Среди овец и козлищ - Джоанна Кэннон

– Кто это? – повторяет он, слегка отодвигаясь.

Мать отходит на шаг, скрещивает руки на груди. И с удовлетворением замечает: – Это Гарольд Форбс, кто ж еще. Определенно Гарольд Форбс.

– Разве? – Брайан снова рискнул прижаться лицом к стеклу. – С чего ты взяла?

– Да я этого горбуна когда хочешь узнаю. Совсем никудышная осанка у этого мужчины.

И вот они снова всматриваются во тьму и видят свои отражения в стекле – искаженные от любопытства призрачно-бледные лица с открытыми ртами.

– Странные все же люди попадаются на этом свете, – бормочет мать.

Глаза Брайана уже совсем освоились с темнотой, и через секунду он отчетливо различает согбенную фигуру – человек что-то держит в руке и рассматривает этот предмет. Он движется между деревьями, приближается к дому номер одиннадцать. Это определенно мужчина, но Брайан не понимает, отчего мать так уверена, что именно Гарольд Форбс.

– Что он там несет? – Брайан протирает ладонью запотевшее стекло. – Ты не видишь?

– Не знаю, – отвечает мать, – но не это интересует меня в первую очередь.

Брайан оборачивается к ней, хмурясь:

– Ты о чем?

– Меня куда больше интересует, – продолжает мать, – кто это с ним?

Она права. Вслед за согбенной фигурой, мелькающей среди деревьев, идет второй человек. Он немного выше первого и стройнее, и оба указывают на нечто, находящееся за домом. Брайан еще плотнее приникает к стеклу, но картина расплывается, искажается и превращается в непонятный набор теней и линий.

Брайан выдвигает несколько предположений, но все они отметаются матерью по разным причинам – слишком молодой, слишком старый, слишком высокий.

– Так кто же это, как думаешь? – спрашивает Брайан.

Мать выпрямляется во весь рост, прижимает подбородок к груди.

– Есть кое-какие подозрения, – отвечает она, – но не знаю, имею ли я право…

Существует в мире лишь одно, что занимает мать больше, чем слухи. Это верность следующему принципу: надо скрывать информацию от заинтересованной стороны, руководствуясь неведомо откуда возникшими моральными соображениями.

Они спорят. В спорах Брайану никогда не удается одолеть мать – та слишком практична и слишком упряма. И вот он, наконец, сдается, но когда снова выглядывает в окно на улицу, видит: фигуры исчезли.

– Надо же, – говорит мать. Открытки все еще валяются на полу, и она на пути к дивану подбирает несколько с изображением Девы Марии.

– Как думаешь, что они там делали? – спрашивает Брайан.

Она берет еще одно печенье и, пока он ждет ответа, открывает баночку с заварным кремом и изучает содержимое.

– Что бы там ни было, будем надеться, это поможет нам избавиться от Бишопа раз и навсегда. Довольно с нас всех этих случаев за последнее время.

В кои-то веки сын с ней согласен. За последние несколько недель было несколько неприятных происшествий, следовали они одно за другим. Полиция почему-то отказывалась патрулировать их улицу, жители были предоставлены сами себе.

– Я одно скажу. – Мать откусывает кусочек печенья, сдобренного заварным кремом, целая россыпь крошек падает на салфетку. – Хорошо, что ты здесь, со мной, Брайан. Иначе я бы ночью и глаз не сомкнула. Ну, по крайней мере до тех пор, пока этот человек живет в том доме.

Брайан облокачивается спиной о подоконник, но его края больно врезаются в спину. В комнате слишком жарко. Мать всегда любила, когда жарко натоплено. Еще ребенком он стоял на этом же месте. Смотрел в окно, пытался придумать способ, как бы избавиться от этой жары и духоты раз и навсегда.

– Выйду выкурить сигаретку, – говорит он.

– Не понимаю, почему ты не хочешь курить здесь, Брайан. Тебя что, не устраивает моя компания?

Она снова принимается нанизывать рождественские открытки. А вот это тема, думает Брайан. Она помещает в ряд еще одного младенца Иисуса. Тринадцать вифлеемских звезд. Тринадцать нагруженных осликов. Целая гирлянда младенцев Иисусов будет украшать пространство над каминной доской и наблюдать за тем, как они с матерью будут поглощать рождественский ужин в полном молчании и в дурацких бумажных колпаках.

– Просто хочется глотнуть свежего воздуха.

– Только не торчи там целую вечность. Сам знаешь, нервы у меня расшатаны, не терплю оставаться одна в доме надолго. Ну, по крайней мере до тех пор, пока вся эта свистопляска не закончится.

