Будённовский рубеж - Алексей Филатов

ТЕЛЕКАНАЛ ОРТ, НОВОСТИ, 16 ИЮНЯ, 21.00

Репортаж Дмитрия Мотрича и Олега Никифорова:

Тридцати российским и иностранным журналистам, в том числе съёмочной группе «Общественного российского телевидения», удалось побывать в Центральной больнице города Будённовска, где чеченские боевики держат заложников. Журналисты весь день были готовы к встрече, но по независящим от них причинам она смогла состояться только поздно вечером. В момент, когда мы входили в больницу, кто-то открыл огонь. Завязалась перестрелка с использованием автоматического оружия и миномётов. Положение в больнице безрадостное, только в том корпусе, где мы побывали, содержатся около двух тысяч заложников. Но есть ещё и другие корпуса. <…>

На пресс-конференции выступил лидер группы чеченских боевиков, захвативших заложников, небезызвестный Шамиль Басаев, бывший полевым командиром дудаевских войск. Он сообщил, что их единственным и непреклонным требованием остаётся полный вывод федеральных войск с территории Чечни. Ни на какие другие условия, предлагаемые договаривающимися сторонами, они категорически не согласны. <…>

Боевиков в больнице более восьмидесяти, они очень хорошо вооружены, у них имеется автоматическое оружие, миномёты, снайперские винтовки. Когда мы покидали больницу, заложники с разрешения боевиков передавали нам записки с прощальными словами своим родственникам.

Ситуация меняется с каждым часом, категорически ясно только одно: штурма ни в коем случае допустить нельзя. Это повлечёт немыслимые жертвы, ведь такая террористическая акция до сих пор не имела аналогов во всей истории человечества. Именно об этом и говорили пришедшие сегодня к оперативному штабу, который находится в здании ОВД города Будённовска, родственники заложников. Они просили правительство России сделать всё для того, чтобы найти решение проблемы мирным путём.

УЛЬШИН:

– После нервного напряжения предыдущих дней наступило отупение. Может, это защитная реакция организма. Я не размышлял, какой я несчастный, что со мной будет. На каком-то животном уровне я делал всё, чтобы двигаться, не сидеть на месте. Я вставал в очередь за водой к умывальнику, потом в очередь в туалет, и так по кругу. Санузел был очень близко от нашей комнаты, практически напротив, поэтому времени всё равно оставалось много. Чтобы его убить, мы снова ходили в ларёк. Из ларька принесли три колоды карт и сели играть. Так прошёл день.

Говорить ни с кем не хотелось. Вообще я по натуре человек общительный, даже чувствовал себя немного психологом. Но там, в больнице, говорил в основном с другом Серёгой, да и то – перекинемся парой слов и замолчим. Мы сидели и ждали чего-то.

В чеченцах я уже не видел врагов, оправдывал их агрессию. Я считал, что их цель – окончание войны в Чечне – вполне нормальная. Я оправдывал даже Басаева, что он сюда пришёл и полгорода на колени поставил, что всю страну на колени поставил. Я думал: «Он мне ничего плохого не сделал, как и я ему». Может, синдром заложника у меня начался. Может, так я сам себя успокаивал.

Один мужик, помню, поднял всех на уши. Он подошёл к боевику и сказал, что у него украли деньги. Они между собой сразу начали выяснять, кто мог взять, потом подошли к нам: «Кто взял его деньги?» Все молчали. Какие, думаю, деньги, кому они здесь нужны? Тогда боевик сказал: «Сейчас начнём расстреливать каждого пятого, пока не признаетесь». И встал напротив нас. Кто-то из мужиков сказал: «Мы утром убирались, может, и деньги случайно сгребли». Пошли посмотреть в горе мусора – и правда там. На самом деле плевать тому мужику было на пропавшие деньги, просто каждый свою шизу ловил. Крыша у всех ехала, а держать в себе приходилось.

Поздно вечером люди стали писать на руках свои имена, чтобы можно было опознать тело, если в голову попадут. С кого это пошло, я не знаю. Но по больнице постоянно стреляли, и мы понимали, что может начаться штурм. Я написал имя дочери – Оксана. Ей тогда было шесть лет. Мы долго её ждали, потом долго спасали, сделали много переливаний крови – у неё был резусный конфликт.

Ближе к ночи чеченцы опять стали нас тягать на окна, чтобы мы прислушивались. Я стоял у открытого окна и ловил шорохи, писки рации. Я слышал, как сердце моё колотится. Я боялся. Вы думаете, они не боялись? Видимо, они свято верили в свою цель, раз решились. Я стоял на окне, а они бормотали в темноте, перечисляя в молитве всех своих убитых. Это было жутко – слишком много имён. А в конце «Аллах акбар!»

СКВОРЦОВ:

– Я открыл глаза и понял: штурма, вопреки прогнозу Басаева, не произошло. Но когда вышел из кабинета, сразу почувствовал: что-то изменилось. В коридорах стало больше боевиков, они были очень напряжены. Больше стало и вооружения. Как-будто к чему-то готовились.

Я зашёл к Басаеву решить рабочие вопросы – не было медикаментов, нужно было идти в другой корпус для стерилизации, – а он вдруг начал говорить, что при таком количестве заложников штурм обернётся огромными жертвами. Я понимал: они ждут штурма с часу на час. К тому моменту я уже знал, что они прослушивают по рации разговоры силовиков.

Когда я делал обход, то заметил, что боевики не отходят от пулемётов. Пулемёты стояли у входа в отделение. Из других корпусов вели заложников и медиков.

Я занялся медикаментами. Их было ничтожно мало. Уже доходило до того, что боевики давали нам своё болеутоляющее и сами делали уколы нашим раненым. У меня в отделении оставались последние запасы морфия – сорок ампул. Морфий был в сейфе в кабинете, закрытом на замок и решётку. Так положено. Старшая сестра с ключами уехала в Ставрополь. Я нашёл Асламбека Большого и попросил: «Асламбек, помогите вскрыть кабинет». Он пошёл за мной, а подойдя к двери, спросил: «А как я вскрою?» – «Ну господи боже мой, ну из автомата дай по этому замку, он и отлетит», – сказал я. «Нет, – говорит, – если мы сейчас выстрелим, хай поднимется, скажут, что мы расстреливаем кого-то». И отказался. Стоматолог Вардо подошёл, посмотрел-посмотрел, как ногой врежет – и дверь открылась, на соплях всё держалось. Я сунул ампулы морфия в карман и раздал сёстрам, чтобы делали уколы.

В тот день у меня был разговор с Асламбеком Большим. Он вообще был лёгок в общении, в отличие от остальных. На мой вопрос, кто они, дудаевцы или масхадовцы, он ответил, что ни те и не другие, что пришли сами, чтобы закончить эту войну. На мой вопрос об отношении к Дудаеву ответил: «Если бы не ваше вторжение, в ближайшие месяцы мы бы