Халатная жизнь - Зоя Борисовна Богуславская

Остальные молчали, Аксенов поблескивал смеющимся глазом, он уже ошалел от этого воздуха риска, опасности проиграться.

– Если тебе не жалко трех рублей, – сказал недовольно Толя, – отдай чувихе, вон той, с бантом, она себе мороженого купит. Ну, идиот, зачем только я тебя приволок!

Все это, конечно же, была перепалка с холостыми зарядами, но все же она внесла смуту в мое настроение. Однако вспыхнувшая вдруг любовь к изящной, орехово-паркетной лошадке с тонкими длинными ногами и гордо выгнутой шеей была непреодолима, я поставила на нее. Кинула последние три рубля на абсолютно бесперспективный номер… Звали ее, как потом оказалось, Клико.

Начался заезд. Я наблюдала, почти не реагируя на то, как резво, ускоряя бег, неслись одна за другой качалки с жокеями, их красные, синие камзолы были как трехцветные флаги. И вдруг осознала, что именно моя лошадка опережает их, вырывается вперед!

Уже не знаю, волею каких судеб она пришла первой? Можно догадаться, что ни один здравомыслящий человек на нее не поставил. Поэтому выигрыш, доставшийся мне, был астрономическим. На свои три рубля я выиграла 1500 рублей!

Такую сумму мало кто из нас в глаза видывал, она почти равнялась гонорару за напечатанную повесть немаленького объема. (По статистике, к которой я сейчас обратилась, средняя зарплата в СССР в 1962 году была 80,9 рубля.)

Трудно описать реакцию завсегдатаев бегов, какой удар был нанесен их престижу. На Гладилине лица не было. Миролюбивый Жора Садовников сказал: «Что ж, Заяц, приоденешься, накупишь шмоток. Будешь первая леди ЦДЛ». Вася Аксенов наслаждался эффектом случившегося. Сгруппировавшись, они охраняли меня до самой кассы, как драгоценную вазу, которую могут вырвать и разбить. Затем, из кассы, мы молча проследовали на стоянку такси.

– Ну что, – спросил Аксенов, – по домам? После поражения и истраченных впустую нервов можно на заслуженный отдых.

Он зевнул.

– Как-то не очень хочется, – сказал Жора, – вроде бы рановато.

Они не смотрели в мою сторону.

– У меня предложение, – сказала я, скромно потупившись. – Едем в клуб – выпьем, погуляем.

– А как же твои шмотки? – покосился на меня Гладилин. – Это ж нечестно.

– Шальные, незаработанные деньги должны быть истрачены достойным образом, – заявила я твердо. – Я вообще считаю, что выигранные деньги – не мои деньги. Едем в ЦДЛ, отводы не принимаются.

Этот вечер закончился под утро. Начали в ЦДЛ, потом ходили в разные злачные места ночного обслуживания, пели какие-то песни… В общем, все прогуляли.

На другой день эта история уже гуляла по «Юности». Катаев, скривив губы, как человек бывалый, по слухам, когда-то сам азартный игрок, пробормотал: «Не думал я, не знал, что Гладилин в жизни куда азартней, чем в прозе». Быть может, с этих его слов и возник у Толи Гладилина замысел повести «Большой беговой день».

В ту пору выигрыши посыпались на меня повсеместно. Однажды случилось невероятное и в Париже. После выхода моей повести «Семьсот новыми» в издательстве «Галлимар» состоялась шумная презентация, которая стала одним из самых счастливых событий моей жизни, – мне была подарена поездка на юг Франции. Замечу, что в набор сюрпризов, который когда-то предсказала мне Ванга: успешная работа, внимание прессы, замечательно талантливых людей, несомненно надо включить и эту неделю во Франции – тогда еще мало существовало переводов повестей о современной жизни. Выход книги во Франции тогда свел меня с Натали Саррот, Марком Шагалом и его женой Вавой, Антуаном Витезом, Брижит Бардо и многими другими знаковыми людьми французского искусства.

Я побывала сначала в Антибе в гостях у Грэма Грина и в музее Пикассо в Сан-Поль-де-Ванс, затем у Марка Шагала. Впоследствии я бывала у Шагалов много раз, познакомила с ними Зураба Церетели. И уже после смерти Марка Захаровича я не раз бывала у его вдовы Валентины Георгиевны (Вавы), рассказавшей мне невероятную историю убийства в их доме.

А в тот первый раз Шагалы настоятельно рекомендовали пойти к Клоду Фриу[11]. Я была в восторге, они тут же организовали нам билеты на премьеру балета Бежара «Мольер» в Монте-Карло. Бежар поставил балет поразительно изящный, с непривычной для меня в ту пору новой хореографией.

Ну как же: приехать в Монте-Карло и не побывать в казино. Казино, рулетка – понятия, жившие в моем воображении с «Игрока» Достоевского, гоголевских мошенников, «Пиковой дамы» и так далее. Для меня это были сумасшедше-сожженные биографии талантливых людей, костлявые старухи, увешанные драгоценностями, лихорадочно прожигающие ночи, молодые, неизлечимо больные неврастеники.

Сегодня, когда казино в Москве яркостью и количеством опережают число театров и музеев, все выглядит более буднично. В Марселе меня встретили, а затем переживали со мной все впечатления и Фриу – «Рыжая семейка», как я их окрестила. С ними мне всегда везло несказанно: высокотворческие до мозга костей эрудиты со знанием многих языков, они были влюблены в русскую культуру и обладали врожденным демократизмом и интеллигентностью. Мне повезло иметь таких идеальных спутников по стране, где найти улицу без собственной истории о великих людях почти невозможно. И вот оно, казино.

Первый длинный зал, по обеим сторонам ковровой дорожки тянутся десятки игральных автоматов. Увидев мои загоревшиеся азартом глаза, Клод Фриу сказал: «Ну ладно, попробуй, вот тебе 100 франков» – на меньшее автоматы не соглашались. Каково же было его изумление, когда в ответ на положенную монету, звякнув, высыпались еще пять. Неслыханное богатство в 400 франков (100 я вернула сразу). Испытывая терпение своих спутников, я стала бросать сотню, и в каждом монеты в жестяной желобок сыпались как из рога изобилия. В большом казино, помнится, я играть уже не стала, мы опаздывали на балет, чьи-то ставки уже были сделаны на большой круг. После балета Фриу заторопились, им надо было к утру вернуться обратно в Ниццу. Я же, побыв еще день, с Шагалами полетела обратно.

Вторая часть жизни отнимала все выигранное, оборачиваясь потерями – ограбление дома, нападение на меня с ножом, кражи сумок, кредиток и так далее. Однако потери я никогда не переживала так бурно, как выигрыши.

Глава 6

Литература: Солженицын, Гамзатов, ПЕН и другие

18 сентября 2015 года

Помню, что в тот день, который не предвещал ничего особенного, был выставлен на Ленинскую премию «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына. Мы обсуждали его на заседании Ленинского комитета. Уже нам было известно, что Твардовский пробился к Хрущеву и впервые, будучи столь опальным и столь часто ругаемым писателем, показал «Один день Ивана Денисовича» Солженицына… Повесть не предвещала никаких специальных извивов. Все уже было сказано, все про это было написано. Но это была невероятная повесть. Страницы «Нового мира», где она была опубликована, были разорваны в клочья от желающих прочитать. Путь героя, который прошел сам писатель. И