Урал 2017. Эра безумия - Андрей Орлов

– Бледненький какой, – посетовал Витек.

– Ничего, – проворчал Шура. – Любит быть фараоном, пусть любит быть и мумией. Виталий Антонович, ты сможешь подняться? – склонился он над вахтером.

– Да хрен-то там, Александр Васильевич, – кряхтел «мажордом» Кравец, хватаясь за протянутую руку. – Кабы мог, лежал бы тут с этим нытиком и скандалистом? Он мне уже все нервы вымотал…

Совместными усилиями подняли Кравца – Андрей подставил плечо. Обуза была так некстати, исключала мобильность, но не бросать же человека? Кравец закусил губу, чтобы не взвыть от распарывающей боли. Ступня искривилась – перелом был серьезный, со смещением. Видно, наболело у человека – он начал говорить, проглатывая слова, – как пережил кошмар вчерашнего дня, как по больнице носились умалишенные, как спешно ретировались самые дальновидные работники персонала, а ему служебный долг не позволял, он очень ответственный человек… Никаких подозрений на белую горячку, на стойкие галлюцинации – Виталий Антонович непьющий вменяемый человек. Уравновешен настолько, что даже жене за двадцать лет совместной жизни ни разу не позволил вывести его из себя. Он сразу понял, что все по-настоящему, и этот «Голливуд» разыгрался не только в психбольнице номер два, но и везде. Он обрывал телефоны – жены, знакомых, родственников, – никто не отвечал. По больнице метались какие-то безумцы, орали, нападали друг на друга. На его глазах скончался в страшных корчах доктор Бурденко. Пришлось оставить свой пост – там уже орудовала банда обезумевших людоедов. Именно Кравец, скатившись в подвал, запустил автономный генератор – после того, как в больнице отключилось электричество. А потом удирал от причудливой парочки – долговязого пациента со второго этажа и примкнувшей к нему медсестры Петровой, у которой явно крыша поехала. Он залетел в подсобку, споткнулся о швабру, упал, что и послужило причиной перелома. Несколько часов он лежал в темноте. Ночью стало тихо, хотя наверху кто-то еще отплясывал и ломал двери. Кравец пополз по переходам, забился в нишу – он умотался настолько, что уже не мог никуда ползти. Его нагнал этот горе-журналюга, умолял спасти, обещал кучу денег – тому и в голову не приходило, что человек со сломанной ногой не способен на благотворительность. Он забился в нишу вместе с ним, нес какую-то пургу, пока не забылся тревожным сном…

– А вы, любезный, не хотите рассказать, что с вами случилось? – поинтересовался Андрей. – Вас неплохо отделали, мои сочувствия. Не желаете описать свою часть увлекательных приключений? Или мы с вами в разных социальных плоскостях?

– С депутатами подрался, – хохотнул Шура.

– Отстаньте от меня, чего привязались? – надрывался журналист. – Идите своей дорогой, вашу мать!

– То есть ты с нами не идешь, Аскольдушка? – на всякий случай уточнил Шура.

– Нет, мне с вами не по пути!

– Очень жаль. – Шура оскалился ему в лицо. – Ну, счастливо помереть. У тебя была уникальная возможность написать материал о триумфальном рождении нового мира в свое гламурное издание. Пойдемте, мужики, пусть этот гусь остается, нам же легче. Виталий Антонович, обопритесь и на меня тоже…

– Вы что, с ума сошли? – всполошился Вятский, обнаружив, что компания уже удаляется. – Как вам не стыдно меня бросать? Вы люди или кто? – Он рванулся, пристроился в арьергард.

До выхода к гаражам у заднего крыльца оставалось совсем немного. Вахтер постанывал, но как-то прыгал на одной ноге. Люди сгрудились в тесной нише перед дверью, запертой на засов. Данным выходом, похоже, не пользовались. Шура шепотом предупредил журналиста, что за каждый звук без санкции тот будет обретать затрещину, и это не просто угроза. Вятский фыркнул, но молчал. Люди уныло слушали, как между гаражами и больницей кто-то бродит – и даже не один, а несколько «неопознанных» личностей. Доносились звуки, похожие на рык. Андрей почувствовал облегчение наряду с разочарованием – он боялся себе признаться, что боится выходить на улицу.

– Прорвемся? – шепотом предложил Витек. – Их там не больше трех. За гаражами ворота и калитка с хреновым замком – мы с мужиками уже проверяли.

– Вы спя… – вздрогнул журналист – и тут же обрел затрещину. Шура не дремал. Люди снова вслушивались. Тяжело дышал и обливался потом Кравец.

– Мужики, вы со мной никуда не уйдете… – зашептал он. – Вот же черт, навязался я на вашу голову… Этих типов вы, может, и пройдете, но где гарантия, что другие не прибегут?

– Виталий Антонович прав, – подумав, согласился Андрей. – Мобильности нам сегодня не хватает. И что творится в городе, мы не знаем. Выйдем – и сразу в западню. В больнице пока безопасно. Не думаю, что сюда вернется толпа… если сами ее не позовем, конечно. Как ни крути, а нужно дожидаться темноты. А лучше – ночи. Или есть желающие прогуляться прямо сейчас?

Желающих не было. Люди пятились от двери, за которой продолжалась возня и «народные гулянья», вывалились в коридор. Через несколько минут они вернулись к нише. Вятский забился в угол, закрылся от жизненных трудностей ладошками. Вахтера положили на матрас.

– Есть идея, – осенило Шуру. – В соседнем коридоре имеется выход на крышу. Этот корпус не просто старый дом, а старый дом с мезонином. На крыше есть башенка, она возвышается почти на два этажа. Лестница разветвляется – одна ведет в башню, другая на крышу. В башню можно проникнуть беспрепятственно, там что-то вроде смотровой площадки с видом на ближайшие улицы… – Шура споткнулся, а Андрей подумал, что про башню Шура вспомнил неспроста. С кем он там приятно проводил время? С Татьяной? С ее предшественницами?

– Здание больницы мы таким способом не покинем, но хотя бы полюбуемся пейзажами.

– Идем, – кивнул Андрей. – Витек, опекаешь Виталия Антоновича… и следи, чтобы наш гламурный друг что-нибудь не выкинул.

– Еще чего, – возмутился Витек. – Я тоже хочу любоваться пейзажами. Что они, маленькие, без ухода двадцать минут не протянут?

Последовала короткая перепалка, после чего спорщики с изумлением обнаружили, что Вятский задремал. Кравец уверил, что последит за ним, не привыкать. Трое поднимались по узкой винтовой лестнице, топча мусор, какой-то древний строительный хлам. Лестница упиралась в люк. Крышка почти не скрипела, петли были смазаны. Полукруглая декоративная башенка с прямоугольными окнами выгодно возвышалась над крышей. Время ее ремонта пока не наступило. Скрипели гниющие половицы, вываливались кирпичи из внутренней облицовки. Как и ожидалось, здесь имелся матрас – Шура смущенно отодвинул его ногой. Оконные переплеты в окнах отсутствовали. Пространство «мезонина» было той же улицей – с горячим июльским воздухом, в котором отчетливо сквозили примеси гари и тлена. В помещении дышалось легче. Люди припадали к окнам, стараясь не выделяться, замирали, потрясенные мощью абсурда…