Территория Альфы - Ирина Субботина

Вале на тот момент было двадцать шесть. Всем моим девушкам, когда-то состоявшим со мной в отношениях, было от двадцати шести до двадцати восьми. Я не выбирал их по такому критерию, но как-то само собой получалось, что именно с девушками этого возраста у меня складывались союзы.

Мне самому тогда уже стукнуло тридцать шесть. И я начал понимать, чего хочу. Чтобы рядом со мной была девушка без опыта разочарований, а только окрылённая собственным будущим.

Клуб, где работала Валя, закрылся, и она ушла в другой, появлялась там раз в неделю, а я, соответственно, вообще не появлялся.

Потом я сделал ей подарок – отправил в Лондон на две недели. А когда она вернулась, мы с ней больше не общались. Она мне не позвонила, а я не разыскивал её. Она меня почему-то тоже не искала.

Её беда была не в том, что она хотела любви, а в том, что в качестве возлюбленной ей, кроме физической любви и молодости, нечего было мне предложить.

Я же не хотел превращать её в сейф, в котором хранились мои сексуальные желания. Она это, кажется, понимала.

На эти отношения ушёл почти год.

Наши с ней общие знакомые сообщали, что она очень тяжело перенесла наше расставание. А не звонила сама, мол, потому, что не была уверена, что я любил её. Но я действительно любил её.

Я не признаюсь в любви своим женщинам. Не помню, всегда ли так было? Наверное, в юности случались и признания, и переживания. Но с некоторых пор о своей любви с женщинами я не говорил.

И от них не хотел слышать ничего подобного. Есть любовь или нет – понятно по реакции человека, по его поступкам. Сами же слова, если они однажды произнесены вслух, делят отношения на «до» и «после».

После признания в любви в отношениях сразу появляется старание, которое постепенно, но целенаправленно приводит к слепоглухонемоте.

Готовность быть услужливым во всём отключает способность реагировать на действительно необходимые потребности – и свои, и партнёра.

В итоге отношения становятся похожими на бредовую работу двух официантов, которые обслуживают один и тот же столик. А за этим столиком сидит их так называемая любовь. Хотя на самом деле обслуживать они должны друг друга.

Тут всё происходит по принципу: лучшее – враг хорошего.

Я не сжигал мосты, не бросал тех, кого когда-то любил. Если можно – звонил, узнавал, как дела. Или через общих знакомых осведомлялся.

Так я узнал, что Валя очень скоро после нашего расставания нашла себе парня, кажется, даже моложе себя. Забеременела, родила девочку. Но замуж за него не вышла. Это было её решение.

Зная Валю, я предположил, что в её сердце сидел я. Мне жаль, если это так и было. Я на самом деле желал ей хорошего мужа.

Сара тоже нашла себе мужчину, из своей диаспоры. От неё самой я слышал, что у них суперстрастные отношения. В этом я не сомневался; Сара на другое и не была способна. За Сару я вообще не беспокоился. Она обладала редким качеством – умела материализовывать из воздуха все свои желания.

Со Смирновой мы были связаны так называемым моим ребёнком, что вынуждало нас общаться ежемесячно. И каждый раз, когда мы говорили по телефону, с её стороны в мой адрес выливалось много желчи.

И только будущее Ани мне было не ясно. Через знакомых я знал, что она жила гражданским браком с мужчиной своего возраста. Наверное, этого достаточно, чтобы считать, что женщина защищена.

Но она мне снилась чаще, чем бывает при отсутствии отношений. Или ей было плохо, или моя совесть была неспокойна и таким образом долбила меня. Я не раз спрашивал себя: может, я неправильно трактовал её поступки? Может, я был слишком эгоистичен?

Я попросил нашу общую знакомую найти Аню и узнать, как у неё дела. Она очень скоро позвонила мне и рассказала, что Аня действительно жила с каким-то мужчиной в гражданском браке, но не любила его. А продолжала с ним отношения из-за так называемого чувства долга. Оказывается, она тяжело перенесла расставание со мной, была в депрессии. А тот парень… По словам знакомой, он спас её от серьёзного нервного расстройства. Хотел жениться, желал иметь с ней детей. И даже дата свадьбы была уже назначена, но Аня самовольно отменила свадьбу. Официальная версия – нехорошая примета, в которых Аня, как я понял, по-прежнему очень хорошо разбиралась. А на самом деле, она всё ещё любила меня. Ей снились сны о наших общих детях. Трёх сыновьях, которых она уже родила во снах. И в жизни тоже была готова их родить.

