Самая коварная богиня, или Все оттенки красного - Наталья Андреева

– Да что вы себе…

– Десять тысяч. Пятнадцать. Двадцать. Пятьдесят, в конце концов, но это последняя цена. Столько даже профессиональным убийцам не платят. Сейчас люди за гораздо меньшую сумму готовы отправить кого угодно на тот свет. И работать вам в этой больнице больше не придется. Ну? Договорились?

– Нет. Я никого убивать не собираюсь. Более того, я в полицию сейчас пойду.

– Не пойдете. Свидетелей нашего разговора нет, а без свидетелей никто вам не поверит. Более того, я сейчас пойду к главврачу и пожалуюсь, что вы мне нахамили. Или что вы плохо за моей родственницей ухаживаете. И вас тут же уберут, не сомневайтесь. А я другую помощницу найду. За лечение девушки платят большие деньги, она здесь не по страховому полису лечится, разницу вы должны понимать. Не в ваших интересах со мной ссориться, милая. А вот договориться…

– Я догадываюсь, какую девушку вы имеете в виду. Так вот: если она умрет в нашей больнице, я все-таки пойду в полицию. Хотите – жалуйтесь на меня после этого, хотите – нет, но я скажу, что вы пытались подкупить меня, а может, и не только меня. Полиция разберется. Опаздываю я, всего хорошего.

Медсестра даже раскраснелась от волнения, произнося эту пламенную обличительную речь. Душа у девушки пела: какой благородный поступок! Потом, конечно, она не раз вспоминала с досадой, что могла бы заработать одним махом пятьдесят тысяч долларов, деньги для нее огромные. Сколько всего можно было бы на них сделать! А если поторговаться как следует? И квартирный вопрос наконец решить, и участок земли прикупить, и домик начать строить. Если все экономно рассчитать… Ах! Как могла бы измениться ее жизнь! И муж зауважал бы наконец.

Промучившись ночь, рано утром, когда он, зевая, собирался на работу, она не выдержала и поделилась своими сомнениями. Рассказала о том, как некая дама предложила огромные деньги за то, чтобы ее юная родственница не оправилась от полученных в результате наезда трав. Девушка почти сирота, воспитана одной матерью где-то в деревне. Последствий никаких, только угрызения совести.

– Сколько-сколько? – переспросил муж.

– Пятьдесят тысяч долларов. Но думаю, если бы я стала торговаться, она бы дала и больше.

– А ты не стала?

– Нет, я сразу отказалась!

– Ну и дура! Бывают же такие! – Он выругался и бухнул дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка.

Медсестра расплакалась и, почти ничего не видя от слез, принялась мыть посуду. Зачем только сказала?

В больнице

Майя очнулась от глубокого сна уже за полночь. Поначалу долго не могла вспомнить, где находится, почему на груди тугая повязка и отчего так болит голова. Возле ее кровати, сидя в глубоком мягком кресле, дремала незнакомая русоволосая девушка. Лицо у нее было простенькое, волосы детской оранжевой резинкой стянуты в хвост, губы тонкие, подбородок с ямочкой.

– Эй! – негромко окликнула ее Майя.

– Да? Что? – вздрогнула девушка и открыла глаза.

– Ты кто?

– Я? Я Настя. Племянница Нелли Робертовны.

– А кто такая Нелли Робертовна?

Девушка, назвавшаяся Настей, взглянула на Майю с откровенным интересом:

– А у тебя что, амнезия? Как в кино, да? Смешно!

– Амнезия? Нет, не думаю. Но я не помню никакой Нелли Робертовны.

– Надо же! Конечно, не помнишь, потому что вы никогда не виделись. Это жена, то есть бывшая жена, вернее, теперь уже вдова… Тьфу ты! Запуталась совсем! В нашей семье все так сложно! Ну, в общем, тетя Нелли была замужем за твоим отцом.

– За моим…

И тут Майя вспомнила все, а главное, вспомнила весь ужас своего положения. У нее украли все деньги и документы, а чтобы находиться в московской больнице, в отдельной палате, нужны какие-то бумаги. Страховой полис, кажется, необходим или очень большая плата за все эти немыслимые блага. Вон здесь как красиво! Не то что в их городской больнице, где Майе два года назад удаляли аппендицит. Там был единственный на все три этажа телевизор в холле, где сидела на посту злющая-презлющая медсестра, и тот плохо работал. А здесь, в ее палате, хороший. Только для нее. И мебель с иголочки, видать импортная, у нее и дома-то такой нет!

Как теперь показаться матери на глаза? Она вздохнет и скажет: «Эх ты, Маруся, сиди уж отныне дома!» И все. Больше никогда никуда не пустит, на следующий год придется поступать в областной педагогический, и прощай, Москва, прощай, мечта. А экзамены в театральное училище? В таком состоянии никакие экзамены она сдавать не может. «Все, проворонила ты, Маруся, свое счастье», – подумала она и тяжко вздохнула.

