СОМА-БЛЮЗ - Роберт Шекли

— Парижская полиция думает иначе, — возразил Хоб.

— Французы — все параноики, — сентенциозно заметил Питер. — Франция — родина теории заговора. Это началось еще с тамплиеров. Этьен, ты когда-нибудь слышал про такую штуку?

— Нет, — ответил Этьен. — Но если эта «сома» появилась в продаже, я хотел бы попробовать. Хоб, а при чем тут французская полиция?

— Ну, мне кажется, ни для кого не секрет, что на этой неделе в Париже грохнули Стенли Бауэра. Так вот, французы думают, что он распространял некий наркотик, именуемый «сома».

— Надеюсь, они ошибаются, — сказал Питер

— Почему? — спросил Хоб.

— Эта новомодная штука может сильно навредить моему бизнесу.

— Пойду попрошу Дэви заварить мне чайку, — сказал Этьен. — Пока, ребята.

И вышел на залитый солнцем двор Питер неторопливо свернул косячок из только что нарезанной марихуаны. Косячок он сворачивал так, как это принято в Вест-Индии — из пяти листков бумаги, так что в результате вышло нечто, похожее на сигару. Пока Питер возился с косяком, оба они молчали — забивание косяка было почти что священнодействием для Питера, одного из самых известных торговцев наркотиками на острове, не любившего распространяться о своем ремесле.

Завершив работу, Питер протянул косяк Хобу. Тот аккуратно прикурил его от деревянной спички, затянулся раз пять, одобрительно кашлянул и передал Питеру Питер затянулся Оба уселись в деревянные кресла, стоящие в амбаре, и некоторое время молчали Первый косяк дня — это священный момент.

Наконец Питер спросил:

— Как твое агентство?

— Нормально, — ответил Хоб.

После этого они курили молча. В разговорах нужды не было. Через полчаса Хоб поехал к себе домой, в состоянии приятного кайфа, с унциевым «храмовым шариком» в кармане. Питер делал эти шарики из отборного пакистанского гашиша и заворачивал в голубой целлофан — это был его фирменный знак. Ценный подарок В последнее время дела Питера шли так хорошо, что ему уже не было нужды торговать своими «храмовыми шариками» Теперь он приберегал их в качестве сувениров для близких друзей.

Глава 4

Сложность расследования на Ибице зависит только от вас Если интересующий вас человек проживает в поселке Санта-Эюлалиа, первое, что надо сделать, — это отправиться в «Эль Киоско», кафе под открытым небом в центре городка. «Эль Киоско» расположено в верхней части вымощенного плиткой прямоугольника) спускающегося к морю, рядом с памятником Абелю Матутесу.

Хобу не потребовалось много времени, чтобы разузнать о Стенли Бауэре. Этот мужик вечно жил в гостях у кого-то из англичан, вечно без гроша в кармане, но одевался весьма прилично: хороший костюм для профессионального «сеньора из общества» — такая же необходимая вещь, как гаечный ключ для автомеханика. И хорошие ботинки тоже. Стенли Бауэр запомнился обществу своей коллекцией туфель от Балли. И еще у него были золотые часы от Одмара Пике — скорее всего, гонконгская подделка, но ведь не станешь же ты заглядывать под крышку чужих часов, чтобы выяснить, настоящие они или нет.

Хоб удачно выбрал время для расспросов — послеобеденное, незадолго до открытия магазинов после полуденной сиесты. В кафе сидела толпа аборигенов, у ног которых, точно собаки, теснились соломенные сумки, ожидающие, когда их наполнят вечерними покупками.

Томас-датчанин сидел за средним столиком, высокий, белокурый, в своей обычной синей капитанской фуражке.

— Стенли? А как же Я его видел на той неделе. Говорят, в Париж уехал. А что, он тебе должен?

— Да нет Мне нужна его помощь в расследовании Томас и его приятели дружно расхохотались. В те времена никто не принимал Хоба с его агентством всерьез. Зауважали его позднее, когда на остров явился старый итальянец, за поимку которого была назначена награда.

