Planescape: Torment: "Пытка Вечностью" - Рисс Хесс

— Так скажи их. Я хочу их услышать.

— Твои черты... мне незнакомы. Кто ты?

— Я гитзераи.

Он больше ничего не добавил к сказанному, и я уточнил:

— Гитзераи?

— Гитзераи - одни из Народа.

И вновь я уточнил:

— Одни из Народа?

— Гитзераи.

Интересно, он действительно начисто лишен чувства юмора или прикидывается?

Я повторил вопрос:

— А кто такие гитзераи?

Поразмыслив немного, Дак'кон заговорил.

— В том, чтобы ты узнал нашу историю, нет никакой необходимости. Мы помрем от старости еще до того, как я успею досказать тебе мельчайшую частичку истории Народа.

— Да не нужны мне ваши древние истории... я хочу узнать о том, каков твой Народ сейчас.

— Так узнай и прими это за ответ: мы - Народ, живущий в вечно изменяющемся Лимбо. — Молниеносным движением Дак'кон отстегнул клинок и положил его перед собой. — Мы изменяем материю Лимбо своими разумами. Мы возводим города своими мыслями. — Я с удивлением наблюдал, как рябь пошла от центральной части клинка; высота волн металла то повышалась, то понижалась в соответствии с голосом Дак'кона. — В хаосе мы живем, и лишь знание хранит нас. Мы - гитзераи.

— Что это у тебя за меч... Он... искажается, следуя твоему голосу.

— Это меч- карах. Он позволяет иным узнать ранг своего владельца.

— И что за ранг представляет этот меч?

— Этот меч - символ, которым владеют зерты. А зерт - это тот, кто знает слова Зертимона. Познание слов Зертимона ведет к познанию самих себя.

— Зертимон? — вновь уточнил я.

— Зертимон основал нашу расу. Он познал гитзераи до того, как они познали себя сами. Он создал Народ и дал им один разум.

— Ты, похоже, делаешь ударение на слово «знание». Что это означает?

— Все во вселенной, все материальное и плотское - существование определяется самопознанием.

— А если человек не знает сам себя?

— Когда разум не способен к познанию, он неполноценен. Если неполноценен разум, неполноценен и человек. Когда неполноценен человек, все, что он делает, тоже неполноценно. Дак'кон помедлил. — Говорят: то, что видит неполноценный человек, руки его ломают.

— А ты познал себя?

Дак'кон замолчал. Его угольно- черные глаза вновь уставились в пространство. Я почувствовал, что задал действительно важный вопрос, и счел необходимым его повторить.

— Спрашиваю вновь: а ты познал себя?

Когда Дак'кон заговорил, голос его изменился; слова звучали подобно камням, срывающимся в пропасть. Казалось, он с силой выталкивает их изо рта.

— Не моя воля в том, чтобы ты узнал это.

Теперь я был полностью уверен, что ответ его, или отсутствие оного, многое мне скажет.

— Возможно, я слишком мягко задал вопрос. Скажи же мне!

Дак'кон медленно заговорил.

— Так... случилось, что я не знаю себя. — Голос его опустился до шепота. — Не знаю, почему. Знаю, что так случилось, но не знаю, ни когда, ни почему... ни как вновь познать себя. — Я почувствовал печаль в его голосе и попытался скрыть это от Дак'кона, ибо был уверен, что ему не нравится обнажать свои чувства.

Я перешел на иную тему в разговоре. — Расскажи мне об этом городе.

— Его знают как Сигил. Среди Народа его знают как город, который не знает сам себя.

— Он не знает себя? Что это значит?

— Город существует, но он не знает себя. В незнании себя существование его неполноценно. Город существует в противостоянии с самим собой. Он сооружен вне Планов, и все же стремится пребывать всюду сразу. Его стены - двери, но двери эти закрыты. Подобное существование говорит о том, что город не знает себя. А в незнании существование его неполноценно.

Я поразмыслил над его фразой и сформулировал контраргумент, демонстрируя остроту ума, которой еще недавно и похвастаться не мог.

— А что, если город не неполноценен? Нечто не обязательно должно быть упорядочено и иметь некое назначение, чтобы познать себя. Что, если все эти противоречия - сила, которую ты не можешь осознать?

— На твой вопрос я задам свой: что, если город действительно неполноценен и ты видишь его противоречия на каждом шагу?

— На твой вопрос я тоже задам свой, — возвестил я. — Ты утверждаешь, что само существование этого города неполноценно. Ты принял это, как догму, вместо того, чтобы принять возможность существования более великого замысла. Это говорит о том, что неполноценен ты сам... и о том, что ты ищешь не знаний, а лишь понятных тебе ответов.

Дак'кон замолчал, размышляя, затем медленно произнес:

— Нет возможности узнать ответы на задаваемые нами вопросы. Но город все же существует. Вот и все.

Я не собирался оставлять так просто эту тему.

— Но я утверждаю, что мы познаем себя, задавая одни вопросы и не задавая иные. Если мы перестанем задавать вопросы и удовольствуемся лишь тем, что можем осознать...

— Тогда мы прекратим самопознание. — Голос Дак'кона слегка изменился, стал громче, увереннее. — Такие слова были произнесены раньше. Я слышал их и знаю их.

— Где же ты их слышал?

— То были мои собственные слова. Раньше я знал их и знал их значение. Я позабыл их, но ты напомнил, произнеся вновь. — Взгляд Дак'кона вперился в меня, а клинок его прекратил сиять, став прозрачным, будто его разом покинули все цвета. Помолчав, Дак'кон принял решение:

— Я разделю с тобою твой путь.

Пораженный, я глядел на Дак'кона, понимая, что не смогу отказать ему. Я чувствовал в нем что-то, какую-то связь с самим собой.

Я кивнул в знак согласия, и Дак'кон повторил:

— Твой путь — мой путь.

Странно, но голос его эхом отдавался в баре, как будто он произносил слова, находясь где-то далеко- далеко.

Решив, что пережил достаточно приключений за один день, я направился к маленькой гостинице, которую заприметил раньше. Морти, дождавшись, когда Дак'кон немного отстал, подлетел ко мне и прошептал на ухо:

— Я не доверию этому гиту. Давай оставим его!

Меня удивили его слова. Что Морти может знать о Дак'коне? Проигнорировав замечание черепа, я продолжил путь.