Спасти Москву - Михаил Ремер

– Много к Сергию охочих, – негромко отвечал хозяин кельи, – да каждого не выслушать. Оно прежде, чем его от молитв отрывать, поперву самим решить: надо ли?

– Так вот и послушай нас, – снова подключился Булыцкий. – Плач большой по землям Московии пройдет, да все, что Калита Иван по крохам собирал, вновь по швам затрещит. Вот и реши, надо ли теперь к Сергию нам.

– А как понять мне, дело говоришь или напраслину городишь?

– К Сергию нам надо, – упрямо повторил Николай Сергеевич. – Он и рассудит.

– В молитвах смиренных Сергий. Битву свою ведет за души православные.

– Не веришь нам? – с горечью проронил преподаватель.

– Не мне судить, – так же спокойно отвечал старик, глядя в упор на собеседника, – и не старцу смиренному. Мы лишь агнцы смиренные, воле Бога покорные. Все в руках его.

– А кто Дмитрия Донского на сечу Куликову благословлял? – оскалился Булыцкий.

– Сергий и благословлял на дело богоугодное, – сверкнул очами старик. – Да только Сергию и ведомо, сколько дней в молитвах и постах провел он, прежде чем воля Господня открылась ему.

– А вот ответь мне, уважаемый, – Булыцкий в упор посмотрел на старика, – скажи Бог Сергию, что хочет гибели дружины русской, как бы тот повел себя, а? Скажи Бог, чтобы снова княжества преклонили колени перед Ордой, чтобы веру приняли ее? – буквально напирал тот на молчащего старика.

– Богу – Богово, князю – княжье, – спокойно отвечал тот. – Худ князь тот, что за княжество свое костьми лечь не готов. Худ тот, у кого за земли родные сердце кровью не обливается. Хотя оно, как ни крути, все одно, как воля Божья все сложится.

– Лукав ты, я смотрю, – поняв, что загнать в тупик собеседника не так-то и просто, устало выдохнул Николай Сергеевич. – Не веришь ты ведь мне. Ну так посмотри еще, раз все за пустобреха держишь. – Булыцкий достал из кармана айфон и протянул собеседнику, но тот лишь недоверчиво покосился на диковинку, не рискнув даже прикоснуться. – Нерукотворный!

– В землях далеких, говаривают, и не такие диковины мастерят.

– Хорошо, а так что скажешь? – визитер включил мобилку, и старец отпрянул назад, закрывая лицо руками, но уже через пару мгновений его лицо вновь стало непроницаемым, а рука тут же осенила крестом пластиковый гаджет. Лишь после этого он равнодушно посмотрел на оживший монитор. Булыцкий же, не теряя времени, быстро нашел пару снятых видеороликов, и на дрожащем экране появилась череда сменяющих друг друга картинок самого благочинного содержания, отобранных после того памятного вечера с обсуждением непотребных женских нарядов; внуки Николая Сергеевича, облепившие огромного сенбернара, невестка, задувающая свечи на торте, сам Николай Сергеевич, откинувшийся в кресле. Старик глядел не отрываясь, и пенсионеру оставалось только догадываться, что у того сейчас на душе творится. Лишь когда увидел изображение гостя, пораженно вскрикнул и на всякий случай отодвинулся от того подальше.

– Живые?!

– Да что ты? Картинки то простые!

– Картинки твои или нет, да я-то вижу, что души это живые! – явно раздраженно парировал тот.

– Да при чем здесь души-то? – поразился в свою очередь пенсионер.

– А при том, – гневно сотрясая бородой и меча молнии, повысил голос тот, – что души ты в кузовке своем чьи-то неволишь! Ишь чего удумал!

– Да никого я не держу, – возмутился в ответ преподаватель. – Смотри! – пенсионер поднял было мобильник, чтобы продемонстрировать работу камеры, однако тут же отказался от затеи. Вспомнились ему многочисленные рассказы об отношениях к фотокамерам и карточкам в разных уголках мира. И о том, что многие действительно считали фотоаппарат чуть ли не дьявольским порождением, пленяющим души. А раз так, то в лоб идти смысла не имело в принципе. Тут другой подход требовался. Похитрее.

– Рассуди, отче, – задумчиво полистав альбомы, отыскал он галарею снимков из краеведческого музея своего: экспонаты там всякие, монеты да поделки с макетами. – Душа, она ведь у живых только возможна. Верно ведь?

– Верно, – подозрительно глядя то на собеседника, то на гаджет, отвечал старик.

– Тогда что они здесь делают?

В ответ хозяин кельи замолчал, углубившись в изучение изображений. Вдоволь насмотревшись, протянул он айфон обратно Булыцкому.

– Ну как теперь рассудишь: брехня? – выключив девайс, ибо заряда батареи оставалось ну совсем ненадолго, а судя по всему, предстояла еще как минимум одна демонстрация, обратился к хозяину кельи пенсионер.

