Дракон восточного моря, кн. 2. Крепость Теней - Елизавета Дворецкая

Вонзившись в пестрый уладский строй, фьялли раскололи его, развернулись и, не давая уладам снова выстроиться, принялись работать мечами. Защищенные только бронзовыми шлемами и продолговатыми щитами, улады были более уязвимы, к тому же их ловкость и искусные боевые приемы были рассчитаны на единоборство и требовали свободного пространства, но были почти неприменимы в тесноте общей схватки. А фьялли, сомкнув ряды и образовав с двух сторон «стену щитов», наступали решительно и слаженно, уверенно тесня уладов. Дружина короля и фении, не защищенные ничем, кроме доблести, уже были перебиты или тяжело ранены, крестьяне бежали, побросав свои топоры. Войско сэвейгов огласилось победными кличами.

Торвард окинул взглядом поле битвы. Для него с самого начала не было вопросом, удастся ли победить. Как дровосек, начиная рубить дерево, точно знает, что так или иначе его срубит, так и для Торварда победа была вопросом только времени и способа. Проклятие Эрхины имело целью лишить его уверенности в себе; вывернутое кюной Хердис наизнанку, оно лишило его даже тени сомнений, от которых не свободен всякий умный человек. Торвард пылал яростной, непримиримой уверенностью в своем превосходстве, и это могло дорого ему обойтись при встрече с истинно могучим противником.

И такого противника он вдруг увидел. Подняв глаза от убитого Минида, Торвард застыл: прямо на него шла женщина исполинского роста, вдвое выше него, с широченными плечами, огромными сильными руками, в бронзовом шлеме с таким же, как у мертвого короля, бронзовым гусем на верхушке. В руках она держала щит и огромный меч, а выпученные глаза горели яростным огнем. Размахивая оружием и завывая низким грубым голосом, она шла прямо на сэвейгов.

– Богиня Банба! Священная мать! Банба с нами! – кричали улады, и Торвард, услышав имя матери-покровительницы острова, их понял.

Кровь рига Минида, пролитая на поле битвы, послужила жертвой и вызвала на помощь саму богиню. От уладской дружины уже мало кто оставался, но один удар исполинского меча опрокинул сразу двоих сэвейгов, и кровь брызнула прямо в лицо Торварду.

И он словно проснулся: его глаза вспыхнули, из груди вырвался крик яростной радости, и он бросился навстречу великанше, будто всю жизнь мечтал об этой встрече. Подхватив с земли копье, он метнул его прямо в лицо Банбе, и она едва успела прикрыться щитом, а Торвард уже оказался возле ее ног и ударил мечом по бедру. Великанша в ответ взмахнула мечом, и Торвард отпрыгнул. Но только для того, чтобы снова нанести удар.

Домочадцы Аскегорда как о диковине, бывало, рассказывали, что их молодой конунг может прыжком с места, без разбега, достать до потолочной балки в гриднице – и даже сам Торвард иной раз, подвыпив и развеселившись, показывал это любопытным гостям, прыгал с места вверх и предъявлял потом ладонь с отпечатком потолочной копоти. Как и все развлечения подобного рода, это была не просто забава и не просто бахвальство своей ловкостью и силой – в бою все эти способности находили применение. Вот и сейчас Торвард в прыжке несколько раз достал великанше мечом до плеч, до груди и даже до шеи, но она не давала ему вонзить меч достаточно глубоко, чтобы нанести серьезную рану.

В первые мгновения опешив при виде чудесной и внушающей ужас фигуры, фьялли, когда их вождь вступил в бой, тут же опомнились и с криками, призывая на помощь Тора и Одина, устремились вперед. Даже самые рослые из них едва доставали головами до пояса богини острова, но никто не испытывал страха, наоборот, всех воодушевила возможность такого небывалого подвига. Банба крушила направо и налево своим огромным мечом, который был длиннее человеческого роста, отмахивалась щитом, на котором несколько фьяллей свободно могли бы улечься, но, по правде сказать, оказалась скорее сильным и яростным воином, чем умелым. А фьяллям пригодилась их знаменитая выучка, которая делала воина не только сильным в бою, но и подвижным. Отпрыгивая и уклоняясь от меча Банбы, каждый готов был снова и снова нападать на нее и бить в любое доступное место. Богиня уже истекала кровью, всю нижнюю половину ее тела покрывали бесчисленные раны, и в ее криках слышалось не меньше боли и досады, чем ярости. Но она не отступала и продолжала косить противника своим мечом, как траву косой.

В дружине Торварда уже насчитывалось не меньше половины раненых, и многие тела лежали неподвижно, но ни один из уцелевших не мог отвлечься, чтобы помочь товарищам. Единственное преимущество фьяллей перед божественной противницей состояло в их численном превосходстве: они нападали со всех сторон одновременно и только так ухитрялись наносить ей повреждения.

У самого Торварда левое плечо тоже было залито кровью, из-за чего он бросил щит и действовал только мечом в правой руке, но он словно не замечал своей раны и не собирался отступать. В нем пробудилась ярость и неукротимость берсерка, священная ярость зверя, которую лучшие воины фьяллей, обучаемые с пятилетнего возраста, умеют пробудить в себе усилием воли и направить на врага. В него вошел дух Тюра, бога-воина: в такие мгновения зрение и слух обостряются, скорость движений возрастает в несколько раз, зато полностью отключается способность соображать. Берсерк не думает, что он делает, – он просто делает, а его единственное стремление в такое время – убивать. Никакое проклятие не имело сил отнять у Торварда это, поскольку единение с богом-воином с раннего детства вошло в кровь и составляло само его существо.

Перед ним находился тот самый противник, которому Торвард был обязан своим нынешним несчастьем. Против него с оружием в руках наконец-то вышла сама богиня, одно из воплощений той Великой Богини, которая устами фрии Эрхины прокляла его. С Эрхиной он не мог сразиться, как сразился бы с любым противником-мужчиной, он не смог ни простить ее, ни убить, и потому его положение под грузом ее проклятья казалось безвыходным. Но теперь Богиня в одном из бесчисленных обличий вышла против него с оружием воина, он мог биться против нее так, как умел, мог применить те силы, которыми владел лучше всех в Морском Пути. Ему казалось, что победа и избавление от проклятья совсем близко – на расстоянии протянутого клинка.

Ревя от боли и ярости, Банба вдруг взмахнула щитом и сбила Торварда с ног. Он упал на спину, но не на землю, а на чье-то неподвижное тело, и под спину ему попала оброненная секира. От боли перехватило дыхание и все в груди сжалось; он дернулся, пытаясь скорее встать, а Банба шагнула к нему и занесла клинок, пытаясь пригвоздить главного из своих противников к земле. Фьялли вокруг вскричали от ужаса, многие бросились вперед, в нерассуждающем порыве пытаясь хотя бы своим телом прикрыть конунга…