Казак из будущего. Нужен нам берег турецкий! - Анатолий Спесивцев

Мустафа был уникален. Он единственный из известных истории султанов, кто сам просился в отставку. И получал ее, оставаясь в живых, аж два раза. Дважды Мустафу возводили на престол, и оба раза он перебирался оттуда обратно в «Клетку». В отличие от остальных принцев, он чувствовал себя здесь комфортно. А что кормил рыб в Босфоре золотыми монетами вместо крошек… так каждый имеет право на странности. Править из-за совершенной неадекватности Мустафа не мог в принципе. В первый раз он за три месяца спустил годовой бюджет на подарки поставившим его людям. Его несамостоятельность, неспособность к управленческой деятельности вынудили руководителей оджака, корпуса капыкуллу, заменить сумасшедшего на племянника, сына правившего до него Ахмета. Но Осман II оказался слишком умным и волевым, чтобы быть марионеткой, за что и был убит. На престол посадили опять Мустафу. Второе его «правление», от которого он отказывался как мог, продлилось пятнадцать месяцев и вспоминалось всеми пережившими как затянувшийся кошмар. В Стамбуле воцарился беспредел, причем принес его в столицу не уголовный элемент, а призванные охранять спокойствие в городе янычары. Они принялись грабить всех, у кого было что грабить. За эти месяцы сменилось шесть Великих визирей, попытка его матери, откровенно неумной женщины, взять бразды правления привела к распространению хаоса на всю страну. Пришлось янычарам, очень любившим Мустафу, свергать его снова и сажать на трон одиннадцатилетнего Мурада. У него хоть мать дурой никто не считал. До тридцать второго года власть в стране принадлежала именно ей и ее фаворитам. Потом Мурад перехватил бразды правления и проявил себя как выдающийся, хоть и очень жестокий и склонный к разгулу, государь. Долгое время Кеслем-султан удавалось сохранять жизнь нескольким принцам-Османам, но к весне их осталось двое.

Второй, Ибрагим, был пока ничем не примечательным молодым человеком. То, что он неумен и безволен, в нашей реальности проявилось позже. Мурад и у нас отдал приказ о его казни, но валиде-ханум тогда смогла убедить Великого визиря и диван оставить Ибрагиму жизнь. Служившие прежде всего Кеслем-султан, а потом уже Мураду евнухи для предотвращения вмешательства матери султана и были казнены. Селим со своими людьми стремительно подошел к «Клетке». Защищавшие ее евнухи заслонили ему проход.

– У меня фирман повелителя о казни его брата! – поднял вверх бумагу Селим.

– Мы должны посоветоваться… – замялись стражники.

Ага бостанджи кивнул стоящему рядом янычару, и тот вывалил из мешка под ноги стражи две головы бывших евнухов-начальников.

– Вот фирман Падишаха Вселенной о казни всякого, кто попытается мне воспрепятствовать! – Селим поднял другой свиток.

Несколько мгновений помявшись, евнухи разошлись в стороны, освободив проход. Селим, а вслед за ним и его люди вошли в «Клетку». Комнату, где содержался Ибрагим, нашли легко. Там они обнаружили очень встревоженного, бледного и полного молодого человека в богатой одежде. Увидев, кто вошел, он откровенно запаниковал.

– Нет, нет… не надо! Я жить хочу, я еще не жил! – скорее забормотал он, чем закричал. Селиму стало жалко парня, несмотря на происхождение, всю жизнь проведшего в заключении, а последние годы – в ежеминутном ожидании смерти. Но именно этот молодой мужчина мог стать знаменем врагов, центром их объединения, и он легко подавил возникшее сочувствие к обреченному. Помощники аги быстро схватили принца, накинули на шею удавку, и его не стало. Убедившись, что Ибрагим мертв, Селим повернулся и пошел прочь.

У входа мимо них в «Клетку» проскочила, оттолкнув замешкавшегося янычара, полная немолодая женщина в богатейшем шелковом платье, полупрозрачном белом чарчафе, стоившем немалых денег, и увешанная баснословными драгоценностями. Все поняли, кто это, и ей не пытались помешать. Валиде-ханум узнала о предстоящей казни сына, но воспрепятствовать ей уже не успела. Слишком поздно доложили, да и способности к бегу у нее давно были… пониженные. И вскоре из «Клетки» раздался ни с чем не сравнимый вой. Волчица застала мертвым любимого волчонка… Несколько мгновений спустя вой сменился надсадным криком, перемежаемым безумными причитаниями по-гречески. Селим плохо знал этот язык, но ни на миг не усомнился в одном: если они не уберутся отсюда вовремя да попадутся на глаза валиде-ханум, одним лишь проклятием матери, потерявшей от горя рассудок, дело не кончится.