– Хитер ты, – помолчав, ответил старик. – А диковина нерукотворная, – продолжал тот. – Ну верно блюдечко. Так, говоришь, Тохтамыш ударит?

– Летом, – утвердительно кивнул тот.

– Подвигов ратных захочет? – как бы невзначай поинтересовался священник.

– И их тоже. Но Тохтамышу сейчас паче подвигов власть нужна с золотом, чтобы против Тимура мечи поднять. За тем и придет.

– И что же, сил не будет, кому встать против орды новой?

– Так и ждать его не будет никто; тот силы как на охоту кликать будет. Только в походе узнают, что на Москву идут, потому и в доспехах легких, и без снаряжения. Быстрее ветра чтобы лететь. А еще и купцов московских всех повырежут, чтобы весточка ни единая не долетела до князя великого. И по пути и дружинами русскими армию свою усилит. Скорость, подкуп да страх князей – вот помощники Тохтамыша. Незамеченным придет на земли московские.

– Так и Москва – крепость сильная.

– Так и не силой, но обманом возьмет ее он.

– А тебе-то какая беда с того? – острый взгляд буквально впился в пенсионера, да так, что тот невольно поежился.

– Вот что я скажу тебе, старик, – осторожно начал он. – Я про этот поход полжизни мальцам рассказывал: как, откуда, кто да зачем. Я потом рассказывать буду о том, как повысекли всех защитников да окрестные земли опустошили. О том, сколько Дмитрий Иванович на погребение потратит, да о том, сколько после этого еще Орде дань выплачиваться будет. Уж и Рюриковичи повыведутся, и княжества в одно великое объединятся, да все равно золото туда течь будет.

А теперь я здесь, и одному Богу ведомо как. Не веришь мне, Всевышнего спроси, зачем меня сюда забросил; ты да Сергий с ним на короткой ноге, может, вам хоть тайна эта откроется, раз мне ответа знать не дано.

– Горяч ты, как я посмотрю, – задумчиво глядя куда-то сквозь него, проронил хозяин кельи.

– А вот ты мне и ответь, старик, – резко встрепенулся Булыцкий, – как бы ты себя вел, наверняка зная, что княжество Московское ждет, да возможность имея переиначить, да не дать крови пролиться?! Ты бы прятался где-то да молитвы смиренные читал или же к князю бросился? Упредить, отвести, рассказать?! – с жаром продолжал пенсионер. – Нет, ты не перебивай! – остановил он собравшегося что-то сказать собеседника. – Вот ты сейчас меня пустобрехом видишь да смутьяном, ведь так? Не отвечай, я и сам знаю, что так оно все. А ты для меня – очередной Фома неверующий. И коли ты не веришь мне, так я и к Сергию, и к князю через сугробы поползу! Веди к старцу!

– Горяч ты, – покачал головой тот. – Да Бога в тебе гораздо больше, чем Диавола. Помолюсь я за тебя.

– Ну и молись. А я во дворе подожду пока, – со злостью проронил тот, поднимаясь на ноги.

– Стой, чужеродец, – с властностью, никак не сочетавшейся с внешностью, остановил его старик. – Здесь до утра останься, а там и будет тебе встреча с самим Сергием. Как раз переоденешься да в вид потребный приведешь себя.

– А баньку посетить дозволишь, отче? – закашлявшись, прогудел Милован.

– И в баньке обмоетесь, с духом полыневым, как метель уляжется, – кивнул тот. – А я вам одежку снесу благочинную, без срама чтобы, – поднимаясь на ноги, молвил старик.

Метель так и не утихла. Странникам выделили отдельную келью, покормили, дали во что переодеться. Теперь облаченный в длинные грубые одеяния Булыцкий уже практически ничем не отличался от местных обитателей. Ну разве что бороденка уж слишком куцая была да говор нездешний. Зато теперь коллекция диковин пополнилась еще и одеяниями, такими необычными для того времени, в которое занесло Булыцкого. Святой отец долго и внимательно рассматривал молнии, скреплявшие внутреннюю подстежку куртки, металлические кнопки да карманы.

– Дельно, – довольно подытожил он. – А теперь почивать. Будет тебе встреча с Сергием. До утра обожди, да смотри, не горячись почем зря.

– Благодарю тебя, отче, – закашлявшись, поклонился тому в пояс Милован.

– Благодарю тебя, – последовал его примеру Булыцкий.

– Утихомирится как ветер, так стопят баньку вам, – поднялся на ноги хозяин этого места.

На том разговор их и закончился. Старец покинул келью, а гости принялись размещаться на ночь: Милован, ладя на топчане рогожку половчее, преподаватель – рюкзак свой разбирая да диковины выуживая. Фонарик, банки, проигрыватель. Последней достал он фотку супруги, чудом не пострадавшую от рассола пролитого. Достав, долго принялся разглядывать, вспоминая родные черты, и, лишь наглядевшись, поставил у изголовья своего топчана.