Искусство слышать стук сердца - Ян-Филипп Зендкер

Тин Вин совсем забыл о табуретке, оставленной вчера Су Кьи почти на самой дорожке. Он споткнулся, упал ничком и ударился о твердую землю. Боль в ушибленной лодыжке заставила его вскрикнуть. И кажется, он разбил лицо. К слюне во рту примешался солоноватый привкус крови.

Он лежал не шевелясь.

Что-то проползло по щеке, перевалило через нос, пересекло лоб и скрылось в волосах. Гусеница? Нет, они ползают медленнее. Муравей? Или жук? Тин Вин понял, что больше не способен отличить муравья от жука, и заплакал. Тихо, без слез, как животные. Он не хотел, чтобы его увидели плачущим.

Потом он стал водить ладонью по земле. Пальцы ощущали холмики и ложбинки. Поверхность, которую мальчик привык считать ровной, вовсе таковой не являлась. Сколько тут мелких камешков и бороздок! Как же раньше он не обращал на них внимание? Ему попался прутик. Тин Вин зажал находку между большим и указательным пальцем и почувствовал, что видит ее. Не глазами. Картина была мысленной, сотканной из множества других прутиков, встречавшихся ему прежде. Интересно, сохранится ли эта способность видеть мир через окно прошлых воспоминаний? Он подумал о Су Кьи и тоже увидел ее лицо. Мысленно.

Тин Вин стал прислушиваться к земле. Она жужжала и тихо, едва слышно, пела. Источников звуков мальчик не знал и даже не догадывался, кому они могут принадлежать. И тогда Тин Вин понял: отныне и до конца жизни его проводниками станут руки, уши и нос. Научится ли он им доверять? Ведь до сих пор не верил никому и ничему.

Подошла Су Кьи и усадила его на землю.

— А табуретка-то была прямо перед тобой, — без тени упрека сказала она.

Подумала, наверное, что мальчик засмотрелся на небо, на птиц.

Су Кьи сходила в дом, принесла миску с водой и тряпку. Тин Вин прополоскал рот, а она промыла ему лицо. По тяжелому дыханию мальчик догадался, что Су Кьи сильно перепугалась.

— Очень болит? — спросила она.

Тин Вин кивнул. Во рту снова появился привкус крови.

— Идем в дом, — сказала Су Кьи и встала.

Тин неподвижно сидел на земле. Он потерял ориентацию и теперь не знал, в каком направлении идти.

— Ты почему не идешь? — послышался голос вернувшейся Су Кьи.

— Я… я ничего не вижу.

Су Кьи не заплакала, не запричитала. Она протяжно завыла, да так, что вой этот был слышен по всему Кало и многих перепугал. Даже годы спустя люди вздрагивали, вспоминая то декабрьское утро.

Окулиста в Кало не оказалось, а доктор, к которому Су Кьи на другой день привела Тина Вина, лечил все подряд. Осмотрев мальчика, он весьма изумился. Слепота в раннем возрасте? Без повреждения глаз? Такого в своей практике он припомнить не мог. По мнению врача, причиной слепоты никак не могла стать опухоль мозга — тогда бы у Тина Вина кружилась и болела голова. Возможно, нервное расстройство или что-то наследственное. Лечения он назначить не мог. Для этого нужно знать причины. Конечно, в Рангуне, где есть окулисты, мальчику сумели бы поставить точный диагноз. А так… остается лишь надеяться, что зрение вернется столь же загадочным образом, как и исчезло.

13

В первые месяцы слепоты Тин Вин изо всех сил пытался вернуть себе знакомый мир: дом, двор, окрестные поля. Он часами просиживал во дворе, у забора, на сосновом пне, под деревом авокадо или перед цветущими маками, пытаясь узнать, есть ли у каждого из них особый запах. Например, у сада за домом. Как там пахнет теперь? Как раньше или иначе?

Мальчик ходил по своим тропкам, подсчитывая расстояния и вычерчивая в уме карту всего, чего касались его руки и ноги. Важен каждый куст, дерево и камень. Тин хотел сохранить их в памяти, ведь они должны заменить ему глаза. С помощью этих ориентиров он внесет порядок в мир молочно-белого тумана.

Ничего не получалось.

Наступал новый день, и все куда-то перемещалось, как по мановению палочки злого волшебника. Мир вокруг ослепшего Тина был подвижным, своевольным, подчиняющимся каким-то неведомым капризам.

Врач успокаивал Су Кьи, говоря, что постепенно у мальчика разовьются другие чувства и восполнят потерю зрения. По его словам, слепые привыкают доверять своим ушам, носу и рукам и через какое-то время начинают достаточно уверенно ориентироваться в окружающем мире.

У Тина Вина все происходило наоборот. Он натыкался на давно знакомые камни. Ударялся о деревья, по которым когда-то лазал. Даже в своей хижине умудрялся стукаться лбом о дверные косяки и стены. Дважды чуть не угодил в горящий очаг. Хорошо, что оба раза Су Кьи была дома и ее крик предотвратил беду.

