Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 16. Анатолий Трушкин - Анатолий Алексеевич Трушкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Больше, конечно, не вру, а обещаю. Жене ни с того ни с сего пообещал шубу норковую к Восьмому марта, теще обещал достать путевку на Гавайские острова, тестю — воблу. Правда, все это я им обещал первого апреля.
В семье все стали мне врагами, я начал опасаться за свою жизнь и, наверное, погиб бы, но вовремя попал под асфальтовый каток.
Он на меня наехал. Не наехал, а чуть придавил, но я испугался до смерти, и вранье из меня вылетело. В семье был объявлен праздник, гуляли два дня, я вернулся к нормальной жизни.
Лектор руками развел, говорит:
— Я верю… только в то… что вы побывали под катком. А в плане науки здесь не все чисто.
Я ему говорю:
— Я сам понял, что что-то здесь не чисто, потому что на третий день после катка я у дочери украл рубль, а деньги у меня были. На четвертый день соседка на секунду зазевалась, оставила у двери авоську с картошкой — я упер. Своей картошки у нас навалом.
Но! Я не просто начал воровать, я еще начал учить всех жить — открылись сразу две способности. Мог это делать одновременно. Больше всего любил учить насчет того, что воровать нельзя, нехорошо.
Жена хотела свести меня к врачам, потом говорит:
— Пойди сперва узнай, кому принадлежит каток.
Катка на том месте уже не было, я только узнал на всякий случай, кому принадлежит дом, возле которого меня придавило… ЦК КПСС!
Жена, как узнала, упала в обморок, потому что, как она потом объяснила, в этом случае ко врачам идти бесполезно, это неизлечимо.
И действительно, не зря она в обморок падала — жизнь в семье изгадилась. Дети обедают, боятся отвернуться на секунду — без куска останешься.
Я принял решение покончить с такой жизнью. Ночью вышел на шоссе, и первой же машиной вдарило меня об асфальт так! Машина, кстати, даже не остановилась — вдарило меня так, что уже в больнице, как только вернулось сознание, я стал все раздавать людям: врачам, сестрам, нянечкам, больным, посетителям.
Жена плакала от счастья, несла и несла из дома — дескать, раздавай, только не воруй.
И я сам повеселел, разговорчивый стал… Но на пятый день сосед по палате говорит:
— Что это ты… о себе ни слова, а других замучил — расспрашиваешь, расспрашиваешь — и где родился, и кто родители, и чем занимаются?
Я помертвел от догадки. Сестра моя срочно забрала детей к себе, тесть с тещей исчезли бесследно, жена ходила в маске, чтобы я ее реже узнавал.
Но вчера она прибегает:
— Нашли тех, кто сбил тебя. Вроде это крупные бизнесмены.
То есть, когда я расспрашиваю, я не выпытываю, я налаживаю деловые контакты. То есть скоро мы должны разбогатеть.
Лектор вскочил, кричит:
— Разбогатели вы?
Я говорю:
— Нет.
Он говорит:
— Вот видите! Я же предупреждал: или чистая случайность, или нечистый эксперимент!
И опять что-то про редких идиотов, что здесь он ошибся, что, оказывается, они встречаются сейчас гораздо чаще, чем он думал.
Но меня это не касается. А я сам вот что думаю:
«Не разбогател потому, что недавно сбило. А насчет случайности — может быть. Может быть, и случайность. Скорее всего так и есть».
НО ЧТО ИНТЕРЕСНО! — Я ДОКОПАЛСЯ — МУЖ У ТОЙ ЖЕНЩИНЫ, КОТОРАЯ ВИДИТ ОДИН СКЕЛЕТ, — РЕНТГЕНОЛОГ!
Реализм
Начальник тюрьмы майор Корчагин, был в оторопи. Он только что прочел заявление заключенного Позорнова, которое заканчивалось словами «…так как хочу быть в первых рядах строителей коммунизма».
Через пять минут в кабинет к нему ввели Позорнова.
— Сам писал?! — выпучив глаза, спросил майор.
— Ну.
— Ты же в тюрьме сидишь!
— Ну.
— Фальшивомонетчик!
— Ну и что?
— Жулик! Аферист! Тварь!! И мы с тобой будем состоять в одной партии?!
— Ну… — Позорное сплюнул и развил мысль. — Из партии-то сейчас, как из тюрьмы… Вас всего двое осталось, вы и опер, даже ячейки не получается. А со мной будет трое! Но у меня условие. Секретарем меня, чтобы потом льгота была — отдельная камера.
Он осекся — Корчагин тянулся к кобуре.
Позорнов выскочил из кабинета.
От пережитого в виске стучало. Корчагин замер, задремал. Ему виделось, что примеру Позорнова последовали другие заключенные, и вот уже у него в тюрьме все коммунисты. Самая сильная первичная организация среди тюрем Союза. Вот уж тюрьма на правах райкома партии, обкома, ЦК КПСС. Вот уже он совмещает посты Генерального секретаря и начальника тюрьмы. Уже не коммунистов не привлекают к ответственности, сажают везде по всей стране только коммунистов. И вот… тюрьма выдвигает его на пост Президента.
Корчагин отогнал сон, нажал на кнопку селектора.
— Вот что, — сказал он полушепотом, когда они с Позорновым остались вдвоем, — давай поговорим как коммунист с коммунистом.
— Я передумал, — отрезал Позорное, — товарищи в камере со мной сидят… за совращение малолетних, сказали, уважать тебя перестанем. А мне еще сидеть и сидеть.
Позорнов вышел. Корчагин потянулся к кобуре.
Поговорили
(сценка)
Действующие лица:
ПЕРВЫЙ.
ВТОРОЙ.
МАЛЬЧИК.
На сцене Кремль. Под Кремлем сидит Мальчик, худой и грязный. Справа появляются Первый и Второй.
ПЕРВЫЙ. Важно не только начать обещать. Надо обещать круглые сутки. И не важно что.
ВТОРОЙ. Чтобы люди верили нам, мы теперь обещаем отсечь себе руки, если что не так.
ПЕРВЫЙ. Я вам откровенно скажу: мало одних рук. Обещайте отсечь себе еще что-нибудь. Посоветуйтесь с товарищами, с женой.
ВТОРОЙ. Мальчик какой-то!
ПЕРВЫЙ. Ну, как взглянуть. С одной стороны мальчик, а с другой — это ведь наш народ… Грустный что-то.
ВТОРОЙ. Палец сосет.
ПЕРВЫЙ. С чего бы это у нас народ палец сосал? Что бы это могло значить?.. Это значит, что ему сейчас важней всего встреча с руководством. (Гладит народ по голове.) Ты кого больше любишь, Горбачева или Павлова?
Народ пукает.
Горбачева.
ВТОРОЙ. А по-моему, он сказал: Павлова.
ПЕРВЫЙ. Да нет, Горбачева. Надо же уметь слушать голос народа. И надо уметь общаться с народом. (Достает текст, читает) Товарищи, надо потерпеть еще немного. Все у нас будет, уверяю вас: и свой хлеб, и свой картофель. Детское питание наладим. Со стариками можем не успеть. Так они уже привыкли без питания.
Народ пукает.
И это будет. Обещаю. Беру под личный контроль. Конечно, мальчик, тебя сейчас больше всего интересуют международные отношения. Мы
