О людях и нелюдях - С. Алесько

— Оборачивайся, приятель, — сказал Дрозд. — Тебя хозяйка наверняка приласкала на месяц вперед.

Вьюн недовольно фыркнул, но подчинился. Перекинулся, одеваться, как обычно, не спешил, развалился на тюфяке, почти не оставив места девушке, не говоря уж о Дрозде, и принялся стонать.

— Хозяйка приласкала! Тебя бы так приласкали, кобель несчастный! Вот уж точно на месяц вперед. Выдоила досуха, да еще заставила крысу ловить. Объятия у нее медвежьи, чуть ребра не переломала. И никакой еды, жалкая мисочка сметаны и все! Ромашечка, у тебя молоко еще осталось?

Винка подала рыжему кувшин, он сел и принялся жадно пить.

— Ну вот, полегчало, — Вьюн перевел дух, отдавая опустевшую посудину девушке. — Вы, небось, тоже тут времени не теряли? Что, Дрозд, можно девочку домой отправлять? Господин из замка ей теперь не страшен?

Девушка сердито замахнулась на кошака кувшином.

— Пошел ты! — буркнул пес.

— Не, я ночью много где побывал, так что лучше тут подремлю маленько, — лениво отмахнулся от возмущенной парочки рыжий. — Да, пока не забыл. Как тебе удалось провести стражу с крыликом? Ты его не лизнул?

— Лизнул. Слегка, но лизнул. И язык мне обожгло, понятное дело. Но я умею быстро заживлять раны, вот никто ничего и не заметил. Зверей же обычно не проверяют, глаз на такие вещи у стражников не наметан.

Вьюн уставился на друга.

— А меня научишь царапины затягивать?

— Да тут и учиться особо нечему, надо просто хорошую реакцию иметь. Обернуть быстро только пострадавшую часть. Ты же хвост в людском облике умеешь отращивать и когти выпускать.

— Так-то так, но и навык не помешает.

— Сребрик в пальцах покатай, очень способствует.

— Дай попробую.

Дрозд осторожно достал монетку из пояса и протянул кошаку. Тот взял и принялся перекидывать меж пальцами, время от времени шипя от боли. Винка в темноте не видела ожогов, но звуки, издаваемые рыжим, были достаточно красноречивы.

— Дрозд, — спросила она. — Перекидываться больно?

— Больно? — переспросил Вьюн, не дав приятелю ответить. — Пожалуй, но я уже привык. Или, может, с возрастом тело крепнет и становится не так больно. Когда мелким был, иной раз орал во время оборота, мамка утешала. А теперь хорошо даже, будто потягиваешься всласть после сна. Потянуться иной раз и до судороги можно, а все равно приятно… Ох и жжется кругляш! — зашипел и, сунув сребрик девушке, затряс рукой.

— Но ведь и больно? — настаивала Винка, сжимая в кулаке безопасную для нее монету.

— Боль — не самое страшное, — заговорил Дрозд. — А вот чувство уязвимости…

— Пожалуй, — согласился рыжий. — Да, это самое худшее. Ни удрать, ни отпор дать. Тело будто тесто, кости — леденцы. Надо же, а я и не думал об этом. Мне как мамка вдолбила в детстве, что для оборота надо выбирать безопасные места, так и живу. Дышать ведь не забудешь? А тебя никто не учил, что ли?

— Учили-учили, — буркнул пес.

Винка попросила у Дрозда пояс и убрала туда сребрик. Ей стало грустно. Оборотни не только обжигались о серебро. Превращение в зверей и обратно, оказывается, тоже причиняло им боль.

Девушка всегда была жалостливой да еще привыкла заботиться об имевшихся в хозяйстве животных. Вьюна и Дрозда, которых впервые увидела именно в зверином облике, она в глубине души до сих пор воспринимала больше как безобидных животин, чем как вполне способных постоять за себя мужчин. Винка никогда не могла спокойно смотреть, когда деревенские мальчишки мучили мелкую живность: лягушек, кошек, мышей, и иной раз ей самой доставалось за попытку защитить очередную четвероногую жертву. Вспоминая пройденную накануне заставу, она не знала, что возмутило больше: непонятное, но явно оскорбительное предложение молодого стражника, или требование приложить крылик к носу Дрозда, равно как и последующая попытка пнуть Вьюна.

Сегодня она расстанется с оборотнями. Будет пытаться наладить жизнь в селении, где почти каждый день придется сталкиваться с ушлой кабатчицей, противным Коськой и злобным Воронцом. Вспомнив этих троих Винка похолодела. Они же спросят ее, куда делись пес и кот!.. А вот и не спросят, потому что она не желает здесь оставаться. И не потому, что боится расспросов, а потому, что народ здесь неласковый. Да еще не хочется бросать на произвол судьбы Дрозда и Вьюна, бедных, всеми обиженных звериков…

Девушка чуть улыбнулась. Все-таки она чересчур жалостлива. Ну какие они бедные? Два взрослых лба, пес большой и сильный, кошак хитрый. И тем не менее они даже с кабатчицей не могут расплатиться, не обжегши пальцев. А заставы? А болезненный оборот?..

На память пришла Осинница, приютившая беглянку и жестоко поплатившаяся за это. Оборотням ворожея тоже помогла. И раз не получается отплатить добром ей, нужно попытаться помочь хотя бы этим двоим…

— О чем задумалась, Ромашечка? — прервал ее мысли голос Вьюна. — Выглядишь кислой, как третьеводнишнее молоко летом.

В каморке было темно, но кошак, конечно, и без света разглядел грустное выражение лица девушки.

— Давайте, я провожу вас до города, — решилась она. — Помогу пройти заставы. Только… Вьюн, объясни эту шутку… с пряжкой.

Кошак захихикал, Дрозд тут же отвесил ему тумака.

— Виночка, не надо, мы сами дойдем.

— Нет, надо, надо. Пусть черный один отправляется, если хочет, а ты со мной, — Вьюн по-кошачьи прижался к девушке и задышал ей в шею.

— Так что там с пряжкой? — она увернулась от щекочущего дыхания.

— Ромашечка, не беспокойся, мало у кого из стражников она серебряная.

Винка не собиралась отступать и повернулась к Вьюну, ожидая ответа. Тот вздохнул и, косясь на всякий случай на сердитого приятеля, сидящего на полу напротив, принялся шептать в девичье ушко, постепенно становившееся все более розовым.

— Врешь! — девушка не выдержала и оттолкнула кошака. — Это ж надо такую гадость выдумать!

— Вовсе не гадость. И не только мужики так думают. Спроси у кабатчицы.

— Дрозд!

— Я не слышал, что он тебе говорил, но, думаю, правду. Все еще хочешь с нами идти?

— Вы же не станете… — девушка мучительно покраснела.

— Без твоего желания — никогда! — горячо заверил Вьюн.

Винка с облегчением вздохнула, убежденная, что желание проделать непотребство, описанное кошаком, у нее не появится. И про кабатчицу он наверняка бессовестно врал, прекрасно понимая, что девушка ни за что не решится задать той подобный вопрос.