Знакомая говорила эмоционально, взволнованно. Я впечатлился. Сам позвонил Ане и предложил ей встретиться в кафе.

Она почти не изменилась, была такая же привлекательная и желанная. Я смотрел на неё и думал, что могу и хочу исправить ситуацию.

Предложил ей уйти от гражданского мужа. Обещал на первое время снять квартиру. А потом купить нам общую. Хотел зарегистрировать на её имя небольшую компанию с активом в три миллиона долларов. Чтобы это стало гарантом серьёзности моих намерений. А в случае непредвиденных обстоятельств, у неё имелся бы свой капитал.

Единственное, чего не пообещал, – это срочного развода с Тамарой. Наши отношения на тот момент были настолько сложными, что моя дочь, не без участия жены, перестала общаться со мной. Я серьёзно опасался, что в случае развода потеряю дочь. Если не навсегда, то надолго.

Аня сказала, что ей всё надо обдумать. Я не возражал.

Через несколько дней мы встретились во второй раз. Аня выглядела уставшей, измученной. Нетрудно догадаться, что решение далось ей с трудом.

Она сообщила мне, что с мужем планирует расставаться постепенно, вероятно, на это уйдёт много времени, но по-другому она не может. Я не понял, что это за такой процесс, но продолжал её слушать. Она заверила меня, что между ними уже давно нет интима. Сказала, что готова встречаться со мной на съёмной квартире.

А насчёт денег – у Ани, как выяснилось, была ну очень надёжная подруга, и вот на её имя Аня предложила оформить компанию и перевести деньги.

Вот тут я совсем уже ничего не понял. Я встал и молча направился к выходу… Нет, я не смог уйти, не сказав ни слова. Я вернулся и спросил:

– Ты что, это серьёзно сказала?

– Ну да, а что в этом такого?

– Ань, а тебе в этой жизни кто-нибудь говорил, что ты дура?

– Нет, никогда.

– Вот и правильно. Не верь, если скажут. Потому что ты не дура, ты – дыра. Чёрная дыра.

В тот вечер я напился. Не из-за Ани, на неё мне уже было наплевать. А из-за той глупости, которую от неё услышал. Я звонил своим многочисленным подругам и спрашивал:

– Что для женщины является гарантом мужской заинтересованности в ней? А что если бы ты получила такое предложение?

Статистика удивила меня. Многие из них, находясь официально замужем, выказали готовность уже завтра бросить мужа ради трёх миллионов.

Аня, в этом случае, на фоне всех других, оказалась исключительной девушкой.

Но подобная исключительность лично мне не была интересна.

В детстве, когда сталкиваешься с осознанными переживаниями, они кажутся настолько естественными – возникают словно ниоткуда и при этом являются глубинными. Именно в такие моменты начинаешь ощущать всю полноту жизни. Особенно сильны такие переживания, когда остаёшься один.

Детское одиночество, в отличие от взрослого, отменяет все запреты, гласно или негласно установленные взрослыми. Мир вокруг оказывается населённым важными и значимыми предметами, соединёнными между собой крепкой связью. Они имеют способность в нужное время объявить об этой связи. Предметы вокруг начинают говорить на языке, понятном ребёнку, только в тот момент, когда рядом нет взрослых.

Я любил проводить время на крыше нашей дачи. Родители не особо разрешали лазить туда. И я пользовался случаем, когда их не было в доме. Сам факт того, что я был ограничен во времени, настраивал меня на быстрое исследование крыши и прилегающих к ней деревьев.

Меня очень интересовала верхушка одной сосны, но я никак не мог вычислить верную траекторию, по которой доберусь туда. В итоге, при очередной попытке взобраться на дерево, я сорвался, упал и сломал ногу.

Мне было девять лет, и я пока ещё имел право на родительскую жалость. Со мной возились, как с ребёнком, пострадавшим из-за неудачно спроектированной крыши. Именно по этой причине мне там и не следовало появляться.

Мне достали кресло-качалку, что в то время было великой роскошью. Сидеть в таком кресле уже означало пользоваться привилегиями. А я не только сидел, я владел им безраздельно.

Меня вместе с креслом, чтобы я не скучал, переставляли по всему периметру участка. Так я проводил остатки лета в надежде, что и первый осенний месяц просижу на даче.

Однажды про меня забыли. Родители ушли к соседям ненадолго, но по какой-то причине задержались. Я хотел смены места, а мне это было недоступно. Стало жутко, я начал кричать, звать на помощь. Никто не шёл, никто меня не слышал.