Воронцовский упырь - Сергей Рокотов

- Значит, с отцом у вас нет никаких отношений?

- Да нет, конечно... - повел плечами Серов. - Был я в Москве в командировке, когда инженером работал на Кировском заводе, зашел к нему... Ну а больше как-то не захотелось заходить.

- Почему же так? - заинтересовался Костя.

- Не знаю... Приняли меня нормально, накормили, напоили, ночевать я у них не остался, у меня место в гостинице было. Только не понравилось мне у них как-то. Он тогда был женат на Ирине... Как вам сказать, мне показалось, что она его очень боится, моего отца. Хотя чего его бояться? Маленький, щуплый...

Но она смотрела на него такими затравленными глазами, и мне стало как-то не по себе. Да и ко мне он так холодно относился всегда, не интересовался, как я, что я... Как восемнадцать лет стукнуло, деньги перестал присылать, иногда к дню рождения пошлет что-нибудь. А у меня сын, им он вообще ничуть не интересовался, даже не видел никогда. Странный он человек какой-то... И атмосфера у них в доме была очень напряженная... Неприятная. Не хотелось туда больше приходить. Однако я бывал у них и позже. Но тогда он уже был женат на другой женщине. Юле. Такая красивая женщина, я просто поразился, как это она за него замуж пошла.

- И какая же была атмосфера в их семье на этот раз?

- Несколько иная, надо сказать. Но они недавно тогда поженились. Он был очень внимателен к Юле, обхаживал ее, ну, буквально пылинки с нее сдувал.

Я-то, собственно говоря, попал к ним в дом по крайней необходимости. Поехал в Москву, выпил в ресторане, и ограбили меня. Ни копейки денег, и взять не у кого. Тут я про батюшку и вспомнил. Позвонил, он был очень любезен, сказал, что поможет. Я приехал к ним на Мичуринский проспект на новую квартиру.

Он ее получил незадолго до смерти Ирины, я раньше в ней не был. Ну я приехал, он дал денег, мы посидели.

Нет, неплохо у них было. Вечером я уехал домой на "Красной стреле", а года через три снова попал в Москву, с завода я тогда уволился, пытался мелким бизнесом заниматься, однако бизнесмен из меня никакой получился, но не в этом дело. Я приехал в Москву, позвонил, а в квартире какие-то иностранцы живут. Они мне кое-как объяснили, что отец живет на даче, а квартиру им сдает. Дали адрес дачи. Я туда поехал, дело летом было, я усталый, вымотанный весь. Поехал я в это Воронцово. Дело днем было, около часа дня.

Подхожу к дому, стучу. Там какие-то крики, и женские, и мужские. Мне не по себе стало. Я не знаю, что и делать. При разборке присутствовать не хотелось.

Но не назад же по такой жаре в Москву переться?

Я подождал, потом опять постучал. Меня услышали, крики стихли.

- А что именно кричали в доме? - уточнил Костя.

- Да мало что понятно было. Типа: "Ненавижу тебя! Будь ты проклят!" Это женщина кричала. А мужской голос только: "Молчи! Молчи!" Больше ничего я не разобрал. А потом отец мне дверь открывает. Весь красный. Руки трясутся. Что-то бормочет. "Ты? Ты?

Ты что? Ты как?" - увидев меня, еще злей стал.

"Я вот, - говорю. - Приехал навестить, проведать".

А самому неловко. Не знаю, что и делать. "Погоди, ты погоди", - он бормочет, потом бежит обратно в дом, что-то там делает и снова выходит. "Проходи, - говорит. - Отдохни, жарко очень". Я прохожу на веранду, он сажает меня в кресло, минералки приносит, потом чаю с травами, печенья, конфет. Я сижу дурак-дураком, пью. А он суетится и молчит, сопит, пыхтит. А в доме тишина. Юля не выходит. Я посидел с полчасика, потом гляжу на часы и говорю: "Ой, засиделся я, мне пора, у меня же скоро самолет". А у самого билет на ночной поезд. Но сидеть никакой возможности нет.

Так мне там было не по себе, скорее оттуда хотелось выбраться, хоть в душную электричку, только бы оттуда. "Хорошо, хорошо, - оживился отец. - Раз пора, то иди. Иди..." И ручонками своими меня так и подталкивает к выходу. "Раз дела, то надо. Сейчас время такое, дела прежде всего..." Вот так, значит. Ушел я.

И все. И больше я его не видел.

- Понятненько, - призадумался Костя, тоже закуривая. - А теперь скажите мне вот что...

Вдруг его слова были прерваны каким-то шумом за дверью. "Не хулиганьте, Ульяна Осиповна, - проскрипел громкий старушечий голос. - Пришли, так проходите тихо. Здесь тоже люди живут..." - "Люди! - забасил другой старушечий голосище. - Да разве ж вы люди? Приютились тут, как клопы в матраце. Тоже мне люди..." - "Я сейчас милицию вызову!" - скрипел первый. "Мне, блокаднице, твоя милиция не страшна! - басил второй. - Плевать я на тебя хотела! Я к внуку иду!"

