К истокам Руси. Народ и язык - Олег Трубачев

Вопрос о «русьских письменах» принято до сих пор считать нерешенным, а само место это в ЖК окружают сомнениями. Обращают, например, внимание на то, что Константин Философ в своей речи на диспуте с треязычниками в Венеции 867 года «обошел полным молчанием» народ, пользовавшийся «русскими письменами». По словам С.Б. Бернштейна[207], на это впервые указал А.И. Соболевский. И все же, я думаю, высокоуважаемые ученые ошибаются. Константин Философ назвал этот народ. Среди «многих родов», «книгы оумеюща и богоу славоу въздающа своимъ языкомъ кождо» (ЖК, гл. XVI) упомянуты тоурси (они же тoypcïu) в перечне народов между обрами (аварами) и козарами. Это несколько темное имя иногда пытались эмендировать, а вернее – попросту заменить на другое, более «понятное»; так появилось чтение «турки» в русском переводе паннонских житий: «…Мы же знаем многие народы, что владеют искусством письма и воздают хвалу Богу каждый на своем языке. Известно, что таковы: армяне, персы, абхазы, грузины, согдийцы, готы, авары, турки, хазары, арабы, египтяне, сирийцы и иные многие»[208]. Этноним турки, обретающий в комментариях к переводу вид (или значение) «тюрки», обосновывается там еще дополнительно переводом житийного соугди как «согдийцы» и идентификацией последних с жителями Согда в Средней Азии и довольно отдаленным (в плане культурной географии) фактором приспособления согдийского письма к тюркскому языку[209]. Это, однако, в свою очередь, вызывает сомнения у нас, поскольку проще (да и убедительнее) оставить все в основном воздержавшись от эмендации. Так поступают, между прочим, некоторые переводчики, оставляющие проблематичное имя как в тексте. Ср. немецкий перевод Шютца: «…Sugder, Goten, Awaren, Tursier, Chasaren…»[210]. Характерно здесь внимание переводчика к крымскому региону: «Готы и сугды населяли Крым»[211]; из чего явствует, что Шютц понимает под сугдами не далеких согдийцев, а жителей Сугдеи-Судака, и это кажется правильным. Точно так же в хорватском издании: «…Sugdi, Goti, Obri, Tursi, Hazari…»[212], с добавлением, что «имена некоторых народов не идентифицированы».

Отдав предпочтение консервации, а не эмендации, мы получаем возможность опереться в своих дальнейших рассуждениях именно на реальное написание слова: тоурси, тоурсïи, тоур’си, тоуръси. Часть вариантов, как видим, говорит о сокращенном как бы написании слова, что и позволило, как кажется, реконструировать *тауро-руси «тавро-русы», выше принимаемые нами как бы условно. Таков наш вариант разгадки этнического субъекта одного из кирилло-мефодиевских преданий. Может статься, что чтение наше послужит и русской проблеме в целом, хотя пока что, признавая его условность, мы попытаемся продумать и обосновать его филологическую базу в широком смысле слова. Сюда имеют отношение прежде всего лингвистические моменты чтения и реконструкции.

Наше вышеназванное прочтение *тауро-руси есть не более как экспликация местного этнического имени, которое по-гречески могло звучать как *Ταυρο-ρως. Реальность подобного наименования мог бы подтвердить пример Ταυ̃ροι καί ‘Ρω̃ςοι, что-то вроде «тавры-росы», обозначение племени, жившего к северу от дунайского устья, близ Ахиллова Бега (то есть Тендровской косы), согласно комментариям Евстафия к Дионисию[213]. Комментарии написаны довольно поздно (XII век), но восходят к реалиям гораздо более раннего времени. Выше мы уже касались вопроса о названии тавров и Таврики, пришедшего из Греции, ср. греч. ταυ̃ρος «бык»[214]. В языках Северопричерноморско-Таврического региона исконно родственная ему форма нам пока неизвестна, так что возможно, что активизация форм типа Ταυ̃ροι и сочетаний с ними применительно к местному населению (ср. более известное Ταυροσκúθαι, тавро-скифы, в частности, о Руси) в немалой степени вызвана мощным греческим культурным влиянием. Формы, этимологически родственные греческому ταυ̃ρος представлены в основном в языках, расположенных на запад и на север от Черного моря: русск. тур, слав. *turь, литовское taũras «буйвол», «тур», др.-прусск. tauris «зубр», латинское taurus «бык», ирландское tarb то же[215]. Недостаточно ясно, относится ли сюда Таурсана, название города в Крыму, у ал-Харизми[216]; что касается чтения Саурсана[217], то повторяется все та же аргументация pro и contra, с которой мы ознакомились выше, в случае транслитерации Артания, поэтому нет надобности повторяться. Если бы восточные славяне рано заимствовали греческое имя тавров, оно имело бы форму *тур, с естественной монофтонгизацией дифтонга аи/ои. Ср. слав. моуринъ «негр» из греч. Μαυ̃ρος или лат. maurus. Но для нас это не более чем аналогия, полезная тем, что, судя по тому немногому, что мы знаем, субстратные языки северного Причерноморья были монофтонгизирующими языками (местный иранский и индоарийский). Так что, если иметь в виду местную туземную форму занимающего нас этнонима, ею могла реально быть *tur-ros– или *tur-rus-, форма гибридная, при условии слишком очевидных греческих импульсов, многократно указанных выше (для первого компонента). Второй компонент, как мы знаем, местный, исконный, его семантическая понятность сохранялась, видимо, долго («белый»). Мне кажется, одним из последних отголосков полнозначного лексического значения корня *ros/*rus– «белый», в том числе в составе сложения *tur-rus– «Тур светлый», прозвучало имя тюркского племенного вождя Τούρξανθος, где-то в северокавказских или донских, приазовских степях принимавшего, согласно Менандру Протектору, византийское посольство. Слишком явно здесь наличие греческого ξανθός «светлый», «светловолосый», калькирующего *tur-rus– как Τουρ-ξανθος.

