ПЛАН «Б» - Елена Муравьева

— Ты с ума сошел. У меня дочка взрослая. Я…

— Лялька, Лялечка. Не говори ничего, — он стеснялся просить, даже признаться откровенно, не решился бы никогда, — я так хочу ребенка, — еле слышно прошептал.

— Хорошо, я рожу, — предположила, — а ты меня бросишь. И что мне делать?

— А если не брошу? За что ему тогда погибать?

Убедительные резоны имелись у каждого.

— Когда ты узнаешь точно?

— Как только, так сразу.

Лариса вздохнула. Что-то уже слишком много всего случилось.

— Между прочим, я от голода сейчас умру. Покормите, пожалуйста, женщину с ребенком чем Бог послал.

— Значит, рожаем?

— Посмотрим!

Следующее озарение настигло Лару спустя несколько часов.

— Ой! — сказала она и даже ладошкой закрыла лицо.

— Что еще?

— Мне идти надо. Мама волнуется. Поздно уже!

— Что? Ты, ты, вообще соображаешь… — пораженный Череда от возмущения потерял дар речи. Тут же нашел и сразу принялся командовать: — Никуда не пойдешь. И не думай! Тоже мне, домой надо. Звони! — встал с постели, голый, Лариса посмотрела, поняла: не отпустит. Взял с тумбочки телефон, ткнул в руки.

— Переночую у подружки, — сказала она смущенно и поспешно.

Мама удивилась:

— Зачем?

— Пока, мамуля, целую! — и положила трубку.

Врать пришлось еще долго, целую неделю, до тех пор, пока Вадим не решился поговорить откровенно с потенциальной (хотелось верить) тещей.

Глава 13. Дуэль

— Любовь Андреевна, я готов встретиться в любое удобное для вас время. Речь пойдет о Ларисе.

В 18.30 машина притормозила в указанном месте. Вадим вышел и огляделся. Будущую собеседницу он никогда прежде не видел, расспрашивать о внешности не рискнул, предположил, что узнает. И не ошибся.

— Любовь Андреевна?

— Вадим?

Лет шестьдесят, модный крой пальто, стильная стрижка, стремительные жесты; открытый взгляд, полный интереса и…угрозы. Что ж, противник достался серьезный.

— Очень приятно познакомиться: Вадим Петрович Череда.

— Я догадалась.

— Дело, собственно, в следующем. Я собираюсь завтра официально просить руки вашей дочери, но счел необходимым предварительно переговорить с вами.

Они сидели за столиком кафе, пили кофе, внимательно разглядывали друг друга.

«До чего ж противный взгляд у тетки. Рентген!»

«Неплохой парень, но себе на уме…»

«…ощущение такое, будто она уже все поняла, отказала и сидит из вежливости».

«Что Лара в нем нашла?»

— На предмет чего, собственно? Лариса — женщина взрослая, самостоятельная, дай Бог, осмотрительная. Я в ее дела не вмешиваюсь.

— И все же. Я прилично зарабатываю, имею машину, жилье. В нем, собственно, и планирую жить с Ларисой.

Слово сказано. Понимать его следовало так: «Вашу дочь я забираю».

— А Тата?

— Девочка может перебраться к нам.

— Значит, я останусь одна?

— Или с Татой. Я хочу, чтобы вы вместе с внучкой сделали выбор, и поставили Лару перед фактом. Самой ей сложно решить эту дилемму.

Любовь Андреевна кивнула. Вадим пытался избавить дочь от лишней боли — это хорошо.

— Вероятно, будет лучше, если Тата будет жить со мной.

— Так или иначе, я постараюсь стать ей и вам настоящим другом. Что касается материальных и организационных вопросов, то я всегда в вашем полном распоряжении.

— Обнадеживающее заявление.

— Любовь Андреевна, я люблю Ларису и хочу, чтобы она была счастлива. Надеюсь, это и в ваших интересах?

— Странный вопрос.

— Если мы заключим союз, то сможем дать Ларе вдвое больше. Если примемся делить, рвать на части, воевать друг с другом, пользы не будет никому. Я за мир.

— Боитесь проиграть?

— Боюсь! И не стыжусь признаться. Вы — сильнее, да и честной борьбы ожидать не приходится.

— Почему же?

— Вы — женщина, любящая мать и сражаться за дочку будете до последней капли крови. Моей, естественно. Девочка тоже не останется в стороне и постарается сделать все, лишь бы удержать маму рядом. Я против вас безоружен. Поэтому и предлагаю дружбу. Честное слово, я совсем не плох. Вы отдадите дочь в хорошие руки.

— Она — не кошка.

— Я заметил. Основное мое достоинство — отношение к Ларисе. Я очень дорожу ею.

— А она?

— Мне кажется, тоже.

— Кажется?

— Вот видите, — укоризненно протянул Вадим, — вы наносите запрещенный удар. Однако, я отвечу, уверен.

— Вы были женаты прежде?

— Да.

— Что ж так? — в голосе сплошное соболезнование, — поделитесь.

— Развелся.

— Почему?

Череда поморщился. Говорить о бывшей жене в его планы не входило.

— Любовь Андреевна, тема мне неприятна.

— Что вы конкретно от меня хотите? — Любовь Андреевна поневоле начинала сдаваться. Мужчина импонировал своей настойчивостью.

— Немного. Лояльности, терпимости, сотрудничества.

— Конкретно.

— Поговорите с девочкой. Объясните ситуацию. И, пожалуйста, оградите Ларису от проявления бурных чувств.

— А?! — Любовь Андреевна даже поперхнулась от возмущения.

— Я неловко высказался. Ну, не устраивайте сцен ревности, душераздирающих прощаний, не разоблачайте мои гнусные замыслы, не умирайте ежеминутно. И постарайтесь, утешить, а, главное, утихомирить Тату.

— Вы соображаете, черт возьми, что говорите?

— Более чем, — ироничная сдержанность лопнула, как мыльный пузырь. Череда побелел от досады, глаза стали злыми, колючими. — Подумайте, как поведет себя семнадцатилетняя девица, узнав, что мама выходит замуж и оставляет ее. Сначала возненавидит меня. Затем силу этой ненависти обрушит на Ларису. Начнутся слезы, страдания. Вы тоже скажете свое слово. Да не одно. В итоге, Лара не вынесет дочкиных истерик и вашего горя и уйдет от меня. Что ж ей, бедной, мать убивать и ребенка сиротить?! А девочка успокоится, начнет бегать на свидания, мечтать о любви, взрослеть, отдаляться. Матери она разрешит варить обед, стирать бельишко и стареть потихоньку. В компании с вами.

Запал кончился. Вадим допил кофе. Поднялся.

— Я сам в канун совершеннолетия вместе с бабушкой не дал матери выйти замуж во второй раз и механику этого дела знаю отлично. Завтра я позвоню. Подумайте, о нашем разговоре, не спешите с выводами. За резкость простите, но, по большому счету, я прав.

Любовь Андреевна с тоской глядела в спину уходящему Вадиму.

«Как я буду жить без Лары?» — точила сознание горькая мысль. Жизнь, такая щедрая в начале, постепенно отбирала все. «Боже, о чем я? Ведь не хороню…» — слезы и воспоминания сдавили горло.