СВР. Из жизни разведчиков - Алексей Полянский

Мой бунт на коленях был быстро подавлен.

И вместо того, чтобы писать в Москву гневную телеграмму с выражением протеста, я принялся набрасывать план операции по скрытой доставке «А-восьмого» в Баден. Отвел на все два дня.

Условным телефонным звонком я вызову своего помощника на внеочередную явку. Она состоится по разработанным ранее условиям связи на следующий день, 10 ноября, в 17 часов у входа в Музей истории искусств на площади императрицы Марии Терезии.

Машину поставлю примерно в пятистах метрах от этого места в одном из пустынных переулков за Дворцом ярмарок. Вот только как правдоподобнее объяснить «А-восьмому» необходимость его поездки в Баден…

На излете осени в Вене темнеет быстро.

Хотя с утра стояла ясная погода, после полудня небо затянули плотные облака. В пять часов пополудни уже начало смеркаться. Самая лучшая погода для шпионов.

В назначенное время я зашагал от Ринга на площадь императрицы Марии Терезии. Еще издали я заметил у входа в музей стройную фигуру, облаченную в светлый плащ.

Это — «А-восьмой». Я прошел, не подавая вида, мимо него. По условиям связи он должен следовать за мной до конца квартала и мог подойти ко мне лишь тогда, когда мы свернем за угол.

Все получилось как по писаному.

Догнав меня, «А-восьмой» пошел рядом. Мы поздоровались и молча обогнули Дворец ярмарок, углубившись в безлюдные переулки. Дошли до стоявшего здесь автомобиля. Я оглянулся — «хвоста» за нами не было. Прохожих мы не встретили, и никто не видел, как мы сели в машину.

«А-восьмой» молчал. Но я чувствовал, что ему очень хотелось узнать, чем вызвана срочная встреча.

Он терпеливо ждал, когда ему объяснят, в чем дело.

— Дорогой друг, — начал я, стараясь держаться как можно непринужденней, — сожалею, что побеспокоил вас. Но есть очень срочное дело, в котором требуется ваша помощь.

— Я всегда в вашем распоряжении, — вежливо сказал «А-восьмой». — Слушаю вас внимательно.

У меня сдавило горло.

Чертовски неприятно лгать, особенно во имя неправого дела. А сейчас я вольно или невольно брал на себя роль злодея, ибо отправлял в тюрьму невинного человека.

— Нам надо через час быть в Бадене у наших военных. — Мой голос звучал хрипло и, откашлявшись, я продолжил: — Им требуется срочная консультация насчет одной валютной операции. Вы именно тот человек, который нужен. К тому же они до сих пор помнят о вас.

Говоря о военных, я имел в виду контрразведчиков из советской группы войск, штаб которой располагался в Бадене, небольшом курортном городке примерно в тридцати километрах к югу от Вены.

Когда в апреле 1945 года Красная армия вошла в австрийскую столицу, сотрудники военной контрразведки «СМЕРШ» установили контакты с некоторыми нашими агентами и использовали их, пока здесь не создали резидентуру внешней разведки.

Я почувствовал, что он успокоился, как-то расслабился, взгляд его прояснился, а морщины на лбу разгладились.

Болтая всякую чепуху, лишь бы не думать о том, что нас ждет впереди, я гнал свой «опель-капитан» по Виндерхауптштрассе, главной транспортной магистрали четвертого района, а затем по окраинной Триестерштрассе.

Последние полчаса мы молчали.

Я гнал на такой скорости, что боялся отвлечься.

«А-восьмой» сидел съежившись.

Мы только слышали свист от соприкосновения шин с бетоном.

В дальнем свете фар мелькнул светящийся указатель: мы въезжали в Баден. Я сбросил скорость: по узким и темноватым улицам не разгонишься.

С военными контрразведчиками было договорено, что в целях конспирации я передам им нашего агента не в управлении — этот дом, охранявшийся часовыми, был известен всему городу, — а на служебной вилле. Она не просматривалась с улицы, так как находилась посредине небольшого парка, окруженная вековыми деревьями.

Не дожидаясь вопроса, я сказал «А-восьмому» об этом.

Он уже отошел от нашей бешеной езды и, улыбнувшись, благодарно взглянул на меня:

— Спасибо, вы всегда так сердечно заботитесь обо мне.

Кровь бросилась мне в голову.

Знал бы мой верный помощник, на что я его обрекаю. Но он не заметил моего состояния, а я, притормозив, свернул на узкую дорогу, ведущую к вилле.

Нас уже ждали.

