Драконья незабудка 1 (СИ) - Сопилка Броня

Интересно, такая ерунда со всеми драконьими невестами? Или это только мне, за какие-то особые заслуги? А Нарника-малыш Мирочке кто? Он говорил, что помолвлен. Неужели с ней? Если с ней, то странно. Она вроде выглядит вменяемой. Разве что это её ягодно-медовое "Мирочка". Но "пожилой дракон Мирочка" вроде бы не протестовал.

В ушах начался тихий звон. Не дышать! Думать!

Так почему же меня штормит при Корвине? Не дышу. Фигню фантазирую. Ведь на Асурра с Мирочкой мне совершенно чихать, а они тоже, между прочим, хороши. А тут? Особо осложненное уязвление женского эго? Он отталкивает я бегу к нему? Корвин заявил, что стоит мне его вдохнуть, и я пропаду окончательно. Крылатые, куда уж хуже, чем сейчас?

Поболтать всё же с Нарникой?

Что ей вообще от меня надо? Поцелуйчики эти в щёчку. Подружка, с ума сойти. Да ей и имени моего знать не полагается! — я все-таки выдохнула и часто-часто задышала, наполняя кровь кислородом. Голова слегка кружилась.

Снова не дышим.

Да, очень странно это. Нарника старше меня на год. В школе мы никогда не общались. Я её знала, конечно, — единственная одаренная из учившихся в моё время, и вообще звезда, — но откуда ей знать меня? Тихую незаметную незабудку… тьфу! Не хватало ещё самой себя так называть! Бр! Ай, снова дышу!

Так, замереть!

Нарника.

В Академии мы тоже не пересекались. А тут примчалась: "Ой, Кассандра, что с тобой?!", — потом ещё "надо посидеть". И дракон Мирочка на побегушках, "малыш, сю-сю му-сю". Обалдеть. И ещё "одна приходи". Да щаз! Нет-нет, к этой мутной девочке мне нельзя, ещё агитировать будет: вдохни Корвина, это не страшно и даже приятно.

Не пойду, даже если любопытство загрызет насмерть. Лучше смерть от любопытства, чем безвольная кукла снобского Корвина!

Чтоб ему икалось и зубами клацалось!

Интересно, как бы его назвала Нарника? Корочка? Корвочка?

Корвуся-сладкуся! — я подавилась нервным смешком, закашлялась, тут же выслушала внушение Мирочки, утёрла скупую слезу.

Голова слегка плыла.

Я все-таки попыталась расслабиться, чтобы хоть видимость послушной студентки создать.

И — провалилась в ватную тишину.

Открыла глаза, наивно надеясь, что это просто всё затихло. Неестественным образом, вместе с жужжанием мух и шелестом ветра за окнами, дыханием людей и стуком их сердец.

Увы, глазам нечего было видеть. Кромешная тьма не озарялась ни единым лучиком света.

— Твою Касю за ногу! Угораздило же! И где тут мой тортик?

ГЛАВА 9. Ничего сложного. Просто не дыши

Тортик нашелся скоро, даже моргнуть не успела, как рука вляпалась в него, смяв розочку из нежного крема. Он казался совсем реальным на ощупь, вот только совсем не имел вкуса. Странное чувство. Ухватив блюдо с безвкусным тортом, я попыталась переправить его в аудиторию.

Сразу. Силой воображения. Никаких узловых точек для этого я всё равно придумать не успела. Я вообще не собиралась медитировать.

Аудитория проявилась перед глазами, я радостно выдохнула и уже собиралась водрузить торт на циновку перед собой, как стукнулась блюдом в стекло. От удара торт выскользнул и черно-бело-красной кляксой развалился у моих ног. Ноги исчезли первыми. Стоило бросить взгляд за стекло, в зал, где дружно расслаблялись двадцать тел, и моё в том числе, а потом снова посмотреть вниз — как оказалось, что ног больше нет.

Вслед за ними начали оплывать стены зала, как размытая водой акварель. Они выворачивались наизнанку, корежа сидящих внутри студентов, покрывались чёрными дырами, которые сожрали картинку, оставив напоследок лишь кляксу торта, вишневая начинка которого алела безобразными кишками.

Тьфу.

Я попыталась ухватиться взглядом за исчезающий портрет проклятого Заррха, но тот раскрыл жёлтые глаза и оскалился рядом драконьих зубищ — я отпрянула и вывалилась в темноту. Тихую до скрежета в голове.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Крылатые! У меня от этой тишины мороз по коже.

