КУДЕЯР - Артамонов Иванович

— Давненько тебя поджидаю- обратился он к Кудеяру. — Где был, что делал?

— В речке купались, рыбу ловили.

Андриан внимательно посмотрел на отрока. В этом году Кудеяр сильно вытянулся, плечи его округлились, налились силой. Лицо чистое, золотистое от загара. Глаза большие, серые, смотрят на мир внимательно и спокойно. Брови тёмные, чётко очерченные, широкие. Нос прямой, удлинённый. Губы по-детски припухшие.

«Добрый отрок растёт, ныне тринадцатый год уж пошёл», — любуясь подростком, подумал Андриан.

— Можно мне с ребятами пойти в ночное?

— В ночное?

Это слово напомнило Андриану далёкие годы детства, когда он босоногим мальчишкой отправлялся вместе с друзьями за околицу села Морозова. О ночном у него остались самые светлые, самые добрые воспоминания.

— Хорошо, только, чур, не шалить.

Едва солнце повернуло к закату, Кудеяр уже был на околице Веденеева. Первым пришёл его друг Олекса, ведя в поводу тощую клячу. Потом явился со своей лошадью Гераська- длинный нескладный отрок со впалой грудью. Низкорослый крепыш Аниска привёл двух справных лошадей. Увидев Кудеяра, у которого коня не было, он протянул ему повод рыжей кобылы. Наконец собрались все — человек двенадцать.

— Поехали коней мыть, — баском приказал Аниска.

Кудеяр оглядел собравшихся, словно надеясь увидеть ещё кого-то. Ольки среди ребят не было, не девчоночье это дело-ночное. Он ловко забрался на Анискину кобылу, голыми пятками ударил её по бокам. Лошади, громко всхрапывая, поспешили к реке.

Для купания выбрали место с ровным песчаным дном, чтобы не намутить воду, иначе лишь лошадей нагрязнишь. Сбросив на берегу одежонку, ребята загнали лошадей в воду. Кудеяр, расположившись на широкой лошадиной спине, пригоршнями зачерпывал воду, лил её на бока, тщательно тёр шерсть. Лошади благодарно всхрапывали, шумно пили речную воду.

Выкупав лошадей, сами долго резвились в воде. Аниска с Гераськой, затеяв водяной бой, обдавали друг друга потоками брызг. Аниска оказался ловчее, он так ударял по воде загнутой кверху ладошкой, что в лицо Гераськи с силой летели водяные струи. Гераська воротил лицо, но Аниска ловко наскакивал сбоку. Тот не выдержал, нырнул в воду.

Накупавшись до мурашек, вылезли на берег и, подхватив одежду, погнали лошадей к опушке леса. С шутками-прибаутками натаскали огромную кучу сухого валежника, разожгли костёр. Стреноженные лошади сочно хрумкали травой. Было ещё совсем светло.

— Кудеяр, покажи слепого, — попросил Аниска.

Сгрудились в ожидании увидеть удивительные превращения их друга.

Кудеяр взял в руку тонкую валежину, согнулся и, закатив глаза, так что остались видными лишь белки, неуверенной походкой пошёл вокруг костра. Все весело смеялись.

— А теперь покажи старика.

Кудеяр наморщил лоб, втянул губы в рот, отчего подбородок выдался вперёд, по-стариковски согнул плечи.

Насмеявшись вволю над проделками Кудеяра, расселись вокруг костра.

— Кудеяр, расскажи про море, — попросил Гераська.

Тому уже не раз приходилось говорить ребятам о море, но интерес к его рассказам не ослабевал.

— Море огромное-преогромное — до самого края неба всё вода и вода. Плывут по нему в разные стороны суда — большие и малые. Когда ветра нет, море спокойное, а как поднимется буря — огромные волны вздымаются и с шумом обрушиваются на берег. Великая опасность таится в тех волнах для плывущих по морю судов — легко опрокидывают они их, и люди тонут в морской пучине.

— Ну а ежели судно большое? — усомнился Гераська.

— И большие суда нередко губит море. Во время бури волны носят их словно щепки и иногда с силой бросают на прибрежные скалы, отчего они разбиваются и тонут.

— К чему же подвергать себя такой опасности? Уж лучше посуху ездить.

— Бури случаются не каждый день, и об их приближении люди узнают заранее по особым приметам, тогда суда спешат укрыться в заводях, где и в бурю волны не вздымаются, бывает тихо.

— Ты, Кудеяр, сказывал, что в море вода солёная, а кто её посолил?

— Сам, Аниска, знаешь кто.

— А зачем? Почему в реке вода сладкая, а в море солёная?

Кудеяр пожал плечами, он не знал, что ответить дотошному Аниске.

— А кто твои родители, Кудеяр? — неожиданно спросил конопатый Евсейка.

