История Петра Великого - Александр Густавович Брикнер

торговли через Сибирь; мечтал об устройстве судоходства на реках Азии. При Петре его имя встречается в связи с делами, относящимися к Оттоманской Порте. Мы знаем, что Спафарий переписывался с ученым, амстердамским бюргермейстером Витзеном, и что последний был высокого мнения о нем[76]. Он производит некоторым образом впечатление авантюриста, но в то же время впечатление человека, богатого идеями, предприимчивого, смелого. В таких людях нуждалась Россия в эпоху преобразования.

Выдающимся сотрудником царевны Софьи был монах Сильвестр Медведев, получивший образование в Малороссии. Симеон Полоцкий, наставник царевны Софьи, был учителем и Медведева. Последний отличался редкой в то время ученостью: в его библиотеке насчитывалось несколько сотен книг, большей частью на польском и латинском языках. Царь Федор довольно часто бывал гостем у Медведева, которого очень уважал. При дворе Софьи он занимал место придворного священника и придворного поэта. Он был представителем латинской эрудиции в противоположность учености греческих монахов, приезжавших в то время в Россию. При случае он умел участвовать и в светских делах. Когда-то, до избрания духовного звания, он хотел посвятить себя дипломатической карьере под руководством известного государственного деятеля Ордын-Нащокина. Патриарх Иоаким находился в несколько натянутых отношениях Медведевым: они расходились в некоторых вопросах богословской догматики. Существовал слух, что Медведев ласкал себя надеждой рано или поздно сделаться патриархом. Судьба Медведева, подобно судьбе Голицына, была тесно связана с первенствующим положением царевны. Во всяком случае, он принадлежал к числу ближайших советников правительницы. О той роли, которую играл Медведев в событиях, имевших следствием падение Софьи, мы не имеем подробных сведений. Однако он сам погиб при этом случае трагическим образом.

Гораздо менее замечательной личностью был думный дьяк Шакловитый, занимавший во все время правления Софьи весьма видное место. Он был склонен к насильственным и коварным действиям. Уступая далеко князю Василию Васильевичу Голицыну в образовании, он превосходил его энергией и решимостью. Впоследствии он стал главным виновником тех направленных против Петра умыслов, которые, имея целью упрочить власть царевны, положили конец ее управлению делами.

В Шакловитом мы не замечаем каких-либо политических идей, какой-либо систематической программы. В противоположность многосторонне образованной царевне, ученому и начитанному Медведеву, утонченно вежливому Голицыну, Шакловитый был обыкновенным честолюбцем, готовым жертвовать всем и всеми для достижения своих целей. Он не был способен, подобно Софье, Голицыну, Медведеву, действовать в духе западноевропейского прогресса. Все они погибли в 1689 году, уступая место Петру. Катастрофа Шакловитого была самой насильственной. Как государственный человек он был гораздо менее важен, нежели Голицын, но все-таки играл главную роль в драме, положившей конец правлению Софьи.

Усерднее, чем делами внутренними, правительство занималось внешней политикой. Как скоро было решено совместное царствование Ивана и Петра, с известием о таком событии были отправлены дипломаты в Варшаву, в Стокгольм, в Вену, в Копенгаген, в Гаагу, в Лондон и в Константинополь. При этом, однако, не было упомянуто о регентстве Софьи[77].

Отношения к Швеции при царе Федоре не были особенно благоприятны. Существовало несогласие по поводу разных пограничных пунктов. Софья, нуждаясь в мире, действовала осторожно и не настаивала на прежних требованиях. С самого начала XVII века благодаря событиям Смутного времени Россия должна была отказаться от береговой линии. Стремление царя Алексея устранить постановления Столбовского договора, заключенного в 1617 году, не увенчалось успехом. Кардисский мир (1662) был, в сущности, подтверждением Столбовского. Во время регентства Софьи России скорее грозила опасность со стороны Польши, нежели со стороны Швеции. Уже по этим соображениям нужно было желать мирных отношений со Швецией.

К тому же, быть может, уже в начале правления Софьи в России думали о наступательных действиях против татар. Юрий Крижанич в своих подробных рассуждениях о внешней политике России говорил в пользу мира с Польшей и Швецией, проповедуя войну с татарами, завоевание Крыма. И Петр сравнительно поздно начал думать о завоеваниях на северо-западе, а сначала сосредоточивал все свое внимание на берегах Черного моря. Переговоры со Швецией при царевне Софье о царском титуле, о свободном отправлении православного богослужения в Эстляндии, Ингерманландии и Карелии и проч. не имеют особого значения[78].

Отношения к Бранденбургскому государству, которое впоследствии сделалось самым важным союзником Петра в борьбе со Швецией, заслуживают внимания. Подданным курфюрста были дарованы некоторые права относительно торговли в Архангельске. Кроме того, он служил посредником между гугенотами, выселившимися из Франции вследствие отмены Нантского эдикта, и Россией, в которой некоторые из них пожелали поселиться[79].

Мы видели выше, что Голицын ставил особенно высоко Францию. Однако сделанная при нем попытка вступить в близкие отношения с Людовиком XIV оказалась весьма неудачной. Голицын, приглашая Францию к участию в войне с Турцией, очевидно, не особенно подробно был знаком с положением дел на Западе; иначе ему было бы известно, что Франция именно в то время была расположена к Турции. Прием, оказанный русским дипломатам во Франции, не был благоприятен. К тому же есть основание думать, что князь Долгорукий в качестве посланника России вел себя неосторожно и бестактно. Вообще с русскими во Франции обращались неучтиво, поэтому, когда немного позже явились в Москву два французских иезуита, Авриль и Боволье, с грамотой от Людвика XIV, прося позволения проехать через Россию в Китай, им ответили отказом[80].

Надежда на помощь Франции в борьбе с Турцией оказалась тщетной. Довольно странным также было старание московского правительства занять деньги у Испании, которая в то время была совершенно разорившейся страной.

Гораздо успешнее Россия действовала в отношении к Польше, где и после заключения Андрусовского договора никак не хотели примириться с мыслью о вечной потере Малороссии. По случаю смуты в Москве в 1682 году в Малороссии были распространяемы польскими эмиссарами «прелестные» листы; у двух монахов, бывших тайными агентами Польши, нашли инструкцию, как должно действовать для распространения мятежного духа в Малороссии[81].

Особенно же Киев оставался яблоком раздора в борьбе между Россией и Польшей. Киев в силу Андрусовского договора должен был оставаться только два года под властью России; однако московское правительство надеялось навсегда удержать за собой это важное место. В Малороссии было много недовольных, противников московского правительства, которое, впрочем, могло вполне надеяться на гетмана Самойловича. Через него в Москве заблаговременно узнали об агитации польских эмиссаров. Он советовал поселить несколько тысяч великороссиян в Малороссии с целью показать этим, что Малороссия навсегда останется достоянием Московского государства.

При содействии Самойловича русскому правительству удалось провести в области церковного управления в Малороссии весьма важную меру. До этого киевский митрополит посвящался константинопольским патриархом. Благодаря особенно удачным переговорам с высшими представителями церкви в турецких владениях и ловкой и успешной деятельности московских агентов в Малороссии было достигнуто, что отныне киевский митрополит стал посвящаться в Москве. Разумеется, прежде всего нужно было отыскать личность, легко доступную влиянию московского правительства. Таким лицом оказался луцкий епископ, князь Гедеон Святополк Четвертинский, избранный в киевские митрополиты 8 июня 1685 года и посвященный в Москве