Итак, кирилло-мефодиевское тоурси может отражать дославянское название северопричерноморского народа *tur-rus-. Это название, особенно в форме тоурси (ЖК), затемненное до нечитаемости для сегодняшнего читателя и даже исследователя, после незначительной реконструкции обретает вновь минимальную понятность. Связь этнонима *tur-rus– и «русских» письмен была, возможно, понятна Константину Философу тогда в Корсуни (Херсонесе), и он мог иметь в виду именно ее в Венеции через несколько лет. Мы вынуждены работать с реликтами, часто – прошедшими через иноязычный фильтр (или фильтры). Одним из таких сложных реликтов может быть племенное название тиверцы (тиверьци), уже непосредственно входящее в собственно древнерусскую этнонимию. О тиверцах писали и думали разное. Д.И. Иловайский, например, смело отождествлял их с тавро-скифами[218], что, хотя и неверно с нашей точки зрения, все же свидетельствует о немалой интуиции ученого. После всего того, что обсуждали мы выше, интересны наблюдения Маркварта, который пишет: «… Ясно, что турси (ЖК, гл. XVI. – О.Т.), расположенные между аварами и хазарами, географически точно соответствуют летописным тиверцам. Форма имени указывает на перевод с греческого: Τύρσοι=слав. *Turci»[219]. Греко-славянские отношения видный немецкий ориенталист охарактеризовал, пожалуй, не совсем точно, иначе мы бы имели в паннонском житии форму *тvpcu, а не реально засвидетельствованную тоурси, но отождествление тоурси и тиверьци весьма любопытно. Что касается отнесения сюда же имени тюрок/турок, то это предвосхищает одну из современных этимологий, хотя и расходится с формой и значениями византийского Τουρκοι, как, впрочем, и со славянскими (древнерусскими) передачами этого восточного этнонима. Кто были тиверцы, так до конца и не ясно, потому уместно будет потом обратиться к археологу-специалисту[220]. Мысль об их тюркской принадлежности побудила И.Г. Добродомова объяснить и их племенное название из тюркского (чувашско-булгарского) tüürik, варианта к türk[221] Но все-таки при этом мы как минимум теряем перспективную связь тоурси и тиверьци, которая заслуживает дальнейшего осмысления. Роль тюркского и даже, возможно, булгарского вполне сводится к посредству, которое могло выглядеть как: *tur-rus– (*Ταυρο-ρως) →

*tyvyrs – тиверьци (исход вторично осмыслен как славянский суффикс). В результате мы вновь возвращаемся к нашим исходным формам *tur– и *rus-, которые обе небезразличны для нашей Руси и к тому же так связаны между собой – гораздо теснее, чем это можно представить себе в наше время. Грубость военных обычаев, морские набеги на Византию, близость мест проживания – все это накрепко роднит тавров и понтийских росов в представлениях византийцев уже в IХ веке[222]. От них еще далеко до исторической Руси, с той разницей, что поначалу было одинаково до нее далеко – и от «тавров», и от «росов». собственно говоря, и в последующие века на византийском Юге едва ли не более стабильна тенденция переносить на днепровскую Русь имя тавров и тавро-скифов. Важно не приуменьшать возможности того, что помимо этих последних литературных форм на северных побережьях Черного моря жили местные обиходные варианты или – вариант. Из наших наблюдений вытекает, что реально им могла быть форма *tur-. С юга же неуклонно ширилась и входила в обиход форма *rus-, откуда в конце концов и утвердилась Русь, название, понятие и самосознание, за ними стоящее. Зрел и другой вариант, который не состоялся. Сейчас для нас, может быть, важнее всего, что он тоже зрел на ранее цивилизованном Юге, а не на отсталой северной окраине, – вот что, пожалуй, самое важное, как дополнительный аргумент этого главного направления – с Юга на Север, а не наоборот. Второй вариант (тавры, тавро-русы, *туро-русы) оказался приглушен и предан забвению, хотя я почел своим долгом указать и на него – на то, что он мог реально оказаться для нас первым и единственным названием нашей Родины, и тогда шла бы речь о великой стране *Турь или *Турия. Сейчас это звучит как абстрактная теория, да и вообще нам не так давно запрещали «писать историю в сослагательном наклонении»[223]. Но что же в таком случае называется моделированием и так ли уж оно неуместно в исторической науке? И разве оно не стόит несколько бόльшего внимания с нашей стороны, если именно на этом пути, идя по следам Руси Азовско-Черноморской, как и Руси вообще, мы тем самым расширяем аргументацию в пользу своего решения более чем двухвекового вопроса науки о Руси.