В плену страстей - Джулия Джеймс

А Имоджен все не унималась:

– Гай гнусно с тобой обошелся. Так почему он не поступит точно так же со своей женой?

– Перестань, я не позволю тебе говорить о нем гадости! Ты его не знаешь, Имми. А я знаю.

– Неужели?

Алекса зажмурилась. Тысячи картин пробежали перед ней.

– Да, я знаю, – повторила она и, открыв глаза, посмотрела на свою негодующую подругу. – Гай не такой. Я это знаю. Знаю также, что тебе не нравилось то, как развивались наши отношения, но говорю тебе снова и снова, что меня это устраивало. Нас обоих устраивало.

– Хорошо, – кивнула Имоджен. – А тебя устроит, когда он к тебе вернется и предложит начать все сначала, потому что медовый месяц у него закончился?

Алексе показалось, что ей в горло вонзили нож, и говорить было невозможно. Наконец, тщательно подбирая слова, она ответила:

– Это несвойственно Гаю. Какими бы ни были причины, почему он женится, – а судя по всему, он любил ее всю жизнь и просто ждал, когда она подрастет. – Алекса не обратила внимания на насмешливое фырканье Имоджен, которая, разумеется, не поверила в эту волшебную сказку. – Он будет честен по отношению к ней. Зачем ему поступать иначе?

– Да потому, что он не был честен с тобой, – отчеканила Имоджен. – Вот почему. Алекса, ты не Карла Креспи. Ее ничем не прошибешь, для нее главное в жизни это амбиции. И он это знал. А какое оправдание было у него, когда он так подло с тобой обошелся? Какое оправдание помимо того, что ты покорно со всем соглашалась? Говоришь, что тебе это нравилось? Ладно, ладно, я умолкаю. Сама разбирайся, что хорошо, а что плохо и в чем правда. Держу пари, что эта куколка, на которой он женится, не удержит его у себя под одеялом. Ставлю сто фунтов – наличными, учти, – что он побежит к другой женщине, и ему плевать, женат он или нет.

– Ты не права, – выдавила Алекса.

Имоджен лишь печально на нее посмотрела.

– Сто фунтов. Наличными. И я их выиграю.

Дорога крутыми поворотами петляла среди гор. Гай ехал в сторону Швейцарии к перевалу. Только бы подальше от эрцгерцогского замка и будущей невесты!

Он гнал свой спортивный автомобиль, внимательно следя за обрывистой альпийской дорогой. Это отвлекало ум от досадных мыслей.

Как, черт подери, его угораздило попасть в такую передрягу?

Вопрос чисто риторический. Он прекрасно знал, почему это произошло, так как тысячу раз проигрывал все в голове. Как ни крути, но брак на дочке Генриха – это самый надежный способ защитить весь клан Рошмон-Лоренц. А защита банковского дома была его обязанностью. Так же как его отца и деда вот уже двести лет. Груз династии давил на Гая. От судьбы не уйти. Для некоторых представителей семейной династии все закончилось намного хуже. Двоюродный прадедушка Лоренц ликвидировал свои активы за неделю до аншлюса Германии с Австрией, а остатки перевел в швейцарский банк, чтобы ничего не досталось нацистам. Но ему это не сошло с рук, и двоюродная прабабка стала вдовой после того, как муж исчез в концлагере. А ее невестка развелась с любимым мужем и вышла замуж за сподвижника Гитлера, которому льстило иметь такую престижную жену. Этот брак предотвратил дальнейшие «исчезновения» в семье, и она смогла уберечь деньги в польском банке сначала от нацистов, а потом от коммунистического грабежа. После войны еще один кузен обхаживал Сталина, финансируя советскую промышленность, несмотря на то, что его тесть был отправлен в ГУЛАГ как инакомыслящий. Во все времена личное всегда отступало на задний план ради процветания клана Рошмон-Лоренц.

Отец Гая хотел стать профессиональным спортсменом, но какая польза семье от олимпийского чемпиона по гребле? И он стал банкиром, проталкивая интересы семьи в коридорах ЕС в Брюсселе и Страсбурге и в бывших странах Варшавского договора. Он женился на женщине, которую не любил, но этот брак был выгоден с точки зрения банкирского клана. Мелочные, скоротечные эмоции не принимались во внимание и пресекались. Чувства считались такими же мелочными, как и страсть.

«Этот каскад светлых волос, тонкое, грациозное тело, белоснежная кожа и эти серые сверкающие глаза…»

Он миновал перевал. Рука сжала переключатель скорости. Какой смысл вспоминать время, когда он был свободен… свободен для Алексы? Это все осталось в прошлом. А в будущем… Он пойдет по стопам родителей. Повторит их опыт. Он ехал на большой скорости, быстрее, чем следовало, словно быстрая езда могла укрыть его от неизбежного. Он думал о браке родителей. Они не любили друг друга, но все же поженились, и их совместная жизнь оказалась удачной. Уважение и предупредительность – вот залог успешной семейной жизни.

Получится ли у него так же?

Кто знает. Ответа на этот вопрос у него не было.

Он посмотрел вверх и увидел орла, парящего в воздухе, и с грустью подумал о том, что такой свободы, как у орла, у него никогда больше не будет.

Впереди на дороге раскрыл темную пасть тоннель, готовый проглотить всех, кто попадал в него. Гай снизил скорость и обреченно въехал внутрь.

– Хорошо, что она так молода. – Это было произнесено прекрасно поставленным голосом, по которому нельзя было определить, что на самом деле думает его владелица.

– Слишком молода.

Ответ Гая выдал его тревогу.

Мать на минуту оторвалась от вышивания. За окном кружились осенние листья. Над луарским замком нависло серое небо, но декоративные деревья, растущие в этой части сада, все еще сохраняли листву. По посыпанной гравием дорожке, подобрав хвост, печально вышагивал павлин.

– Это преимущество, – сказала Клодин де Рошмон. – Для нее будет лучше, Гай, если она в тебя влюбится. Тебе же не составит труда влюбить ее в себя.

Зеленые глаза, такие же, как у Гая, остановились на нем.

А он, нахмурившись, произнес:

– Господи, как ты можешь такое говорить? Последнее, чего бы я хотел для нее, это любовь без взаимности! Она ни в чем не виновата и не стремится выйти за меня. – Он с горечью усмехнулся. – Ее появление на обеде убедило меня в этом. Она даже не потрудилась переодеться – так и осталась в джинсах. Генриху и Анна-Лизе это крайне не понравилось.

– Представляю себе, – ответила мать. – Но, Гай, Луиза очень хорошенькая. Анна-Лиза прислала мне ее фотографии, сделанные летом в студии. Несколько вычурные, но Анна-Лиза никогда не отличалась вкусом.

– Хорошенькая? – ухмыльнулся Гай.

Ему не нужна «хорошенькая». Он отвернулся, чтобы по глазам нельзя было понять, что он думает.

– Не все женщины столь очаровательны, как синьорина Креспи, – сухо заметила мать.

Гай пожал плечами и ничего не сказал. Он посмотрел на часы – пора кончать этот разговор. Он был обязан отдать дань уважения матери и выслушать ее мнение.