Брайан берет с подоконника табакерку и коробок спичек.

– Ладно, я скоро, – обещает он.

И выходит в темноту.

Дом номер четыре, Авеню

5 июля 1976 года

Сегодня понедельник. Первый настоящий день каникул. Лето перекидывало длинный пыльный мост к сентябрю. Я валялась в постели как могла долго, оттягивая момент, когда можно будет сделать первый шаг.

Я слышала родителей в кухне. Звуки такие знакомые – звяканье посуды, хлопанье дверец шкафчиков и дверей, – и я знала, какой звук за каким последует, как в музыкальном произведении. Положив под голову подушку, слушала, смотрела, как ветерок вздувает занавески, наполняет их воздухом, словно паруса. Тем не менее дождя все нет и не предвидится. Приближение дождя можно уловить по запаху, говорил папа, это как запах моря. Но лежа в постели, я улавливала лишь ароматы овсянки для Ремингтона и бекона – они вплывали в комнату с кухни. Интересно, подумала я, можно ли отвертеться от завтрака, снова заснув, но тут же вспомнила, что мне необходимо найти Бога и миссис Кризи, а без завтрака тут не обойтись.

Мама была сегодня какая-то очень тихая. Молчала, когда я вошла в кухню, молчала все то время, пока я ела рисовые хлопья, молчала, когда я ставила миску в раковину. Но весьма странным казался тот факт, что, несмотря на молчание, она все равно оставалась на кухне самым шумным человеком.

Отец сидел в углу и протирал туфли клочком газеты, мама носилась вокруг буфета и шкафчиков. Время от времени он изрекал нечто вполне тривиальное – наверное, желая проверить, получится ли втянуть кого-то в беседу. Он уже пытался поговорить о погоде, но никто не поддержал тему. Он даже заговорил с Ремингтоном, но тот лишь стучал хвостом по линолеуму и казался смущенным.

– Значит, первый день каникул, – сказал отец.

– М-м-м… – Я подошла к холодильнику, сунулась посмотреть, из чего будет сегодня состоять ленч.

– И как же вы с Тилли собираетесь провести лето?

– Мы ищем Бога, – отозвалась я из глубины холодильника.

– Бога? – удивился он. Я слышала, как трется бумага о кожу. – Ну, тогда вам есть чем заняться.

– Это не так уж трудно, как думаешь. Бог, он повсюду.

– Повсюду? – спросил отец. – Лично я не уверен. Такое впечатление, будто он старательно обходит этот городок стороной.

– Ой, только не начинай, Дерек. – Я посмотрела поверх дверцы холодильника и увидела, как мама протирает полотенцем столовые приборы и запихивает их в выдвинутый ящик. – Я ведь уже объяснила тебе, почему не пойду.

– Да я не об этом. Но раз уж ты упомянула…

Я так и застыла у полки йогуртов с черной смородиной и дюжиной яиц от домашних несушек.

– Мне незачем оправдываться. За всю жизнь успеешь находиться по похоронам, и вовсе не обязательно являться на те, где тебе совсем не хочется быть.

– Просто боюсь, что вообще никто не придет. – Отец перестал чистить туфли и теперь разглядывал их. – Я пойду, если получится сорваться с работы. Два часа дня – конечно, не самое удобное время.

– Мамочка Тощего Брайана там будет, – отозвалась мама.

– О, она ходит на все похороны. Единственное, ради чего готова выйти из дома. – Отец сунул щеточку в коробок с ваксой. – Они с сынком друг друга стоят.

– И вообще я знала Энид не слишком хорошо. – Мама поднесла ладони к лицу, и я услышала, как она глубоко и горестно вздохнула. – Ужасно, что она умерла вот так, в одиночестве, но не думаю, что от моего присутствия на похоронах ей станет легче.

А, та женщина с Тутовой улицы. Я становилась просто отличным детективом.

– Ну, как знаешь, – заключил отец, и мама снова погрузилась в молчание.

– Просто не верится, что миссис Форбс нам соврала, – сказала Тилли.

Я созвала экстренное совещание у себя в спальне. Не идеальный вариант, поскольку Тилли легко отвлекалась, но миссис Мортон поехала навестить могилу мужа, и запас шоколадных печений и прочих вкусностей на ее кухонном столе стал временно недоступен.

Конец ознакомительного фрагмента.

Сноски

1

«Хиллман-хантер» – популярная в 70-е гг. XX в. модель английского автомобиля. – Здесь и далее примеч. пер.