Снежинка для доктора. Исцеление любовью. - Наталья Одинцова

То суп недостаточно разогрет, то слишком горячий, то принеси плед, ногам холодно, то включи кондиционер, потому что слишком душно, то пульт дай, то чай налей, то он слишком сладкий, то недостаточно сладкий. Я держусь изо всех сил. Так и хочется ему всё высказать и уехать. Нет, я, конечно, понимаю, что он по моей вине сейчас не может никуда выйти и что-либо делать. И было бы гораздо проще, если бы я в России была. Я бы учёбу не пропускала. А я в Париже да ещё и у чужого мужчины в квартире, ухаживаю за ним, как сиделка за пенсионером.

Потом случилось страшное — он вспомнил, что я не делаю ремонт, и попросил, чтобы я начала всё убирать. И я пошла...искала лестницу сначала, он поскакал на одной ноге показывать её местонахождение. Потом её надо было вытащить. Я не привыкла такие вещи тяжёлые таскать. Я утащила бы её в ванную. Но она больше и выше меня. Громадная. В итоге он с большим трудом, но сам её утащил в ванную.

Когда я только начала убирать плитку, в дверь прозвенел звонок.

Я спустилась с лестницы и пошла открывать дверь.

Открыв её, увидела рыжеволосую девушку, с ярко-красными губами, в пальто, и под ним явно ничего не было кроме белья. На ногах туфли.

И это она в такой холод и в таком виде сюда, к Фридриху? Я опешила. На вид типичная девочка по вызову. Слишком уж вызывающе одета.

Стоит, натянув улыбку, и спрашивает:

– Не знала, что Фриди имеет домработницу. — окинув меня взглядом, словно мусор увидела, продолжает, – А где он, кстати?

Ну конечно, в красной косынке в белый горошек, в старой розовой футболке и джинсовом комбезе, да в старых шлёпанцах, на кого мне быть похожей, если не на домработницу? Только на Джамшута. Правда, моноброви, усов и акцента не хватает.

– Для начала здравствуйте. Он болеет. А вы кто?

– Света, кто там? — доносится из гостиной голос доктора.

Чуть не вырвалось «проститутка». Но решила промолчать, а затем подобрать более подходящие слова:

– Рыжая девушка, явно к вам на ночь.

– Что значит на ночь? — доносится из гостиной. И замечаю, как он припрыгивает в коридор на одной ноге и, оценивающим взглядом, смотрит на эту бесстыжую, его глаза чуть ли из орбит не вылазят, от увиденного:

– И зачем ты здесь?

– Фриди, я к тебе. Я соскучилась. — лилейным голоском поёт она. Фу, противная.

– Ну-ка вон отсюда. И чтоб я больше тебя в подобном виде не видел. — рявкает он, указывая пальцем на лестничную клетку.

– Фри-и-и-иди-и-и-и, — надувает она свои яркие губки.

– Я всё сказал. Проваливай. — захлопывает дверь перед моим носом и, развернувшись, смотрит на меня, — А ты чего стоишь? Иди в ванную и продолжай отрабатывать косяк.

Хватает меня за плечи, разворачивает и практически толкает в ванную. Да он обнаглел.

Он вообще нормальный? Я-то здесь причём? Какая-то девица ходит здесь полуголая, а зло срывает на мне? Кстати, для больного он очень даже неплохо ходит. Так, ладно. Пора браться за дело.

Захожу в ванную. Забираюсь на лестницу и начинаю стучать молотком по плитке. И нечаянно попадаю молотком по пальцу, и так прилично, что из глаз искры летят. Я срываюсь на крик от боли. И не успев сойти с лестницы цепляюсь ногой и падаю, не успев её вытащить.

Мощный грохот и я на полу, глаза в кучу, всё кружится и, кажется, даже лестница поперёк ванной упала.

И кто бы мог подумать, в ванной в ту же секунду оказывается доктор собственной персоны и, оценив обстановку, из его уст летит отборный мат. Он ставит лестницу на место и подскакивает ко мне:

– Ты как? Что-то болит? Где болит?

А я лежу и никак не могу сфокусировать взгляд. И с трудом выдавливаю из себя ответ:

– Больно палец и, кажется, я вывихнула ногу.

Он осматривает меня и, только задев мою лодыжку, замечает, как я дёргаю ногой от боли.

Он подхватывает меня на руки и несёт в таком состоянии в гостиную на диван, на котором только что сам лежал. Успеваю заметить, что и нога у него, похоже, не так уж и болит. Он полностью наступает на стопу. Значит, он всё это время притворялся. Ладно. Я позже с этим разберусь. Сейчас бы вопрос с пальцем и ногой решить. Больно же!

Приносит аптечку и садится на край дивана. Берёт мою лодыжку, и когда он её прощупывает, я дёргаю ногой:

– Поаккуратнее. — выставляет ладони вперёд и отворачивается на случай удара ногой, – Опять мне нос разобьёшь. Тогда точно накажу.

Сложив руки на груди, забываюсь, что прищемила молотком палец. Айкаю от боли. Фыркаю ему в ответ и отворачиваюсь. Какая Фифа тоже мне.

Он несёт мне холод для пальца и мазь. А на больную ногу накладывает эластичный бинт, который достаёт из той же аптечки. Не доктор, а золото!

– Бедовая. Всё. Больше ничего не трогай в этой квартире. Иначе, опять что-нибудь натворишь!

Кажется, теперь его очередь ухаживать за мной.

Глава 18

Фридрих.

Всё. Никакого ремонта. Иначе эта бедовая нас обоих инвалидами сделает.

Съездили в клинику, сделали снимок. Оказалось, это был просто растяжение. Но какие-либо нагрузки врач запретил.

Звонил Андрею, интересовался здоровьем Оли. Вроде всё налаживается. Через два дня её выпишут, и они улетят в Россию. А значит, мой отпуск пока продолжается. Иначе на кого оставить Софи и Свету.

Утром девочки встают, и я сообщаю им, что мы едем к моей бабушке в пригород. Там свежий воздух, огромное количество снега и шикарная природа. Там и восстановим ногу Свете. Всё равно физические нагрузки запрещены. Будет отдыхать.

Собираемся и выезжаем. Бабушка радушно нас встречает. Всех. Кроме Светы!

Входим в дом и начинаются её причитания:

– Я так понимаю, мой внук слетел с катушек.

– Бабуль, не начинай. Куда я её дену? Не одну же её оставлять. Это было бы бесчеловечно. — произношу тихо, чтобы Света не услышала.

– Какой ты у меня добрый мальчик. Вот потому что добрый, такие как она на тебя и вешаются.

Конечно, вешается. Если бы она это делала ещё!

– Бабушка, она на меня не вешается, и к тому же она скоро улетит в Россию. Успокойся. Олю выпишут, и они все вместе покинут Россию.