Не привыкла я к полному отсутствию звуков. Я даже своего сердца больше не слышала. Словно меня не было. Словно я аморфная субстанция, висящая в пустоте. Вокруг изредка проявлялись, то вспыхивая, то сплетаясь из мерцающих нитей, лица родных, картины прошлого. Такие же немые, как пустота.

Особенно напрягали картины прошлого. Не хватало мне с моим счастьем провалиться в "день сурка". Так Мирочка назвал ловушку памяти — когда попадаешь в прошлое, которое хочется изменить. Но изменить его нельзя, а ты всё пытаешься, пытаешься, ситуация закольцовывается и выбраться из такой гадости самому практически нет шансов. Особенно если нет толкового якоря.

Пора паниковать! — поняла я, когда, начинаясь с улыбки, передо мной соткалась тетушка, такая бледная и грустная, что будь у меня в этой тиши сердце, оно бы кровью облилось.

— Я так хочу помочь тебе, тётя Мел. — я задохнулась от чувства вины, что не успела, не смогла. — Я дам тебе все свои силы, только живи!

Стой! Ищи свой якорь, дура! — на грани сознания скользили разумные мысли, но они почти не задевали виноватую меня.

— Выпей вот это, возьми меня за руку, тётушка.

Уйди! Подбери свой тортик у ног! — просил голос разума.

— У меня нет ног, — отмахивалась я от него. — Тётя Мелли, обними меня.

И тогда вспышкой двух фонарей ослепили меня глаза Корвина, а по голове словно блюдом треснули.

Тетя Мелли, тая, взмахнула левой рукой. А в правой — был поднос из-под торта. Я беззвучно рассмеялась, чувствуя, как из глаз выкатываются слёзы. Спасибо, тётушка.

Вот только тортик окончательно потерялся, а поднос остался у тёти.

Хм. Ну что ж, Корвин. Вот и настал твой выход. Я хищно улыбнулась. В руке возникло ощущение жесткого кожаного ворота куртки Корвина. Его мягкие длинные волосы мазнули по запястью, вызывая волну озноба.

Зато теперь я ощущала всё тело. И тяжесть якоря-Корвина приятно оттягивала руку. Прекрасно.

И — поехали!

"У и у-а-а". Бодрая песенка зазвучала в голове. Корвин прилежно стукался об углы и "узловые точки". Я, пританцовывая, волокла как мешок со свеклой тело Корвина.

Как говорится, ну извините. Мы не специальненко. Хотя это весело, однозначно.

Примерно на двадцатом повороте пыльного темного коридора меня накрыла вторая волна паники. На бедном якоре живого места, наверное, уже не было, дурацкое "у и уаа" закольцевалось похлеще попыток спасти тётю, и больше не веселило. В звук начал вплетаться скрип несмазанных петель. Коридор наполнился серым туманом.

Да Заррх меня разорви! И как мне теперь вытащить этот якорь из этой мути?!

Со всей мощи легких я закричала — но ничего кроме "у и уаа", всё такого же до тошноты бодрого и всё более скрежещущего по нервам, я не услышала. Из глаз брызнули слезы, но они не покатились вниз, а рассыпались вокруг меня, закружились, сталкиваясь друг с другом, дробясь, рассыпаясь мелкими брызгами, всё мельче и мельче, и их уже не отличить от тумана.

В сердцах встряхнула якорь-Корвина, и он — пропал, оставив меня в тумане, с пустыми руками и паникой в сердце. И грохочущей песенкой в ушах.

Ну какого Заррха мне так не везет?!

Крылатые, помогите! — я взмахнула руками, как крыльями, вздымая их вверх, и туман пришел в движение вместе с ними. Через мгновение его сдуло ветром, а я с удивлением огляделась.

Я очутилась в лесу — странном незнакомом лесу. Вокруг высоченные деревья, увитые зелеными канатами, кроны с мелькающими в них животными, скрывают небо, и лишь впереди виднелся просвет. Я шагнула вперёд и оказалась на огромной поляне, где не росло ничего кроме травянистых цветов — вокруг раскинулся ковер рыжих незабудок, словно поляна объята вечным негаснущим пламенем. А посреди неё возвышалась белая громадина, и я с трудом опознала в ней череп.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})