Снова будешь моей. Мой Консерватор - Лина Коваль

так поняли. Девушка перебрала, - пытается оправдаться за меня Ксюша. В ее глазах такой же ужас.

Мужик все ещё держа меня за руку достаёт из кармана брюк телефон и кому-то набирает:

- Филимонов? Ты в отделении? Подгони ко мне к "Карату" ППСников. Тут проститутки вообще берега попутали.

Проститутки? Он что серьезно?

Испуганно переглядываемся с подругой.

17. Настя

Дальнейшие события закручиваются как-то совсем нелепо. Толстяк в сопровождении охраны выводит нас из клуба и грубо усаживает в полицейский бобик.

- Посидите там ночь и подумаете. Утром посмотрим, как запоёшь, тварь, - зло говорит урод, облизываясь на мои ноги. Закрывает двери машины и возвращается к клубу.

Я впадаю в какой-то ступор. От страха, наверное, впервые за все двадцать шесть лет, слова вымолвить не могу. Ксюша рядом громко ревёт в ладонь. Вся трясётся. Из-за этого чувствую себя вдвойне виноватой.

Беру подругу за свободную руку, пытаюсь успокоить. Сама же закусываю нижнюю губу со всей силы, моих слез они не увидят.

Едем по тёмным улицам недолго. Когда останавливаемся, дверь машины открывается, и молодой парень в униформе тянет меня за локоть из машины.

- Выходим, пчелки, - говорит он, грязно ухмыляясь.

В сопровождении двух сотрудников нас проводят в отделение. Внутри обшарпанные стены, низкие потолки и ужасно воняет сыростью.

Я никогда не была ни в одном отделении полиции.

Самое страшное, что абсолютно не знаю, что нас ждёт. Паническая волна ужаса бьётся в груди и требует немедленного выхода эмоций. Но я еще держусь.

В небольшом кабинете, куда нас в итоге заводят (спасибо, что не в клетку посадили - прим авт.) стоит старый деревянный стол и несколько стульев. На небольших окнах решётки.

Сотрудник усаживает меня на стул и выхватывает сумку из рук. С Ксюшей все те же действия повторяет, видимо, его напарник - долговязый мужик лет тридцати пяти, на вид довольно серьёзный.

- Сидим здесь, тихо. Будете шуметь или орать, посажу в общую камеру. Считайте пожалел вас, —говорит Долговязый, выходя из комнаты.

Решение возникает молниеносно. У мен просто больше нет ни одного варианта. Папа сейчас на Кипре, Давид не в городе.

- Мы имеем право на звонок, - вскакивая со стула, сообщаю ему в спину.

Я это видела в фильмах, на секундочку. Правда, точно не знаю, работает ли в России это правило. Но надо ведь что-то делать, поэтому продолжаю:

- Позвоните моему мужу. Громов Андрей Константинович. Или верните мои вещи, я сама ему позвоню.

Почему-то именно сейчас не хочется упоминать, что муж бывший. Когда так нуждаешься в защите, этот факт уже не кажется сверх важным.

- Громов Андрей Константинович!? - медленно повторяет Молодой. — Это брат Грома что ли? - обращается уже к напарнику.

- Хер знает, - отзывается тот. Задумчиво осматривает меня с ног до головы.

Ну посмотри же на меня, ну? Какая из меня проститутка? У меня даже ботфортов нету. И кепки этой, как у Джулии Робертс.

- Да-да, Андрей, мой муж - брат Глеба. Громов Глеб Константинович, - радостно восклицаю я.

Глеб лет десять назад работал каким-то начальником в розыске. Потом ушёл в отставку, чтобы заняться бизнесом.

- Ладно, разберёмся. Если врёшь, оставим ещё на одну ночь, - хохочет парень, плотоядно рассматривая мою фигуру в открытом платье.

Боже, как же всё мерзко и противно. Хочется накрыться одеялом и проснуться дома, в своей постели.

Ксюша начинает реветь ещё больше, все её лицо залито тушью. Надзиратели выходят из кабинета и закрывают нас на ключ.

Тут же кидаюсь к подруге, обнимаю её со всей силы.

- Милая моя, прости, прости, прости. Я не знаю, зачем я вообще с ним связалась.

- Что теперь с нами будет? - всхлипывая, шепчет подруга. - А если они сообщат на работу?

Ксюша работает заместителем директора в ювелирном магазине недалеко от моего офиса.

- Меня уволят и больше никуда не возьмут, - продолжает реветь подруга, - в ювелирках с этим строго.

- Не уволят, не переживай ты так.

Вдруг она замолкает, смотрит на меня огромными затравленными глазами и выдает:

- А если они нас изнасилуют? Я слышала в новостях, такое бывает.

- Ну прекрати, никто нас насиловать не будет, - успокаиваю подругу, гладя по плечу.

Сама же начинаю ещё больше нагнетать себя внутри.

Держать эмоции под контролем получается все хуже. Цунами из слез стоит где-то у глаз, совсем близко. Сжимаю руки в кулаки, ногти впиваются в нежную кожу, оставляя следы.

По ощущениям в молчаливом ожидании проходит около пары часов, за которые я окончательно трезвею. Мы слишком напуганы, чтобы болтать. Но я благодарна подруге, за то, что она хотя бы вслух не обвиняет меня в случившемся.

Когда наконец-то удаётся задремать на неудобном стуле, дверь открывается и возвращается Долговязый. Мрачно осматривает нас и громко произносит:

- На выход.

- Куда вы нас ведёте? - испуганно спрашиваю, прижимая руки к груди. Неужели и правда насиловать будут.

- Свободны. Просим прощения, вышло недоразумение.

- Недоразумение? - возмущённо говорю я.

- Недоразумение, - повторяет, кивая полицейский, - Вас задержали до выяснения обстоятельств. Статья двадцать семь пункт пять. Сейчас свободны.

Разворачивается и выходит

Ничего не понимая, бредем по коридору за ним. На выходе выдают наши вещи, и мы во всей красе вываливаемся на улицу.

Надо срочно вызвать такси. Хочу домой, поскорее снять это дурацкое платье и смыть с себя запах отделения.

До сих пор не верю в то, что нас отпустили и этот ужас закончился. Да куда делся этот телефон? Стараюсь выловить его со дна сумки.

- Насть, - тихо произносит Ксюша и головой кивает в сторону небольшой стоянки.

Перевожу взгляд в том же направлении и замираю. Возле знакомого БМВ две больших мужских фигуры. И одна из них до мелочей мне знакома.

Чёрт.

Подходим к мужчинам ближе. Просто глупо будет не подойти, учитывая, что теперь стало понятно, почему нас так быстро отпустили.

Андрей в черном спортивном костюме и кроссовках стоит, прислонившись к капоту машины. На лице играют скулы, губы сжаты. Рассмотрев в подробностях мой помявшийся наряд, с обманчивым спокойствием произносит:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Уже нагулялась?

18. Настя

Его глаза прожигают насквозь, а тон щёлкает по носу издёвкой. У меня нет сил. Противостоять, оправдываться.

Вообще что-то говорить.

Взгляд Андрея скользит по вырезу моего платья на левом бедре. Я знаю, что