Еще через несколько недель Тин пошел в город и едва не попал под автомобиль. Он стоял на дороге, пытаясь уловить звук приближающейся машины. Он слышал голоса, шаги прохожих, лошадиное фырканье. Где-то щебетали птицы, кудахтали куры и шумно испражнялся вол. Звуки неслись со всех сторон, и Тин Вин не знал, каким из них уделить главное внимание. Но хуже всего то, что он не понимал, в каком направлении идти дальше. От его ушей было не больше пользы, чем от носа, дважды не учуявшего горящий очаг, или от рук, не распознававших препятствий.

Дня не проходило, чтобы он не ушибся или не поранился. Синяки, шишки, порезы и царапины на руках и ногах, содранные коленки. Тин Вин стойко выносил эти удары судьбы.

Тяжелее было в школе, где преподавали монахини и католический священник из Италии. Тину позволили сидеть в первом ряду. Учительницы постоянно спрашивали, уясняет ли он урок. Увы, здесь слух не мог заменить ему глаза, и Тин Вин понимал все меньше и меньше из того, о чем рассказывали на занятиях. В классе ему было очень одиноко. Он слышал голоса, дыхание взрослых и детей, но никого не видел. Люди стояли рядом, на расстоянии вытянутой руки, и в то же время были для него недосягаемы. Они жили в другом мире — мире зрячих.

Детские голоса для ослепшего Тина были еще тягостнее, чем речь взрослых. Их крики и смех продолжали звенеть в ушах и вечерами, мешая заснуть. На перемене дети носились по двору, примыкавшему к церкви, или затевали веселую возню. Тин Вин как привязанный сидел на скамейке под вишней, и каждый всплеск веселья, каждый топот пробегающих мимо ног лишь затягивали мнимые веревки.

Су Кьи не раз задумывалась о причинах слепоты своего подопечного. Была ли болезнь телесным недугом, или же Тин Вин сам навлек на себя потерю зрения, желая отгородиться от мира? Допустим, верно второе, и как далеко это желание заведет мальчишку? Вдруг, следом за глазами, уши тоже откажутся ему служить? Что, если он перестанет различать запахи? Или его красивые длинные пальцы потеряют чувствительность и превратятся в застывшие палочки?

А ведь он был сильным — гораздо сильнее, чем думал или чем могли помыслить другие, глядя на его худощавое тело. С годами Су Кьи очень хорошо это поняла. С таким потенциалом Тин мог наглухо закрыть за собой все двери во внешний мир. Стоит ему пожелать, и сердце прекратит биться, так же как глаза перестали видеть. В глубине души Су Кьи чувствовала: однажды именно так и случится. Но по ее разумению, сейчас для ухода за черту было слишком рано. Вначале Тин Вин должен научиться жить.

14

У Ба смолк.

Сколько же времени длился его рассказ? Три часа? Четыре? Пять? Я смотрела только на него и лишь сейчас заметила, что соседние столики пусты. В зале было тихо, если не считать похрапывания владельца, дремавшего за витриной с пирожными. Его храп напоминал стоны чайника, кипящего на медленном огне. Электрический свет погас. На нашем столе горели две свечи.

Меня бил озноб. Должно быть, простыла под холодным душем.

— Джулия, вы мне не верите? — спросил У Ба.

— Я не верю в сказки.

— Считаете, что все это время слушали небылицу?

— Если ваши утверждения взяты не с потолка и вы действительно хорошо меня знаете, тогда вас не должно удивлять, что я не верю ни в магические, ни в сверхъестественные силы. Я не верю даже в Бога или иную высшую силу. И уж меньше всего я склонна признавать власть каких-то созвездий над нашими судьбами. У женщины, способной бросить ребенка только потому, что в момент его рождения расположение звезд было неблагоприятным… по-моему, у нее с головой проблемы.

Я глубоко вдохнула. Что-то меня цепляло, но я не понимала, что именно: невозмутимость У Ба или эта бессмысленная история? Надо успокоиться. Не хватало только, чтобы он увидел меня рассерженной.

У Ба понимающе кивнул:

— Вы, Джулия, поколесили по миру. Я почти безвылазно живу в этом городке. Дальше Таунгьи не ездил. Это столица нашей провинции. В повозке до нее можно добраться за день. Последний раз я был там очень, очень давно. А вы, Джулия, повидали мир. Кто я такой, чтобы вам возражать?

Его смирение разозлило меня еще сильнее.

— По вашему мнению, только ненормальная мать способна покинуть своего ребенка. Хорошо, я с готовностью поверю, что в вашем мире все обстоит именно так. Там нет отцов и матерей, которые бы не любили своих детей. Наверное, исключительно глупые и необразованные люди могут бросить ребенка, как Мья Мья. Что ж, это еще одно доказательство нашей отсталости, и мне остается лишь снова просить вас быть к нам снисходительной.