— Попробуй узнать у его старухи, — сказал Томас.

— А кто она? — спросил Хоб.

— Аннабель. Не француженка, а другая Аннабель, из Лондона Ты ведь ее знаешь, верно, Хоб?

— Да, конечно. Но я не знал, что она жила со Стенли. Как она?

— Говорят, все еще на высоте, — сказал Томас. — Хорошенькая, как картинка, и хитрая, как лиса

— А где она теперь живет?

— Провалиться мне, если я знаю. Не в Санта-Эюлалиа, это точно. Большая Берта должна знать. Ты знаешь, где живет Большая Берта?

— Наверно, в Далт-Вилле, если не переехала, — сказал Хоб. — Слушай, Томас, сюда чуть попозже собирался завернуть Гарри, выпить пивка. Скажи ему, что наш сегодняшний обед отменяется. Постараюсь поймать его попозже у Сэнди.

И Хоб отправился на своей взятой напрокат машине в Ибице. Машину он оставил на окраине, на стоянке рядом с автомагазином, дальше пошел пешком к стоянке такси на Аламеде. Ехать туда на машине не имело смысла — в Далт-Вилле все равно нет стоянок. Большое черно-белое такси «Мерседес» провезло его по Ла-Калле-де-лас-Фармасиас, свернуло направо, и они очутились у римской стены Далт-Виллы. Это была самая высокая и самая старая часть города. Они проехали по узким крутым улочкам без тротуаров, мимо музея, потом еще раз свернули — и здесь такси остановилось Хоб заплатил, выбрался наружу и пошел дальше по переулкам, таким узким, что там с трудом можно было разойтись даже двум пешеходам.

Большая Берта жила в безымянном переулке в Далт-Вилле, в двух шагах от самой высокой точки Старого Города. На Ибице полно иностранцев, гордящихся своим местожительством и убежденных, что именно они живут в самом престижном районе. Чем меньше остров, тем разборчивей на этот счет живущие тут иностранцы. На Ибице каждая часть острова имела своих приверженцев, кроме разве что свалки и прилегающих к ней районов — шумного и вонючего места, более всего напоминающего дантов ад.

В Далт-Вилле было полно шикарных старых квартир в элегантных старых домах. Между домами росли деревья, и воздух там был чистый. Единственная проблема заключалась в том, как туда добираться. Подъем крутой, автобусы не ходят, а в самый центр и такси не проедет. Но Берта решила для себя эту проблему — она попросту почти не выходила из дому, разве что затем, чтобы сходить в соседний ресторан или на выставку в галерею Симса, расположенную на той же улице. Или если Берту приглашали на какой-нибудь прием. Для нее выбраться из дома было немалой проблемой. Большая Берта весила немногим меньше трехсот фунтов. Это была веселая, жизнерадостная американка. Говорили, что она в родстве с Дюпонами из Делавера. Она жила на Ибице с незапамятных времен — и при республике, и при Франко, и потом, когда Франко свергли и снова установили республику. Она знавала Элиота Поля, была общительна, любила людей, обожала музыку. И деньги у нее водились. Доходы Дюпонов — или, вероятнее, какого-нибудь другого, менее известного, но не менее процветающего семейства — позволяли ей жить со вкусом и принимать гостей с шиком. Большая Берта чуть ли не каждый месяц устраивала приемы, водила дружбу с артистами, музыкантами и художниками всех стилей и направлений, как талантливыми, так и бесталанными, кое-кому из них давала взаймы, другим разрешала пользоваться своей маленькой виллой в приходе Сан-Хуан. Говорили, что она лично знакома со всеми жителями острова. Ну, это, конечно, маловероятно. За туристский сезон через аэропорт Сон-Сан-Хуан проходило не меньше миллиона народу. Но она действительно была знакома с кучей народа, а про тех, кого не знала лично, могла при необходимости все разузнать.