Невеста Сфинкса - Наталия Орбенина

– Сударь, прошу извинить мою неделикатность, – Сердюков поклонился. – Уверяю вас, господин Аристов, что мое непрошеное вторжение в ваш дом объясняется только одним обстоятельством. А именно желанием как можно быстрее установить ясность касательно смерти вашего молодого родственника. Как я полагаю, и вдова, то есть ваша сестра, Зоя Федоровна, и мать покойного, и его отец находятся в таком плачевном состоянии души и тела, что вряд ли с ними возможно говорить. Но медлить нельзя, и посему я стараюсь, поелику это возможно, выяснять все обстоятельства у других членов семьи, которые, конечно же, удручены потерей, но все же могут говорить с полицией.

Сердюков еще раз почтительно поклонился, не забывая при этом внимательным и острым взглядом изучать хозяина и его жилище. Большая комната выглядела необычно. Стены, задрапированные темной коричневой тканью, были украшены картинами неизвестных Сердюкову художников. Все они изображали либо батальные сцены из древних времен, либо сцены охоты. Меж картинами располагались сабли и рапиры, ножи, пистолеты, ружья. Далее виднелись охотничий рог, шкуры убитых зверей, головы кабана и лося, а в довершение всего этого великолепия на полу распростерлась шкура леопарда с искусно выделанной мордой зверя.

Сам хозяин, в просторном домашнем платье и с трубкой в зубах, восседал в покойном кресле, которое с трудом вмещало его крепкое широкое тело. Массивные плечи и шея, крупная голова с коротко остриженными густыми волосами делали Аристова старше своих лет, а Сердюков к тому времени знал, что они с Когтищевым почти одногодки. Егор сверлил гостя внимательным и тяжелым взглядом.

– А разве у полиции возникли сомнения относительно Петиной смерти? – Аристов затянулся и выпустил дым из носа и рта одновременно.

– Увы, смерть Петра Викентьевича с самого начала вызывала у докторов сомнения, вернее, причина смерти. Собственно, эти сомнения и заставили доктора, призванного к больному еще там, на даче, в первые дни болезни, сообщить в полицию о своих подозрениях. Странная болезнь, непонятная. – Сердюков аккуратно пересек комнату, стараясь не наступить на леопарда. – Вы позволите?

Получив утвердительный кивок головы, Сердюков расположился в соседнем кресле. Для него, узкоплечего и худого, оно показалось огромным, он точно утонул в его мягких лапах. Напротив вместе с хозяином его сверлили стеклянными глазами лось и кабан, их рога и клыки выглядели не очень дружелюбно.

– Ваши трофеи? – следователь кивнул на чучела и шкуры.

– Мои, – последовал короткий ответ. – Но вы ведь не об охоте изволите спрашивать?

– Напрасно вы так думаете. Иногда разгадка находится в совершенно неожиданных местах. – Следователь улыбнулся, пытаясь растопить лед недоверчивости хозяина. – Обычно причины семейных драм кроются внутри, в глубине отношений, которые окружающим иногда совершенно неизвестны. Поэтому если бы вы немного рассказали мне о вашем семействе, то есть об Аристовых и Соболевых, то, вероятно, это облегчило бы мне задачу.

– Чудно, ей-богу! – Егор сердито сдвинул брови. – Вы и впрямь полагаете, что его убили? И собираетесь искать убийцу среди ближайших родственников Петра? Среди людей, которые любили и боготворили друг друга? Помилуйте, зачем? Зачем убивать молодого человека, который ничего плохого никому не сделал, да и не мог сделать по причине своей… – Егор запнулся, так как понял, что зашел слишком далеко. Сердюков чуть не подпрыгнул.

– По причине своей беспечности, бесполезности?… – попытался он подсказать собеседнику.

– Я не хочу говорить ничего плохого о покойном, – последовал угрюмый ответ.

– Вы не желали этого брака для Зои Федоровны, ведь так? – тихонько начал плести свою паутину Сердюков.

– Что с того? Зоя как безумная сделалась от любви. Да и Соболевы были не очень рады раннему браку сына. Но что поделаешь?

Аристов снова закурил и замолчал.

– Сестра для вас… – начал Сердюков.

– Свет в окне, – чуть улыбнулся собеседник.

– Вы, судя по всему, ее опекун?

– Да, наши родители рано оставили нас в одиночестве. Правда, я к тому времени уже был взрослым человеком, но все равно перенес смерть матушки с трудом. Отца мы потеряли еще раньше. Но еще труднее было то, что мне пришлось взвалить на себя бремя опекунства и воспитания младшей сестры.

– Да, нелегко, видно, быть воспитателем юной барышни, – заметил полицейский с сочувствием.

– Вот-вот, – оживился Егор Федорович. – Представьте, сударь, я только-только вырвался на свободу из-под родительской опеки. Вокруг столько радостей жизни. Но вместо развлечений приходится самому стать строгим родителем для совершенно необузданного юного существа. К слову сказать, последние годы матушка позволила мне жить отдельно. Поэтому в родительский дом я захаживал нечасто, о чем теперь с прискорбием вспоминаю. И сестра моя Зоя росла без меня. То есть я появлялся только для того, чтобы в очередной раз потакать ее детским прихотям и капризам. Матушка журила меня, да все без толку. И вот когда ее не стало, забота о сестре стала моею обязанностью. Я наивно полагал, что наше общее горе и моя любовь к ней сделает ее совершенно ручной и послушной. И каково же было мое разочарование, когда мы с ней поссорились вскоре после похорон матери. Вы только подумайте, господин следователь, я, чуть больше двадцати годов, и девочка, которая еще не девушка, но уже и не ребенок. К тому же привыкшая, что я ей ни в чем не отказываю. Она желала вертеть мною по своему усмотрению, а я ждал ее послушания и покорности. В итоге пришлось прибегнуть к помощи гувернанток и компаньонок. Но все они скоро покидали нас по причине несносного характера воспитуемого дитяти. Сестре между тем сравнялось шестнадцать. Я опять же по наивности полагал, что это уже почти взрослый человек – потому что пришлось покупать наряды уже для взрослой барышни. Заказывать корсет и все такое прочее. Но опять же глупо ошибся. Она оставалась тем же взбалмошным ребенком. А тут эти ухажеры, как черти из табакерки. Да еще ей захотелось выйти замуж. Я не на шутку испугался. Уж думал, что придется караулить сестру с ружьем по ночам.

– А чем вам не нравились претенденты? – осторожно поинтересовался Сердюков.

– Среди них не было достойного и серьезного человека. Между мной и сестрой вспыхивали страшные ссоры. Зоя не желала терпеть моей власти над ней. Мне казалось, что она меня возненавидела. Я пришел в совершенное отчаяние, но и она глубоко страдала. Однажды, рыдая, она пригрозила мне, что уйдет в монастырь. Я же посмеялся над нею, сказав, что сам возьму вожжи и отвезу ее. Зоя вспылила, и что вы думаете? Назавтра я повез ее в монастырь! Под Петербург, в Эн-ск. В пути я полагал, что она перестанет дурить и капризничать, а