Последний леший - Василий Купцов

— Отчего же тебе, в самом деле не жениться?

— Я еще молодой, я еще погулять хочу…

— Прежде закон блюли, — вдруг встал на сторону Сухматьевны Рахта, — в бой парней не брали, если сыновей еще не успели завести. Дабы род не прервался… Так что по старому закону ты еще как бы и не мужчина!

— А ты чего тогда не женишься?

— То не твое дело, — оборвал Рахта, потом смягчился, — а как твое будет, так тебя сватом и пошлю!

— Вот это я с удовольствием, — обрадовался Сухмат, — когда же дело сладится? В Полине, что ли, дело?

— Ну, в ней… — нехотя признался Рахта.

— И чего она медлит?

— Ой, и странная она! — вздохнул Рахта, а потом поведал другу о последнем разговоре с ней.

Полина махалась мечом с сотником Извеком — работала серьезно, полностью выкладываясь.

— А со мной помахаться не желаешь? — спросил Рахта.

— С тобой — толка не будет, — возразил Извек, — вы друг друга жалеть будете, а что толку в такой работе?

— Так-то оно так… — попробовал возразить Рахта.

— А коли переговорить надо, так я ж ее не держу!

— Нет, я сначала закончу урок! — возразила Полина.

Рахта уселся прямо на травку и стал ждать. Наблюдая за фехтованием, богатырь отметил про себя, что девушка держится теперь куда более хватко, не то чтобы по-мастерски, но уже — как подмастерье, это уж точно, не хуже. Извек и не думал давать послаблений Полине в присутствии Рахты, а сама она старалась как могла, стремясь не ударить в грязь лицом перед любимым. Наконец, Полина закончила работу с мечом и подошла к Рахте. А тот сразу взял быка за рога…

— Пойдешь за меня замуж?

— Нет! — ответила Полина, и у Рахты сердце так и упало.

— Говорила любишь…

— Люблю.

— И ты мне люба! — у богатыря вновь вспыхнула надежда, — Так что нам мешает? Может, у тебя обет какой? Скажи!

— Говорила я тебе, и еще раз повторю, что хочу настоящей поляницей стать, воином! Понятно?

— Ну и что? Ты же женщина.

— Так еще скажу — хочу я быть воином, а не портомойницей! В походах жить, а не в тереме за мужьей спиной. Коль нужна тебе жинка верная, из похода тебя ждущая, да слезы у окна проливающая — найди себе другую. Вона их сколько на улицах тебя взглядом провожают, только мигни — сбегутся!

— А я хотел, чтобы ты мне сына подарила! — вздохнул Рахта.

— Сына? — Полина задумалась, — Я тебе так скажу, богатырь… Как захочу я ребеночка, так не нужно мне тогда никого другого в отцы, окромя тебя. И сейчас ты мне мил, ох как мил…

— Так захоти сейчас! — Рахта был, как всегда, прост.

— Что решила я, то решала. Просить князя буду, а не возьмут в дружину — сама себе дело найду… Пока в бою не побываю, пока меня мужчины воином, равным себе, не признают — ты даже и не подкатывайся…

— А потом?

— Потом — может быть.

— Тогда я буду ждать!

— Жди…

Шли похороны немаленького человека. Был богат, знатен, удачен в походах. По заслугам и ладья великая, и тризна будет что надо! Даже Посвященный волхв самого Перуна здесь!

— С охотой ли ты участвуешь в нашем обряде, Ферам? — спросил Посвященный волхв небольшого, темноглазого, смуглого человечка.

— С превеликой охотой, — Ферамурз поклонился.

— Легко ли тебе привыкать к русскому обычаю, чужеземец? — в голосе слуги Перуна сквозило недоверие.

— О, я ведь огнепоклонник! — сказал Ферамурз, — Я читал и чтил Авесту. И мне понятны и милы ваши обычаи! Лишь огонь способен очистить все и вся, лишь он способен освободить души для перерождения…

Волхв кивнул, но было заметно, что он не верит до конца этому прыткому южанину. Явился вместе с культом этого Симургла, теперь заявляет, что Авесту чтит, да еще и огнепоклонник? Крутит он что-то… Хотя, надо отдать должное, что-что, а огонь — любой — священный ли, жертвенный иль магический — слушается этого Ферама как никого другого. И даже без магических снадобий! Просто скажет шепотом нужное слово — и огонь разгорается, а скажет другое — угасает… Ладно, еще сгодится на что-нибудь, повелители огня всегда в цене!

Огонь похоронной ладьи будет гореть еще долго. Вместе с знатным мужем ушла его жена и двое слуг. Что ж, все по закону, по обычаю. Посвященному волхву, чьего теперешнего имени никто не знал — оно ведь должно было быть известно лишь одному Перуну — ему было все равно, обычай исполнялся, скоро можно будет уйти и заняться более важным делом. То ли дело этой паре младших волхвов — они, небось, ждут не дождутся тризны! А что в голове у этого Ферама? У него даже глаза не блестят, похоже, ему все равно, думает о своем. Правда, на огонь смотрит внимательно, может, набирается силы? Интересно, как? Впрочем, не все ли равно… Ему, Посвященному волхву Перуна не нужны жалкие силы погребального костра. Ему, и только ему дарована благодать принять в себя бесценный дар Перуна, тот дар, что убивает любого другого — его божественную молнию! Лишь он, слуга Перуна, может стоять в грозу на вершине Перунова холма, протянув руки к небу, и ждать, пока в него не ударит с небес дар Перунов. И тогда, лишь тогда, у него будет сил больше, чем у какого-либо другого смертного на этом свете, лишь он сможет одним взглядом убивать или, даже, сжигать заживо… Волхв уже пять раз получал Перунов дар, скоро, это он чувствует, будет шестой!

Конечно, Белоян — Верховный Волхв, но Посвященный ему не завидовал. Что значит это верховодство, известность и ласка князя по сравнению с той близостью к Богу, что была у него. Как жалки они со своим ведовством по сравнению с мощью Главы Богов. А то, что Перун — действительно князь богов, Посвященный никогда не сомневался. Так велось с времен незапамятных, да и не только на Руси, и у греков, и у ромеев до прихода христиан — у всех Бог-Громовержец всегда был царем, пусть называли его то Зевсом, то Юпитером. И потому свое место, место волхва, избранного для общения с самым великим Богом, это место Посвященный не променял бы ни на какое другое. Пусть Белояна тешит власть земная…

Почему-то вспомнилось, как он сам стал Слугой Перуна. Ведь мальчишкой он и не помышлял о такой жизни, у него и в голове не было ничего такого. Разумеется, как и все мальчуганы, любил оружие, дрался со сверстниками и мечтал о битвах… Но однажды в их деревню пришли волхвы. И определили по приметам тайным — ну, сейчас уже не было тайн для него, что это были за приметы, но тогда — тогда все казалось таинственным и волшебным. О годах учений вспоминать не хотелось, это был какой-то мрак. И вот, в двадцать лет он вдруг стал Слугой. Не по каким-то достоинствам, просто других претендентов не было. Приметы Слуги Громовержца — это не просто там какие-то родинки и форма носа да рта, это еще и признак происхождения, очень древнего, и в своих корнях, возможно, не человеческого рода… Да, Перунов Волхв верил, что один из его далеких-далеких предков был богом! Едва став Слугой, он велел искать по всей Руси нового мальчика. Много раз посылал в ту местность, откуда сам был родом. Но — безрезультатно. А искать надо! Сокровенное знание говорит о том, что Громовержец защищает слуг своих. Но только в том случае, если они соблюдают закон и готовят себе замену…