- Бабушка это, - шепнул Петр. - Ох, она не ладит с моей соседкой, как придет, начинается. Вообще, она немного того, - он покрутил пальцами около виска. - Уж извините. Не гнать же мне ее?

Тут дверь резко отворилась, и в нее вошла решительной поступью высокая худая старуха в черном выцветшем пальто и ободранной рыжей меховой шапке.

На ногах были боты.

- Здравствуй, Петр, - пробасила старуха. - Я к тебе пришла с очень интересной новостью. Но твоя соседка так много себе позволяет, я ей когда-нибудь дам кулаком в лоб, честное слово!

Петр скривился и покачал головой, показывая глазами на Савельева. Старуха только теперь заметила постороннего и нахмурилась.

- Это кто еще? - буркнула она. - Что-то я вас не знаю.

- Это Константин Дмитриевич Савельев, из Москвы, мой знакомый. А это Ульяна Осиповна, моя бабушка, мамина мама.

- Послушайте, Дмитрий Константинович! т-с ходу начала старуха. - Если вы желаете добра этому типу, дайте ему добрый совет - сколько можно человеку с высшим образованием работать дворником?

Скрести лопатой снег, а летом разводить пыль и соскребать собачье дерьмо! Я ему нашла хорошую работу, понимаете? По его специальности, он же инженер-металлург. А ко мне вдруг пришел мой бывший ученик.

Я в прошлом учительница, теперь голодранка-пенсионерка благодаря нашей замечательной власти. Но не в этом суть. Этот ученик работает на южнокорейском предприятии и зарабатывает такие деньги... Он хочет походатайствовать за Петеньку, но этот тип уверяет меня, что лучше работы дворника ничего нет... Так скажите же...

- Видите ли, - сказал Костя, - я плохо знаю вашего внука, Ульяна Осиповна. Я согласен с вами, что инженер должен работать по специальности, но советов давать не имею права. Я частный детектив и приехал сюда узнать кое-какие подробности о жизни вашего бывшего зятя Геннадия Петровича Серова.

- У нас?! - вытаращила глаза старуха. - Подробности о жизни этого мерзавца? Так мы его сто лет не видели и еще столько же не видели бы!

- Я имею в виду подробности его прежней жизни.

- А что это он вас так заинтересовал? - вдруг ехидно спросила старуха, вытащила из кармана ветхой шубы круглые очки и надела их на нос. Внимательно поглядела на Савельева. - Никак вляпался в какую-нибудь историю? Так я вам помогу его посадить, это с превеликим удовольствием, Савелий Дмитриевич.

- Почему же так? - еле сдержал смех Константин.

Петр исподтишка делал отчаянные знаки бабушке, гримасничал, прижимал палец ко рту, но та не желала замечать его ужимок.

- Я поклялась отомстить этому негодяю, который свел в могилу мою Верочку, мою единственную дочку Вы знаете.., забыла, как вас, извините. Я Верочку спасла от голодной смерти в блокаду, ей было тогда семь-восемь лет, сама непонятно как выжила, а этот гад уморил ее в сытом шестьдесят девятом году. Верочке не было и тридцати пяти Уморил, бросил на нас с дедом Петеньку и смылся в Москву. Я не жалуюсь, что он оставил нам Петеньку, не подумайте, слава богу, что он не забрал его с собой, но тем не менее он же отец.

Петь, дай-ка "беломорину", что-то закурить охота! - вдруг прервала свои излияния старуха.

Петр протянул ей папиросу, и та с наслаждением затянулась.

- Хорошо! - блаженно зажмурилась она. - Иногда позволяю себе, как вас.., извините...

- Константин Дмитриевич - Вот именно. Как Ушинский. Или Бальмонт.

Помните у Бальмонта: "Я вижу Толедо, я вижу Мадрид, о белая Леда, твой блеск и победа различным сияньем горит..." Красиво писал, бродяга, как вы думаете?

- Да неплохо. Но, однако...

- Я вообще-то не курю. А почему? Потому, что не могу себе позволить купить папиросы. А вот в блокаду я копила табак, я недоедала, свой хлеб отдавала Верочке, но табак... Табак должен был быть в доме, Константин Дмитриевич... Вы сами-то курите?

- Курю, Ульяна Осиповна. Но у меня не так много времени.

- Так что там натворил пакостный Генка? Интересно, отчего это им, засранцем, интересуются частные сыщики? По-моему, фигура не того масштаба, просто ничтожный мерзавец, и только... До чего же, однако, приятно курить...

Петр покраснел от стыда и отвернулся к окну. Но Савельев отнесся к старухе с большим интересом. Он понимал, что она может порассказать о Серове немало занятного.

- Так почему вы считаете, что Геннадий Петрович уморил вашу дочь, Ульяна Осиповна?

- Почему? Да потому, что это прирожденный садист. Ему бы в фашистский концлагерь надзирателем.

Или нет - ассистентом доктора Менгеле. Ему доставляли удовольствие страдания Верочки.