Год вне Земли - Валерий Рюмин

В конце 1969 года в КБ начались работы по созданию орбитальной станции «Салют». Идея была поддержана на всех уровнях, и снизу и сверху. И работа закипела. Ведущим конструктором по комплексу был назначен конструктор, с которым мы вместе работали по предыдущей теме. И он предложил мне стать его заместителем. Я согласился. Это было новое направление в работе и соответствовало моему мнению, что через 3—4 года нужно в своей работе несколько менять направление. Иначе, мне кажется, человек начинает «засыпать» на работе. Наверное, это не совсем правильное мнение и распространяется не на всех людей, но я стараюсь придерживаться этого принципа и поныне. Я стал работать заместителем ведущего конструктора по станции «Салют». Все первое всегда дается нелегко. Так было и с созданием первой станции. Было очень много новых вопросов, которые надо было решать быстро и правильно, так как все шло сразу в производство. Станция была создана в небывало короткий срок и в апреле 1971 года была запущена. Первый полет к станции совершил экипаж в составе В. Шаталова, А. Елисеева и Н. Рукавишникова.

Экипаж следующего транспортного корабля в составе В. Добровольского, В. Волкова и В. Пацаева после благополучной стыковки проработал на станции 22 суток. По тем временам это был рекордный по длительности полет, и все с нетерпением ждали возвращения экипажа на Землю. Но вмешался нелепый случай. Во время разделения отсеков развалился клапан дыхательной вентиляции и произошла разгерметизация спускаемого аппарата. Экипаж погиб. Мы все были потрясены случившимся. Такая напряженная работа огромного коллектива в течение полутора лет закончилась столь трагически.

После этой аварии потребовалась большая доработка транспортного корабля для обеспечения безопасности экипажа при разгерметизации спускаемого аппарат та. А у меня стало появляться ощущение, что хорошо бы самому принять участие в полетах в космос. Хотелось самому все испытать и посмотреть.

Дальше было просто. Я написал заявление Главному конструктору. Инженеры, имевшие опыт наземной испытательной работы, были нужны. Меня сразу же направили на медицинскую комиссию. И вот здесь я понял, как не просто пройти этот рубеж. Очень высокие требования к здоровью будущих космонавтов предъявляются при отборе. Бесчисленные анализы, пробы с нагрузкой и психологические тесты, барокамера и центрифуга. И все это с применением новейшей медицинской аппаратуры. И парадокс в том, что с каждым годом аппаратура и методика для диагностики становятся все совершеннее, а человек в среднем здоровее не становится. А врачи требования к здоровью не снижают. И я боюсь, наступит момент равновесия, когда современная диагностика будет отбраковывать 100 процентов претендентов в космонавты, что сейчас уже почти и происходит.

Я проходил эти обследования с двумя своими товарищами по работе. И оба комиссию не прошли. Мне замечание записали: «Нечеткое выговаривание буквы «р». Врачи по специальной методике пытались даже выяснить, врожденное это свойство или следствие какого-нибудь удара. Но положительное заключение мне дали. Я думаю, что в настоящее время люди никакой другой профессии таким сложным медицинским обследованиям не подвергаются.

Но, с другой стороны, столь тщательный отбор позволил мне выдержать нелегкий этап подготовки и самый тяжелый за всю предыдущую историю космонавтики марафон. А в самом полете я больше всего боялся аппендицита. Аппендикс у меня еще не удален. Да, еще если заболят зубы. И однажды мне приснился сон, что у меня болят зубы. Я сразу проснулся, чувствую, действительно болит зуб. Но к утру все прошло.

Таким образом, обращение к Главному конструктору с просьбой о зачислении меня в отряд космонавтов было естественным ходом, так как хотелось после наземных испытаний перейти к летным. Итак, к концу 1971 года я прошел медицинскую комиссию. После меня, с интервалом в несколько недель, прошли комиссию А. Иванченков, Г. Стрекалов и сразу же В. Аксенов. Врачи очень удивлялись такому массовому прохождению, ведь до нас длительное время никому пройти комиссию не удавалось.

После этого в течение приблизительно полутора лет я никак не мог оторваться от основной работы, которая мне понравилась, да и морального права я не имел уходить, пока было трудно и заменить меня было некем. К середине 1973 года я нашел себе полноценную замену, и мой начальник счел возможным меня отпустить. Я пришел в группу космонавтов и сел за стол в комнате, в которой сидели уже слетавшие по одному разу: В. Кубасов, В. Севастьянов, Н. Рукавишников и будущие, еще не летавшие и никому не известные ребята. В программу меня пока не включали, и я начал самостоятельную подготовку, делая основной упор на изучение логики работы систем. Где-то через год Алексей Елисеев, работавший уже тогда руководителем полетов, предложил мне поработать сменным руководителем полета. И когда на орбите была станция «Салют-4» и летал первый экипаж, А. Губарев и Г. Гречко, я работал сменным руководителем полета. Для будущей работы космонавта это была очень полезная практика. Она позволила впоследствии, находясь на орбите, избавить ЦУП от множества ненужных вопросов, которые обычно задают космонавты, незнакомые со спецификой работы Земли. И естественно, эти вопросы часто вызывают ироническую улыбку у тех, кто не может по разным причинам полететь в космос и имеет возможность позлословить в связи с неудачными вопросами космонавтов.

В день рождения я получил много поздравлений — от друзей, космонавтов и знакомых, от Центра управления. Если бы не приближающийся конец полета, то этот день был бы выходным, но сейчас у нас дефицит времени, и поэтому, как только кончался очередной сеанс связи, мы продолжали готовиться к возвращению. Вечером устроили праздничный ужин со всеми оставшимися к этому дню деликатесами.

19 августа 1979 года

Вот он — наш последний день на станции. Все предыдущие дни готовились к спуску, укладывали оборудование, чистили станцию, и на сон больше четырех часов не оставалось.

Устали, даже эмоций особых не было, а может, все дело в том, что нам грустно было расставаться со станцией, которая полгода служила нам верой и правдой. Было такое ощущение, как будто навсегда расстаешься с хорошим другом.

Напоследок пролетели по всем отсекам, погасили свет, присели по нашему обычаю на столе и пошли к люку-лазу, ведущему в корабль.

В расчетное время мы расстыковались со станцией. Медленно уходил от нее наш корабль, а мы все глядели и глядели напоследок, а потом разошлись, чтобы уже никогда больше с ней не встретиться. Так я тогда думал.