Мао: Душевная повесть - Игорь Пронин

Боло смягчился, доверчивый оказался. Вроде как даже возгордился немного, что демона пожрал. Только отметил важно, для своих, что это очень все хорошо получилось, что жрали верх, потому что низ попорчен неправильным китайцем. Мне немного обидно было за деда, но я смолчал. Деду все равно, а мне хотелось к монахам в гости. Боло тоже хотел нас в гости, чтобы уж до конца разобраться, как там у них теперь будет с просветлением, чтобы ихний главный все решил и объяснил. Монахи еще немного там поковыряли камни с места на место, один даже подмел все веником, и тронулись в путь. Шли часа два и не спеша, впереди Боло, потом мы, потом остальные. Саид всю дорогу приставал к Боло на счет нет ли поблизости женского монастыря или хоть деревни с девками, но Боло только смеялся, как будто Саид шутит. Райфайзен тоже у него спрашивал, как место называется, кто тут хозяин, где граница, какие валюты в ходу, но Боло ничего толком не сказал. То ли не знал, то ли не захотел рассказывать. Тогда Райфайзен стал у Филиппа это все выпытывать, но Филипп ему говорит:

— Ну какая разница, где мы, если попадаем всегда только туда, куда ведет нас судьба? Мы там, где должны быть.

Райфайзен сразу унялся, замолчал, только вздыхал и головой качал на ходу. Я спросил Филиппа:

— Что же получается? Я должен, что ли, босиком по камням нарезать? А почему?

— Я не знаю, Мао. И не хочу знать, потому что жизнь дана нам не для познания, а для созерцания. Мы — та часть Творения, которая может Творение созерцать. А это высшее блаженство, доступное людям.

— Ты что-то путаешь, Филипп. Мы ж не в кино. У меня ноги горят и трубы, какое наслаждение?

— Ты поймешь это, когда придешь в свою точку покоя. Там ты вспомнишь эти горы и поймешь, какое счастье было здесь побывать.

— А где моя точка покоя, Филипп? В монастыре, может быть, моя точка покоя?

— Может, — Филипп вздохнул. — Я тоже вот думал, что моя точка покоя может быть в монастыре. Но оказалось — нет. Зато я знаю теперь, где она. Она там, где я родился и вырос, на чудесных островах среди теплого моря. И я вернусь туда, как только смогу.

— Филипп, а я моря не видел. А водка там есть?

— Там есть ром. Это лучше. А еще там есть солнце, море, цветы, женщины и мудрые травы. Возможно, Мао, твоя точка покоя там… Едем, я рад компании.

— Знаю я все про мудрые травы! — заржал за моей спиной Саид. — После таких травок и правда все хорошо! У тебя в карманах ничего не завалялось?

— Даже запаха не осталось… — совсем загрустил Филипп. — Да и одежда не та, эту мне во Франции дали, когда выдворяли к чертям.

— Франция? Там все бабы дают, да? — Саид быстро меня оттер от Филиппа. — Слушай, а как там, вот просто на улице подойти можно? Вот если, например, у меня паспорта нет, это ничего, будут они со мной знакомиться?

— Без паспорта там тяжело, Саид. Полиция — аэропорт. И в дороге не кормят. А вот на островах у меня никогда не было паспорта. Да там ни у кого нет паспорта.

— И всем дают?

— Всем, кроме полицейских. И все танцуют реггей. Даже полицейские.

Саид повеселел, ему такое место понравилось. Он сразу стал прикидывать, как туда добраться. По нему выходило, что на корабле гораздо дешевле, чем на самолете, потому что бесплатно. Он сказал, что мы все станем матросами и доплывем туда на чем попадется. А матросом тоже быть весело, особенно в порту, и если передумаем — останемся матросами. Филипп сказал, что он уже был матросом и больше не хочет. Ему надоело приборкой заниматься всю жизнь. А Саид тогда сказал, что мы наймемся на такой корабль, где всякие девки загорают и отдыхают, а там прибираться не нужно, там есть для этого прислуга. В основном из всяких баб, которые только и думают побыстрей прибраться и в кровать. Саид знал нескольких моряков и в журналах про такие корабли читал. Журнал, объяснил он мне, это такая газета маленькая и толстая, там пишут про всяких баб с картинками. Райфайзен стал с ним спорить, что на такой корабль нас не возьмут, там нужны другие моряки, не такие, как мы, но Саид сказал ему, что он просто ни хрена не понимает, и Райфайзен снова стал вздыхать и качать головой. Так и дошли до монастыря.

8

Монастырь — это дом такой этажей в пять, со всякими штучками на стенах, а вокруг дома — забор. За забором монастырский двор, там этих лысых монахов как муравьев. Наш Боло сразу побежал внутрь, а мы остались в толпе. Монахи, что с нами пришли, остальным все рассказали, те удивлялись, кричали что-то. Саид смотрел на них зверем, Райфайзен улыбался и пробовал пояснять кое-что, а Филипп просто сел возле забора и глаза прикрыл.

— Ты чего, Филипп, спишь?

— Нет. Я вспоминаю острова.

Ну тогда и я тоже рядом с ним сел и тоже стал острова вспоминать. И уснул, конечно. И — здрасьте, Апулей за столом, перед ним на стуле мой приятель узбек, чай пьют, о чем-то рассуждают. Когда успели подружиться? Как бы узбек чего не наболтал обо мне… Я подошел поближе, говорю:

— Привет. Как дела?

— Привет, — говорит Апулей. — А мы вот с Борхонджоном чаевничаем. Тебя тут поминали как раз… Тебе налить зеленого?

— А больше ничего нет?

