Сепсис - Элина Самарина

— Дело в том, молодой человек, что причиной моего исхода отсюда был, как это ни парадоксально, именно патриотизм. Советск… нет, тогда уже российский… Вот вы сделали удивленные глаза. А я вам поясню. Всю жизнь я проработал в геологии. Последние 18 лет — до исхода — занимал очень высокие посты в министерстве. Так вот: в советские времена недра разрабатывались, но не алчно, не безоглядно. Они — недра эти — богаты, но, как и все на земле, — исчерпаемы. Всему приходит конец. В советские времена разработки планировались, более или менее ограничивались. Знаете, сколько угольных пластов ставили на консервацию! Или нефть… А вот потом, в постсоветский период, пошло такое разбазаривание! Такая разухабистость! Чиновники, не уверенные в завтрашнем дне, старались урвать от своего положения как можно больше. Ни интересы страны, ни народ их не заботили. Только бы урвать. В данный час, в данный миг. Завтра от этой кормушки могут отлучить.

Стариков снял очки, остервенело протер их и посмотрел на просвет. Задумчиво посмотрел, словно открыли они ему те времена:

— Теперь слово «кормило власти» приобрело новый, алчный смысл: то, что их кормило. Стали распродавать Россию в розницу. С удалью, цинично. С чего прежде миллиарды государству шли, теперь отдавалось за копейки. Лишь бы пару тысяч «отката» взять. Добрались эти хапуги и до недр. Бо-ольшой интерес возник к недрам.

Где бы еще найти клад, чтобы быстренько его за бесценок продать?!

В то время работал у нас талантливейший геолог. Изыскатель от Бога.

— Это о ком вы? — спросил Павел.

— О Пла… Ну, в общем. Не стану я называть его имя. По причине, о которой скажу. Этот геолог — назовем его условно Иванов — сначала опосредованно, априорно обнаружил беспрецедентные залежи нефти в… Своими прогнозами на залежь поделился со мной. Только со мной. И я организовал ему камуфлированную командировку в Лозовое.

— Это что, место, где…?

Стариков досадливо поморщился:

— Да это я условно называю место! Как и имя геолога. Все условно. Так вот: месяца два они вели там буровые работы. Он позвонил и сообщил мне, что прогноз полностью подтвердился: океан нефти оказался под этим участком. Океан! Он тоже был отчаянным противником разбазаривания недр. Знал, если месторождение рассекретить, начнется его бессовестное разграбление. И вот — представьте себе, молодые люди, — человек совершил самое крупное открытие в своей жизни, самое значительное! Но вынужден его замалчивать. Как вам это?! А министр — будто чувствовал — крутится, выспрашивает: а где это наш Платунов? Чутье у министра было потрясающим. Только не геологическое чутье, а на дармовую поживу. Но не узнал ничего. Не сказал я ему. Правда, мог бы он у самого геолога все выведать: Виктор Павлович был человеком наивным и доверчивым. Но случилась беда: при возвращении в Москву их самолет разбился. Прямо при посадке. Я был свидетелем: встречал же. Мне удалось отыскать среди руин чемодан Пла… Иванова. Там была вся документация по этому месторождению… Вот так погиб выдающийся ученый… Выпьем за его светлую память. Пусть земля тебе будет пухом, дорогой Виктор Павлович. — Стариков поднял глаза к потолку.

После поминального тоста за столом воцарилась торжественная тишина. Нарушил ее Павел:

— А вы, Григорий Евсеевич, можете сейчас эти данные передать правительству России? Нынешнему?

— Нет, молодой человек. Не могу! Еще не верю, что используют они во благо. Вон как нефть бесшабашно продают. Нет уж. Я потерплю пока.

— А если что-нибудь с вами случится, дядя Гриша? — развязно спросил Стас. — Так и пропадет это открытие. Без понту пропадет.

— Ты, молодой человек, рассуждаешь, как и эти, нынешние. А я, в отличие от вас, человек предусмотрительный. Все материалы хранятся в банке, и в случае моей… если что случится — там есть распоряжение.

— Так лучше бы сейчас Дусику расклад дали. Он бы наварился. Купил бы через подставу эту землю. И вам хорошо, и Эдику бабки.

— Нет, дорогой мой. Если бы я так поступил, я бы уподобился этим. Что против моих принципов. Знаете, что происходит, когда землю изнуряют? Когда исчерпывают до дна? Любой организм при голодании вначале «съедает» свой жир, потом — мясо и, наконец, — мозг. Так вот, я не хочу, чтобы Россия обезумела… Нельзя изнурять землю.

Дусик под столом отжал ногу Павла и состроил ироническую гримасу.

— А в самом деле, Григорий Евсеевич, — настаивал и Павел, — если там такой Клондайк, почему бы не подключиться? И я, и Стас, и Эдик — все бы вошли в это дело. Мы не народ разве? Вот и пошло бы открытие Иванова на пользу простым россиянам. Я даже могу вам письменное, заверенное у нотариуса обещание дать, что не стану эту нефть за рубеж продавать. Только для России. Я не алчный человек.

Стариков видел, что Павел относится к его рассказу с некоторой долей иронического недоверия, но ответил серьезно и твердо:

— Вы, молодые люди, ставите меня в щекотливейшее положение. Если я сейчас открою тайну месторождения, то нарушу клятву, которую дал на могиле… моего друга. Я, собственно, уехал в Израиль, покинул друзей, землю меня родившую, только потому, что сограждане мои изменились, стали беспринципными. Я не мог без душевной боли наблюдать, как растворялась в воздухе нравственность, чистота. Вот почему я оставил свою Родину и сейчас испытываю душевные мытарства… А вы мне предлагаете сделку с совестью. Тогда зачем все эти жертвы, которые я принес? Алчность и равнодушие к последствиям — серьезные пороки. Их гнушайтесь!.. В общем, хватит об этом. Я знаю, молодые люди, что вам не интересна эта тема. Простите стареющего сентиментала… Лучше расскажите, чем вы занимаетесь, молодой человек.

— Как раз нефтью, — рассмеялся Павел. — Но не океан у нас, а озеро. Скоро закончится. Вот тогда и приду к вам.

Теперь и Стариков рассмеялся, чтобы отойти от темы.

Так и посчитал бы Павел этот мимолетный разговор фантазиями стареющего чудака, если бы дней через пять-шесть не выскочила эта тема.

Как обычно, ужиная, он просматривал блок новостей. Из телевизора текла монотонная болтовня, а Павел прилаживал на вилку гарнир и вдруг встрепенулся. Что-то в равнодушно пропускаемом им рокоте телевизора насторожило. Что? Так и замер с повисшими вилкой и ножом и чуть приоткрытым ртом. На экране крупным планом неопрятный мужичок, очевидный выпивоха, жаловался на жизнь:

— Вот уже, почитай, лет десять нет нам здесь работы. Крутимся, кто как может. Земля у нас не родит, заводов и фабрик нет, а государство никак не помогает. Вон, Михалыч, хотел свиней разводить. Ага. А государство кормами не помогает. А на рынке покупать корм — себе дороже. Так и провалилась задумка со свиньями. Ага… Вот, лет восемь назад геологи здесь были. Так они баяли, что нефти здесь — океан. Под нами прямо. Мы и купились на это, губешку раскатали. А оно — вон как вышло: оказалось, нет нефти никакой. Прикупил нас тот геолог. И вот вы скажите, как нам здесь жить? Мы то надеялись, что нефть нашли, значит, завод будет, рабочие места. Ага. А теперь что? Руки-то уже истосковались по труду.