Не оставляй меня, Малыш! - Татьяна Александровна Бочарова

ворота. Еще шаг, другой — вот они уже остались позади…

— Подожди! — Ася остановилась, высвободила свою руку из-под Кристининого локтя.

— Ты что? — недовольно проговорила та.

«Сейчас или никогда, — лихорадочно отстукивало у Аси в голове. — Сейчас или никогда».

— Я забыла. Степке тапочки нужно купить, старые еле дышат. Уже неделю собираюсь, и все некогда.

— Тогда без меня, ладно? — Кристина снова взглянула на часы. — Мне не успеть иначе. Не обижаешься?

— Ну что ты!

Они чмокнули друг друга в щеку на прощание.

— Звякни мне завтра с утречка. — Кристина помахала рукой и быстро зашагала к остановке.

Ася постояла на месте, дожидаясь, пока стройная фигурка подруги скроется за деревьями. Потом медленно зашла обратно на территорию рынка.

Она брела мимо рядов, иногда останавливаясь, бесцельно разглядывая выложенный на прилавки товар, спрашивая о цене и тут же забывая ее. Брела, пока не очутилась возле знакомых краснощеких торговок.

— Шо желаете? — заученно спросила блондинка, не узнавая Асю.

— Девушка, я хотела спросить, где тут у вас сторожка?

— Шо? — удивленно переспросила продавщица.

— Ну у вас же на рынке есть сторож, — Ася почувствовала, что краснеет, — где его можно найти?

— Там, за складами, — махнула рукой в сторону другая девушка, — идите, пока ряды не кончатся, там увидите.

— Спасибо, — сказала Ася, — большое спасибо.

— На здоровье, — грубовато ответила первая девица и полезла в карман за новой порцией семечек.

Ася повернулась и пошла туда, куда указала продавщица.

«Ничего, — успокаивала она саму себя, — все в порядке. Ведь он мог и наврать, наверняка наврал. Никакой он не сторож, а просто обыкновенный забулдыга. Вот приду, а в сторожке совсем другой человек. И я успокоюсь, окончательно успокоюсь, буду знать, что не нашла его, что он меня обманул. Все в порядке…»

Прилавки и навесы остались у нее за спиной. Узкая заросшая тропинка огибала какие-то деревянные постройки. Возле одной из них двое мужиков орудовали бензопилой.

— Эй, куда? — заметив Асю, закричал один их них.

— Туда, — не замедляя шага, кивнула она на белеющую в отдалении бетонную стену.

— А, насчет радиаторов, — догадался рабочий, — ну проходи давай.

Ася не стала его разубеждать, благополучно миновала строительную территорию и остановилась в нерешительности.

Метрах в десяти от нее находился низенький кособокий вагончик с торчащей из крыши самопальной жестяной трубой. Дверь вагончика была плотно закрыта, маленький дворик с аккуратно сложенной сбоку полен г цей огораживала ржавая рабица. К самому ее краю притулилась огромная собачья конура. Кругом царило безлюдье и тишина.

По-видимому, вагончик и являлся сторожкой, однако казалось, что внутри него нет ни души.

Ася поколебалась и сделала шаг по направлению к бытовке. В это же самое мгновение из будки выскочила огромная пегая дворняга и залилась хриплым неистовым лаем.

— А ну-ка фу, — попробовала урезонить ее Ася, однако пес не умолкал. Длинная цепь позволяла ему двигаться почти по всему дворику, он остервенело кидался на сетку так, что, казалось, вот-вот повалит ее и выскочит наружу.

— Ну тихо, тихо, — уговаривала Ася собаку, не рискуя подойти ближе, — чего ты злишься? Успокойся…

— Фу, Пестрый, кому говорят! — раздался вдруг громкий голос. Дверь вагончика широко распахнулась, и на крыльцо вышел белобрысый.

— Заткнись, слышь, заколебал уже своим гавканьем! — рявкнул он.

Пес заскулил и утих.