Что же делать? Мама в деревне с братьями, отец работает. Сдернуть их всех с места неожиданной телеграммой? Заставить залезть в долги, собирать по родне деньги? Лечение ведь надо оплатить. А это немыслимо дорого, судя по обстановке в палате. Но у кого сейчас есть деньги? Городок у них маленький, люди живут в основном торговлей, продают друг другу то, что пользуется спросом, да с весны на даче урожай выращивают, потом банки крутят. Почти все деньги уходят на еду. И ее семья так живет. Выход один – взять в банке кредит. А чем отдавать?

Да, подвела Майя своих родителей. Денег и так катастрофически не хватает, отцу зарплату порой задерживают, да и то говорят, что завод скоро окончательно закроют. Мама хоть и завуч, но в семье-то трое детей! Майина секретарская зарплата – копейки. Еле-еле на поездку в Москву наскребла, и то лишь потому, что живет не одна, а с родителями. Какая же она глупая! Только о себе да о себе! Вместо того чтобы помочь маме с папой, приехала сюда, в Москву, и повела себя как самая настоящая растяпа! Эгоистка, бестолочь, дуреха… Слов таких нет, чтобы ее как следует отругать!

Интересно, а как она вообще здесь оказалась? Кто это устроил и кто за все заплатил? И, помедлив, Майя сказала русоволосой Насте, показавшейся ей доброй девушкой:

– Да, у меня что-то с памятью. Кажется. Насчет отца и этой… Нелли Робертовны?

– Врача позвать?

– Нет, не надо, Настя.

– Ну, вот и познакомились. По крайней мере, ты запомнила, как меня зовут. Я Настя, а ты Маруся.

– Маруся?

– Тебя что, мама по-другому как-то звала? Да? А в письмах почему-то все время писала: «Мы с Марусей», «Я да Маруся»… Тетя Нелли говорила. Она все годы знала, что у ее мужа, художника Эдуарда Листова, где-то далеко есть дочь.

Ах, вот оно что! Ну, конечно! Сумочка Маруси, черная, на длинном ремешке… Ее, Майю, приняли за дочку Эдуарда Листова! Сказать правду? Она всерьез задумалась. Не стоит рубить с плеча. Поят, кормят, да к тому же лечат. Она, конечно, вернется домой, но здоровая. Скажет: не поступила, мол, провалилась в первом же туре. Всего-то надо время потянуть. Кстати, Маруся Кирсанова так бы и поступила. Потому что она – настоящая авантюристка! Ошибочка вышла? Так вы сами, граждане, виноваты. Не за ту меня приняли. Это ваши проблемы, не мои.

«Признаться в том, что я не Маруся, всегда успею. Да и настоящая Маруся может объявиться. Амнезия – удачная мысль!» – подумала Майя. Настя все это время не замолкала:

– …Тебя случайно сбила машина, в которой ехала тетя Нелли. Вернее, за рулем был Миша, наш шофер. Он вообще-то очень хороший, ты не думай…

Картинка сложилась. Значит, ее сбила машина, в которой ехала эта Нелли Робертовна. Тем более не стоит спешить. Мамочка Вероника ни у кого не будет требовать денег, она гордая. Но ведь, если кто-то сбил человека, он должен заплатить ему компенсацию. Чтобы на лечение хватило. Так почему не воспользоваться? Майина совесть немного успокоилась. Вдова Листова должна заплатить за то, что ее шофер сбил девушку, пусть даже это и не Маруся Кирсанова.

И Майя пробормотала, обращаясь к Насте:

– И в самом деле, что-то у меня с головой… Почти ничего не помню. Значит, меня сбила машина?

– Я все-таки врача позову, – поднялась из кресла Настя. И уже идя к двери, произнесла:

– Надо же! Не помнит, кто такая Нелли Робертовна! Может, это и кстати?

– А где моя сумочка? У меня ведь были какие-то вещи? Может быть, глядя на них, я что-нибудь вспомню?

– Конечно-конечно! – засуетилась Настя. – Твою сумочку разрезали на вокзале, все документы украли. Но там вроде был мобильный телефон. Да вот же он!

«Сейчас они все узнают!» – вспыхнула Майя. А что можно узнать из записной книжки мобильника? «Мама», «папа»… Подружки. Но, видимо, Листовы – люди интеллигентные. По чужим мобильникам не шарят.

Едва Настя вышла из палаты, Майя отбила маме эсэмэску: «Доехала нормально, заселилась, завтра еду в институт». И тут же отключила мобильник. Деньги почти кончились, надо попросить кого-нибудь положить на счет. Но это означает выдать себя.

«У меня есть дня три, – решила Майя. – Мы с мамой так и договорились. Позвоню, мол, не сразу, а как будет хоть какая-то определенность. На пару эсэмэсок денег хватит, а потом я признаюсь Листовым, что не Маруся. Лечение было хорошим, и память, мол, вернулась».

Она засунула телефон под подушку и вновь задремала.

…Очнувшись под утро, Майя заметила, что Настя в палате уже не одна. Девушка крепко спит в своем кресле, укрывшись пледом, а возле нее стоит какая-то женщина. Ничего не делает, просто стоит, смотрит на нее, на Майю. Лицо у женщины незнакомое, но какое же оно злое! В глазах ненависть, губы сжаты в ниточку.