Тот смутился, он и сам толком ничего не знал о своих родителях. Сначала думал, что его мать — тётя Марфа, но когда пришёл в Крым дядя Андрей, то оказалось, что она — не настоящая мать. Ему сказали, будто родная матушка с нетерпением ждёт его на Руси, однако увидеть её так и не привелось. Кудеяр хорошо запомнил, как они пришли в суздальский Покровский монастырь и повстречались с рябой монашкой. Дядя Андрей долго разговаривал с ней о какой-то Ульянее. Со слезами на глазах монашка поведала, что Ульянея не так давно умерла, и показала им могилу в подклете собора. Выходит, его мать жила в монастыре и её звали Ульянеей. Тут ему припомнилась встреча с красивой монахиней, которая спросила его, куда он путь правит, а потом Сунула денежку. Добрая, видать, у неё душа. Когда они покидали Суздаль, дядя Андрей сказал, чтобы он всю жизнь берёг эту монетку, она якобы счастливая.

— Моя мать умерла в Суздале.

Ребята больше не приставали с расспросами к Кудеяру. Он почувствовал, как Олекса прижался к нему своим тёплым плечом. Со всеми ребятами дружен Кудеяр, но Олекса его наипервейший друг, самый верный и преданный. В этом он не раз убедился.

Потрескивая, сгорают в костре валежины. Горячий воздух, устремляясь вверх, искажает очертания деревьев, потому кажется, будто по ту сторону костра они шевелятся, словно живые.

Между елями проглянул алый цвет вечерней зари. Похожие на перья сказочной жар-птицы догорают в небе облака. Может быть, там, за деревьями, едет на коньке-горбунке Иван-царевич и везёт пойманную им жар-птицу? Оттого и полыхает на небе зарево.

Где-то в заливных лугах жалобно кричит коростель В ответ звучит рокочущая песнь козодоя. Кудеяру хочется, чтобы эта ночь, это сидение с верными друзьями у костра продолжалось как можно дольше.

— Нынче к нам пожаловал княжеский тиун, — прервал размышления Кудеяра Аниска, — требует от мужиков податей, а те упёрлись, недавно ведь уплатили боярщину. Беды бы не было…

Никто не ответил Аниске. Каждый думал о своих родных, о нелёгкой их доле.

Не успела померкнуть вечерняя заря, а уж на востоке занялась другая, утренняя. Костёр, потрескивая, догорал. Ребята, повалившись друг на друга крепко спали.

ГЛАВА 5

Пробудившись, ребята погнали лошадей в село. Кудеяру было жаль расставаться с Анискиной кобылой, в он решил вместе со всеми отправиться в Веденеево, а уж оттуда — в скит.

Несмотря на раннюю пору, в селе не спали, почти все его жители собрались возле церкви. Заметив Ольку, Кудеяр протиснулся к ней сквозь толпу.

Из ворот боярского дома показался тиун Мисюрь Архипов, ближний человек боярина Шуйского Юшка Титов и трое стражники. Мисюрь обратился к толпе:

— Именем боярина Андрея Михалыча Шуйского повелеваю: каждая изба с завтрашнего дня должна выделить для постройки нового боярского дома по одной подводе.

— Да как же можно, милый? Уборка ведь скоро. Вот соберём жито, перевезём в закрома, отчего тогды боярину не помочь? Иначе весь хлебушек сгинет, — пытался объяснить тиуну старый крестьянин в латаной-перелатаной рубахе.

— Ничего не ведаю, — отрезал Мисюрь, — завтра же чтоб подводы были! Окромя того, каждый двор должен дать на прокорм строителям по пять мешков хлеба, по возу репы да по три головки масла.

Толпа возмущённо загудела. — Да откуда же мы возьмём, милый? Сами с Вешнего Миколы[25] впроголодь живём, весь хлебушек съели, а новины ещё нет. Не токмо себя — детей кормить нечем! — настойчиво убеждал тиуна крестьянин.

— К вам когда ни заявись, всё жрать нечего. Работать надобно, а не на печке валяться! Только и ведаете, что детей плодить, а как прокормить их — не мыслите. Завтра же чтоб всё было!

— Ишь взъярился, боров окаянный! Сам наших баб брюхатит, да ещё и укоряет, — послышалось в толпе.

— Ежели вы, — угрожающе произнёс Мисюрь, — не исполните воли боярина, я выгоню вас всех из ваших изб, а избы спалю!

— Как схоронили великого князя Василия Ивановича, так житья не стало от этих Шуйских! — в сердцах произнёс высокий и красивый ещё крестьянин, Олькин отец Филат Финогенов.

Тиун расслышал его слова, молча кивнул Юшке Титову. Тот в сопровождении стражников двинулся в толпу. Вот он схватил Филата за грудь и коротким сильным ударом раскровенил ему лицо.

— За зловредные речи следовало бы, Филат, вырвать твой язык, яд источающий, но я вельми добр ныне, а потому велю проучить тебя кнутом.

Стражники сдёрнули с Филата порты, повалили на землю. От первого удара поперёк ягодиц проступил широкий ярко-красный след. Ошарашенный дикой болью, мужик вскинул голову и слабо ойкнул. Стражники били не торопясь, со знанием дела. Вскоре вся спина стала пунцовой. Из кровавого месива торчали кусочки кожи. Голова Филата безжизненно поникла.