Злые, дико уставшие, бостанджи постарались как можно скорее уйти. А Селим – единственный из всех – при этом тщательно скрывал злобную усмешку. Благодаря его усердию в халифате остался только один Осман, да и тот сумасшедший, не способный оставить потомство. Огромную империю ждала борьба за власть.

«Туда ей и дорога. В пекло!»

Эхо события

Март – апрель 1638 года от Р. Х

Известия о казни Ибрагима и гибели Мурада расходились кругами по планете. Неравномерно, но быстро. Где-то в Западной Анатолии они встретились. Многие не хотели верить в произошедшее. И не только из преклонения перед Османами: существовала еще одна причина, по которой людям в халифате страшно было даже подумать об этом. О бесплодии и безумии Мустафы знали все, легко было догадаться, что на троне предков он долго усидеть не сможет. Одновременная гибель обоих братьев оставила страну без правителя и легитимного преемника, а значит, претендентов на престол будет много, и между собой они точно не поладят. Начнется война за власть, причем гражданская, между своими. И, как и все гражданские войны, жестокая. Наверняка обрадуются враги Османов и… набросятся на плохо защищенные границы, ведь войска пойдут внутрь страны для выяснения, кому быть султаном и халифом, чей род возглавит самое могучее государство исламского мира.

Сначала самые дальновидные, потом просто умные, стали перебираться на новые места жительства. С окраин – бежали в центр, Стамбул; из столицы, за которую, как нетрудно было предвидеть, будут бороться претенденты на верховную власть – переезжали на тихие окраины. Люди, остро чувствуя грядущую опасность, неодинаково, зачастую с диаметрально противоположными выводами, оценивали перспективы различных провинций султаната стать ареной борьбы за власть. Немалое число имеющих средства и возможности предпочло перебраться в земли франков, благо с ними у страны был сейчас мир.

В сильнейшее возбуждение пришли послы иностранных держав. Еще бы, такое изменение в политическом раскладе! Если казнь наследника просто волнительна и требует немедленной отсылки гонца в метрополию, то пришедшая вслед весть о гибели султана… повергла весь дипломатический корпус в шок. Глубокий и сильный. Немедленно были отправлены новые гонцы, а дипломаты начали наводить справки у знакомых чиновников и строить предположения о дальнейшей судьбе Оттоманской империи. Перспективы для многих государств, в том числе общих границ с османами не имеющих, выглядели светлыми и многообещающими. Впрочем, никакие взятки сейчас прояснить ситуацию не могли. Османские чиновники и сами пребывали в состоянии шока и тяжелейшего расстройства. Даже попавшие на высокие посты после долгой службы в боевых частях, что при Мураде было скорее нормой, чем исключением, выглядели потерянными и беспомощно разводили руками.

– Все в руках Аллаха! – единственно внятная часть их ответов о будущем страны. Некоторые из них тут же начинали наводить встречные справки о возможности переехать в страну, дипломат которой вел с ними разговор. Вместе с семьей и родственниками. У людей, многим из которых неоднократно приходилось смотреть в глаза смерти на поле боя, во взгляде сквозила растерянность, а у менее стойких – откровенный страх перед будущим.

Столицу затопила волна слухов, и, в отличие от морских волн, она способствовала не тушению пожаров, а разжиганию страстей. Обстановка в Стамбуле стала стремительно накаляться. Встревоженные и испуганные люди становятся опасны для окружающих и самих себя, а успокаивать их никто не думал. Не до того было начальственному люду.

Особенно остро новость восприняли в столице Священной Римской империи германской нации, Вене. Именно империя долго была главным врагом османов в Европе. Естественно было ожидать, что император немедленно начнет подготовку похода на юг, для возвращения потерянных земель. Но он не мог этого сделать. Мощнейшее государство Центральной Европы прочно застряло в развязанной им же самим войне. Вроде бы уже совсем выигранная, с разгромом всех врагов на поле боя, она никак не желала прекращаться, не видно было этому пришедшему в Европу ужасу ни конца, ни края. Двадцать лет европейцы увлеченно убивали друг друга, изничтожая все вокруг.

Не обошла беда и имперские земли – даже окрестности Вены разорялись врагами. Сменивший на престоле католического фанатика-отца Фердинанд III, сын двух близких родственников (его мать Мария-Анна Баварская вышла замуж за кузена эрцгерцога Фердинанда, старшего сына своей тетки), но человек неглупый и небесталанный, с удовольствием заключил бы мир. Однако вызванный его папашей джинн разрушения никак не желал убираться обратно в бутылку. Теперь другие страны добивались своих целей в этой всеобщей бойне, не желая считаться с интересами империи. Пресечение династии у соседей давало прекрасный шанс Габсбургам отодвинуть границы подальше на юг, подмять под себя богатейшие земли, но для этого надо было развязать себе руки на севере. Вене срочно понадобился мир. Но признавать переход Лотарингии к Франции, а нескольких земель Северной Германии к Швеции император и его окружение готовы не были.