Не успел я нажать кнопку звонка, как массивная дверь с мордой льва, державшего в зубах начищенное до блеска медное кольцо, сразу отворилась.

Молодой человек в штатском провел нас через холл, торцевую часть которого украшал большой витраж — два конных рыцаря, один в черных доспехах, другой — в красных, сошлись в смертельной схватке.

Штатский провел нас в коридор, повернул направо и, открыв вторую дверь, пригласил в комнату.

Она служила раньше библиотекой: по стенам тянулись полки, набитые книгами, посередине стоял массивный прямоугольный стол и старинные стулья с высокими спинками.

Мы подошли к дивану, деревянному, без обивки.

Молодой человек остался у входной двери.

— Снимайте плащ и располагайтесь поудобнее, — обратился я по-деловому к «А-восьмому». — Прошу прощения, мне нужно на минутку отлучиться.

Он послушно повесил плащ на вешалку и, обернувшись ко мне, откликнулся:

— Надеюсь, Францль, вы долго не задержитесь.

Шутливая нотка прозвучала в его голосе. Так может сказать только друг.

Но я уже шагнул к двери и не глядел на него.

В коридоре мне повстречались двое.

Одного контрразведчика я знал и кивнул ему.

Он поздоровался.

Они пришли за «А-восьмым».

А я направился к выходу и больше его не видел.

Через день некоторые венские газеты в разделе уголовной хроники сообщили о таинственном исчезновении известного адвоката Н.

Полиция, по просьбе жены и родственников, занялась расследованием. Но оно ни к чему не привело. Да мало ли людей в послевоенной Вене исчезало без следа…

Позже, когда я вернулся а Москву, мне стало известно, как разворачивались события в Центре, решившие судьбу нашего старого агента.

По прибытии из Вены «Фред», спасая свою шкуру, — ему грозило увольнение — упорно настаивал на том, что его расшифровал перед американцами «А-восьмой». Больше, мол, некому.

Правда, моя высокая оценка надежности агента и положительные результаты проверки сильно подорвали версию перетрусившего нелегала.

Начальник управления генерал Тихонов уже начал склоняться к тому, что виноват во всем сам «Фред», возведший напраслину на «А-восьмого», чтобы обелить себя. Наш шеф был уже готов именно так расценить этот инцидент.

Но тут энергично выступил против заместитель начальника управления, недавно пришедший в разведку по набору Центрального Комитета КПСС.

Этот бывший секретарь одного из обкомов партии мало разбирался в шпионаже, но зато был вхож в кабинеты на Старой площади. Он сразу смекнул: руководителям управления, и ему в том числе, крепко влетит за «Фреда».

Ведь на него возлагались большие надежды. Он должен был укрепить нашу разведку в Соединенных Штатах, занимавшуюся атомным шпионажем. А сколько усилий было потрачено на подготовку, сколько денег ухлопали. Начнут разбираться: куда смотрели.

И совсем другое дело, если провал можно списать на предательство агента, помогавшего в устройстве «крыши» для нелегала.

Тут трудно все предусмотреть.

К бывшему партаппаратчику присоединились начальник американского отдела, которого сослуживцы за глаза прозвали «пожарником», и секретарь партбюро управления — тот боялся, что его обвинят в политической близорукости: не разглядел истинного морально-политического облика «Фреда».

Другой заместитель начальника управления, многоопытный и мудрый генерал-майор, честный и порядочный профессионал, сразу раскусивший, что «Фред» просто сподличал, поддержал мои предложения.

Но спевшаяся троица нажала на генерала Тихонова, запугала его.

И тот не устоял, сдался и доложил руководителю внешней разведки «фредовский» вариант событий.

Последовало решение негласно задержать «А-восьмого», доставить в Москву и передать в следственную часть контрразведки, где от него добьются признательных показаний. Остальное было делом чекистской техники.

В 1952 году меня отозвали на работу в центральный аппарат.

Я получил повышение — стал начальником восточного отдела управления нелегальной разведки.

Новый регион, новые заботы, новые проблемы.

Не то, чтобы я забыл про «А-восьмого» — такое не забывается.

Но круговерть дел поглотила меня целиком.

Однако лет через пять, во время хрущевской оттепели — я сидел уже в кресле заместителя начальника управления и примерял генеральские погоны — судьбе было угодно вновь напомнить мне о старом агенте.

Раздался телефонный звонок, и голос начальника американского отдела (это был все тот «пожарник», карьерист, сыгравший роковую роль в судьбе «А-восьмого») почтительно осведомился, мог бы он зайти ко мне по срочному вопросу.