палаты. Ну и конечно запах! Ни с чем не сравнимая смесь хлорки, йода и кварцевой лампы. Такое ощущение, что я здесь был. Но ведь это не так.
Палата номер шесть жила упорядоченной больничной жизнью. Процедуры, капельницы, горькие порошки… Когда мы нарисовались, обитатели палаты закончили полдник и резались в домино на свободной койке. Посетители с авоськами несли своим болезным витамины и сладости. И только мы как два нахохленных сычоныша, не спешили обнять дорогого человека и всучить ему цитрусовые.
— Здрассьте, кто тут гражданин Слизко? — спросили мы на пороге.
— Вон там, — кивнул нам ближайший к дверям лежачий пациент.
Сам он не отрывал глаз от входа. Не иначе, ждёт кого-то.
— Андрей Слизко? — добрались мы до нужной койки.
На ней лежал худой мужик в полосатой фланелевой пижаме. Из-за его худобы и мешков под глазами определить его возраст можно было только приблизительно — от тридцати до пятидесяти. Хотя я в свои пятьдесят два выглядел явно лучше и свежее. Не в смысле сейчас, а пока я в старом теле был.
— Я. А вы кто?
— Не узнаешь? Это мы тебя из дома вытащили.
— А-а, вы значит. Курить есть?
— Нету. Курить вредно.
— Комсомольцы, — махнул он рукой.
— Тимуровцы. Пришли тебе по хозяйству помочь, а ты там богу душу отдаёшь. Мы сперва не хотели мешать. Мало ли, вдруг тебе жить надоело.
— Может, и правда надоело. Зачем тогда вмешались?
— Ангел явился. Нечего, говорит, этому бомжу на небесах делать. Отмойте хоть сперва.
— В морге бы отмыли.
— В морге. Да кому ты нужен! Так и лежал бы, гнил, пока одни кости не остались.
— Тьфу! Вы зачем припёрлись?
— Да так, повиниться хотели. Мы твою избушку взорвали вчера. Ты уж не обессудь, кто ж знал, что она тебе ещё пригодиться может.
— Как взорвали?
— Очень просто. Гранату кинули. А она возьми и взорвись.
— А жить я где буду?!
— А ты будешь жить? Мы тебе яду хотели предложить. Чтобы больше не мучиться, — вдохновенно подхватил Лёха, доставая из кармана таблетку глюкозы.
— В-вы чего? — аж заикнулся бедолага.
— Да ладно. Пошутили мы. Кто жить хочет, того мы не травим, — подмигнул Лёха и забросил себе в рот таблетку, с аппетитом хрумкая ей.
— А про дом?
— Стоит твой дом. Но граната на самом деле была. Из-за наличника твоего выпала.
— Откуда бы?
— Нам самим интересно, откуда могла взяться граната полувековой давности. Ты никаких историй на эту тему не слышал?
— Погодите. Голова кругом. Рассказывал мне дед, как его тётка в Гражданскую с чехом одним спуталась. Замуж вроде даже собиралась.
