Последний герой - Терри Пратчетт

Ринсвинд, с другой стороны, сказал, что их отправляют на верную смерть, и в конечном счете, никому не требуются для этого какие-то особенные тренировки.

Потом он говорил, что устройство Леонарда все-таки принесло свою пользу. После нескольких минут на нем верная смерть становилась заманчивой перспективой.

— Его снова тошнит, — сказал Декан.

— Может, лучше его вынуть? — сказал Профессор беспредметных высказываний.

— Как ты можешь так говорить? В последний раз прошло целых десять секунд, пока он не вышел!

— Да, но его тошнило еще больше и еще дольше, — сказал Профессор, когда они уходили прочь.

Декан поднял глаза. В тени покрытой парусиной баржи было трудно разглядеть летающее устройство. Самые интересные части были замотаны бумагой. В воздухе стоял стойкий запах лака и клея. Библиотекарь, у которого была привычка во все вмешиваться, мирно покачивался на рангоуте и забивал деревянные колышки в доску.

— Это будет воздушный шар, помяни мои слова, — сказал Декан. — Я даже представляю, как он будет выглядеть. Воздушный шар, корабль, всякие снасти и так далее. Может, еще якорь. Странная штучка получится.

— Даже в Агатовой Империи есть воздушные змеи, такие большие, что могут поднять человека, — сказал профессор.

— Может, он просто построил змея еще больше.

Недалеко от них в бассейне света сидел Леонард Щеботанский и рисовал. Периодически он отдавал бумаги стоящему рядом подмастерью, который сразу спешил с ними прочь.

— Ты видел, что он вчера изобразил? — спросил Декан. — Он подумал, что вдруг им может понадобиться починить что-нибудь снаружи машины, и… и он изобрел устройство, позволяющее летать вокруг с драконом на спине! Сказал, на случай какой-нибудь катастрофы!

— Разве может быть что-нибудь катастрофичней, чем привязаный к спине дракон? — спросил профессор беспредметных высказываний.

— Точно! Человек, живущий в башне из слоновой кости!

— Правда? Я думал, Ветинари запирает его на чердаке.

— Ну. Я имел в виду, что года, проведенные так, очень ограничивают человека, по моему мнению. Абсолютно нечего делать, кроме как считать дни палочками на стене.

— Говорят, он неплохо рисует, — сказал Профессор.

— Ну, тогда картинками, — уступил Декан.

— А еще говорят, что он так здорово рисует, что глаза как будто следят за тобой по всей комнате.

— Да? А остальное лицо чем занимается?

— Остается на месте, думаю, — сказал профессор.

— По мне, так ничего хорошего в этом нет, — сказал Декан, блуждая в поисках выхода наружу.

На своем мольберте, размышляя о вопросах управления судном в разреженом воздухе, Леонард тщательно вырисовал розу.

Злобный Гарри закрыл глаза.

— Я так и знал, ничего хорошего нас не ждет, — сказал он.

— Это просто, надо только начать, — сказал Коэн. — Дело в том, как смотреть.

Злобный Гарри открыл глаза.

Он стоял на широкой, зеленоватой равнине, которая плавно загибалась направо и налево. Он как будто бы стоял в гигантской, покрытой травой борозде, тянущейся в заоблачную даль.

— Это просто прогулка, — раздался рядом голос Малыша Вилли.

— Слушай, я могу без проблем ходить тут, — сказал Злобный Гарри. С ногами никаких проблем. Проблемы с мозгами.

— Попробуй думать о земле как о том, что находится под тобой, — сказал Малыш Вилли. — Это поможет.

— Нет, — сказал Злобный Гарри. — Не поможет.

Странность простирающегося перед ними пейзажа заключалась в том, что в его пределах количество направлений, по которым вы могли передвигаться, определялось только вашим желанием. Другими словами, сила гравитации не имела тут значения. Она располагалась строго под ногами, вне зависимости от того, где были эти ноги.

Злобный Гарри не понимал, почему это беспокоит только его одного. Орду, казалось, это совершенно не трогает. Даже ужасающее кресло Стукнутого Хэмиша шустренько катилось по тому, что раньше Гарри назвал бы вертикалью. Он подумал, что это потому, что Злобные Властелины обычно умнее героев. Для того, чтобы заполнить платежные ведомости даже для полудюжины приспешников, надо, чтобы у тебя функционировали хоть несколько клеток мозга. И клетки Злобного Гарри подсказывали ему, что лучше смотреть только вперед и постараться поверить, что он всего лишь гуляет по широкой, нормальной борозде и даже не пытаться оглядываться по сторонам, даже не думать об этом потому что позади него ой-ой-ой…

— Готовься, — сказал Малыш Вилли, устанавливая свою руку. — Слушайся своих ног. Им-то известно, где они.

К ужасу Гарри, в этот момент Коэн решил оглянуться вокруг.

— Только поглядите на этот вид! — сказал он. — Я могу видеть что все живут сверху!

— О, нет, нет, пожалуйста, нет, — забормотал Злобный Гарри, бросаясь вперед, стараясь держаться гор.

— Это круто, да? — сказал Маздам. — Видеть все эти моря, нависающие над тобой… А что с Гарри?

— Поплохело ему, — сказала Вена.

К удивлению Коэна менестрель был тут как дома.

— Я вырос в горах, — объяснил он. — К таким высотам там приноравливаешься.

— Я вижу все места, в которых был, — оглядываясь, произнес Коэн. — Пойди туда, сделай то… пойди туда еще раз, сделай то заново… ничего не упущено из того, где я был…

Менестрель оглядел его с ног до головы, и просветлел, поняв. Я понял, почему вы это делаете, подумал он. Спасибо классическому образованию. Как там было?

— «И зарыдал Каролинус, что нет более миров, что не покорены», — сказал он.

— Да что это за парень? Ты уже второй раз про него говоришь, — сказал Коэн.

— Вы что, не слышали про Императора Каролинуса?

— Не-ка.

— Но… Он был величайшим завоевателем на свете! Его империя простиралась на весь Диск! Кроме Противовесного Континента и ЧетыреХ конечно.

— Я его не обвиняю. На одном из них ни за какие коврижки не найдешь хорошего пива, а другой слишком идиотский.

— Ну, когда он достиг аж самого побережья Мунтаба, то говорят, что он стоял на берегу и рыдал. Какой-то философ сказал ему, что существует огромное количество других миров, которые он никогда не сможет покорить. Эм… это напомнило мне вас.

Коэн немного помолчал.

— Да, — сказал он наконец, — да, я представляю себе, как это происходило. Только мы не распускаем нюни.

— Сейчас, — сказал Думминг Тупс, — Т минус двенадцать часов.

Его слушатели, сидевшие на палубе, наблюдали за ним с настороженностью и вежливым непониманием.

— Это значит, что летательная машина пересечет Край уже до завтрашнего рассвета, — объяснил Думминг.