Белобрысый выкинул с крыльца окурок и метнул цепкий взгляд за ограду. На лице его отразилось недоумение, затем оно вытянулось, а брови знакомо нависли над переносицей.

— Фу ты, ну ты, ножки гнуты, — пробормотал он вполголоса, не спеша вытер ладони о штаны и спустился с крыльца.

Дворняга подобострастно и выжидающе глядела на него, готовая вновь оглушительно залаять. Белобрысый прошел мимо нее и приблизился вплотную к рабице.

— Чем обязан, мадам? — Он был трезв, во всяком случае, гораздо трезвей, чем в прошлый раз — его движения выглядели скоординированными и четкими, голос звучал тверже и жестче. — Опять молчим? — Он недобро усмехнулся и уцепился пальцами за сетку. — Коли пришла, так уж нужно разговаривать, общаться, ухватываешь? А ну, иди сюда. Подойди, говорю.

Ася послушно подошла к ограде.

Пес за спиной у белобрысого тревожно гавкнул.

— Цыц! — коротко приказал тот.

Теперь Ася видела его совсем хорошо: те же самые изгвазданные джинсы, только вместо защитной куртки растянутый серый свитер, над правой бровью и на скуле две багровые ссадины.

— Ты зачем сюда пожаловала? — Белобрысый слегка качнул сетку на себя. — Пожалела? Пожалела, ясный перец, поверила тому, что я тебе впаривал. Да ты… дура ты полосатая, я ж в стельку был, не видела?! Добренькая нашлась, ядрена корень… цыц, Пестрый, хвост оторву!

Асе показалось, что сейчас он снова, как в прошлый раз, сорвется на крик, но нет — его голос остался спокойным.

Пару мгновений они молчали, глядя друг на друга в упор.

— Слушай. — белобрысый вдруг зло сощуришь — а может, у тебя с мужем не того … долг-то свой супружеский исправно выполняет? — Он захохотал.

Она почувствовала острую, невыносимую боль и едва удержалась, чтобы не застонать. Никогда в жизни ей не было так больно — словно внутри поворачивала огромный ржавый гвоздь.

Ася резко отвернулась. Она почти бежала, не разбирая дороги, не видя ничего вокруг из-за застилающей глаза плотной пелены слез. Позади раздались быстрые шаги.

— Стой. Погоди.

У нее закружилась голова. Она еще немного прошла вперед и остановилась.

— Ну прости, — он обошел ее сбоку, заглянул в лицо, — слышь, прости меня. Я … сам не знаю, что говорю. Это от страха, наверное. Сейчас, думаю, протру глаза, погляжу за ограду, а там нет никого. Со мной такое бывает иногда… Ну хочешь, на колени встану?

Ася улыбнулась сквозь слезы и качнула головой. Белобрысый осторожно провел пальцем по ее щекам, сбирал влагу.

— Ты простила? Тогда не плачь больше. Тебя как звать-то?

— Анастасия. — Ася тихонько шмыгнула носом.

— Настя, значит, — задумчиво приговорил он.

— Ася, — поправила она.

— Нет, Настя. Настена. Так по-нашему, по-русски, и не спорь со мной.

— Не буду.

Позади пес загремел цепью жалобно и тоскливо по скуливая. Белобрысый улыбнулся.

— Ну-ка, крикни ему «Фу. Пестрый!» Не бойся, громко крикни, он послушает.

— Фу, Пестрый! Фу! — звонко прокричала Ася. Наступила тишина.

В следующее мгновение белобрысый подхватил ее на руки и понес.

Прижимаясь щекой к колючей, грубой шерсти его свитера, Ася точно во сне видела голые колючие кусты боярышника вдоль тропинки, ветхую калитку в ограде, горкой сложенные, отсыревшие поленья во дворе, настороженную морду пса.

Протяжно заскрипела дверь вагончика…

…Как мало, оказывается, мы знаем о самих себе. Как заблуждаемся, думая, что все у нас прекрасно, все, как у людей. И вдруг — молния, шок, неумолимая