— Как хочешь. Так вот Сучку вы ухайдокали — молодцы! Правильно. Да, Боря?

— Да, — кивает этот Борхонджон, — противная она была. Мне голову туманила больную… — Он потрогал повязку и хитро так на меня посмотрел. — Зато теперь вот с Апулеем Самаркандовичем можем спокойно обо всем договориться.

— Это о чем?

— О компенсации, Мао. — Апулей потянулся и хрустнул своими мослами на всю комнату. — Человек лишился жизни. Может он за это рассчитывать на компенсацию?

— Не знаю.

— А закон говорит: может! — Апулей потряс какой-то старой толстой книжкой. Книжка показалась мне знакомой. — Вот, приходится из-за тебя изучать Кодексы, по библиотекам лазить… И Боря получит компенсацию в соответствующей инстанции сразу, как только его дело дойдет до рассмотрения. А взыскана компенсация будет с тебя. Тебе это нравится?

— Нет у меня ничего…

— А это особенно хреново, Мао. Тогда придется отрабатывать карму. Как ты на это смотришь?

— Я — против. Апулей, хорош издеваться, ты лучше подскажи, что делать мне, чтоб все в ажуре было. Ну чего ты как в школе?

— В школе надо было учиться, а не гримасничать. — Апулей посмотрел на Борхонджона, и оба гаденько усмехнулись. Так бы и ткнул отверткой паразитам. — Вот что, надо договориться. Условия просты: ты выполняешь некоторые просьбы Борхонджона, а он отказывается от своих к тебе претензий. Как? — Я молчу. Я и в школе больше молчал. — Он согласен, Боря. Он у меня понятливый малый и, конечно, очень переживает о случившемся.

— Да и мне он сразу понравился! — расплылся узбек. — Вот что, ты не волнуйся так, с каждым может случиться. Да и просьбочки у меня к тебе будут так, пустяки одни. И всего-то пять.

— Три, — оборвал его Апулей. — Я же только что сказал: три — наше последнее слово. Или идемте в суд, товарищ.

— Да посмотри же на него, Апу, что ему стоит? Молодой, красивый! Мао, ведь правду я говорю?

— Мао, молчать! — Апулей аж подскочил. — Боря, лезть с вопросами к моему клиенту в обход меня — это безнравственно!

— Да что его спрашивать? И так все понятно! Мао, скажи ему, что ты не такой мелочный!

Я хотел ему сказать, чтоб он слушался Самаркандыча, но тут Апулей сильно толкнул меня копытом, и я проснулся. Нас звали в монастырь, на разговор с Настоятелем. Где-то невдалеке кто-то стучал по рельсе. Райфайзен отряхнул на мне штаны, похлопал по щекам Филиппа, чтоб тот ожил, сделал знак Саиду, чтоб убрал автомат за спину, и мы пошли.

Внутри там здоровенный вроде бы зал, но я не уверен, потому что колонн полным-полно, как в лесу. Тем более что они деревянные. И мы пошли как-то наискосок, так что я все время налетал на эти колонны, и устал, и пошел вдоль, чтобы потом свернуть, ну так же проще. Шел-шел и потерялся, вся толпа куда-то вбок подалась. Я хотел было им покричать, как в лесу, но застеснялся. Потом вижу — монашек бежит, маленький, но тоже лысенький и в сандалиях, как настоящий. Я его поймал за рукав.

— Слушай, а где у вас для гостей комнаты?

— У нас гостей нет! Каждый гость у нас становится монахом, хоть на день, хоть на час! Только живет во дворе и не допускается к работам на кухне! — орет, как Цуруль, даром что маленький.

— Родной, мне не надо на работы. Мне просто надо на кухню, — я уж понял, что ему надо все разжевывать. — Жрать я хочу и выпить.

— Ужин по расписанию! — и вывертывается из моей руки, так и крутится весь. — Пока территория не убрана, пока мантры не прочтены, за стол не садятся!

Ну что делать? Ткнул я его отверткой в бок, чтоб старшим не перечил, он заверещал было. Но я тут же ему отвертку к шее — мол, будешь орать или спорить, отправлю к Апулею, в Небесную Канцелярию. Он притих, бок ощупал, потом закивал и потянул меня куда-то. Пошли. Как они среди колонн дорогу находят — не пойму, если б я был Настоятелем, я бы указатели повесил. Ну да тут страны на дураков богатые. И привел меня монашек к какой-то дверке, через нее в дворик крохотный, там баки с объедками и где-то за перегородочкой свинка хрюкает. Вот тут я обрадовался и расслабился, чуть хотел поудобнее руку перехватить, он и вырвался. Заверещал и в какую-то щель провалился, я и не погнался за ним далее. Зашел в дверь на кухню, ее сразу видно: за ней кричат и шипит что-то громко. На кухне само собой грязь, запах этот, смесь горелого с гнилым, сумрачно и жарко. А что поделать, иначе готовить еще никто не научился, у афганцев котлы с рисом на улице — это ж не кухня, это название одно. А здесь готовят нормальную еду, сразу понятно. Вот я иду, кругом пар, справа-слева какие-то монахи пробегают, но у меня у самого голова лысая. Пошарил я по столу, схватил какую-то деревянную ложку, где-то что-то зачерпнул-попробовал — отрава. Попробовал в другой кастрюле — сырые овощи. Обжегся только. Это, думаю, не дело. Надо сперва выпить. Пошел искать подсобку какую-нибудь, но никак ничего не нахожу. Уже несколько кругов сделал по кухне, уже на меня поглядывать эти жирные повара стали, а никакого места, чтоб ящики с водкой поставить, не нахожу. Что ж это за столовка?