Запретное прикосновение - Шелли Такер

— Как? Как? Вы…

Он стоял уже чуть ли не по колено во всех этих вещах, и когда снова сунул руку в мешок, то нащупал там нечто твердое.

— А это что? Ага… Думаю, ваша светлость, в дороге вы вполне обойдетесь без мандолины.

С печальным звуком струн маленький инструмент тоже упал на снег.

Стон мандолины словно вывел Кьяру из оцепенения.

— Кто вам позволил?! — закричала она, и ей откликнулось горное эхо. — Я не потерплю! Прекратите немедленно!

Он, не обращая внимания на крики, отбросил в сторону опорожненный мешок и взялся за другой.

— Я только выполняю ваше желание, принцесса, — небрежно сказал Ройс. — Теперь эту вещь, — он кивнул на пустой мешок, — вполне можно взять с собой.

В следующем мешке он обнаружил книги. Господи, этого еще не хватало!

Книги тоже полетели в снег, несмотря на протестующие возгласы Кьяры.

На мгновение он отвлекся от своего занятия и, держа в руках тонкий томик стихов, взглянул на Кьяру так, словно увидел ее впервые.

— В чем дело, ваша светлость? Что-нибудь не так?

Девушка тем временем подняла со снега мандолину и несколько книг и теперь трогательно прижимала их к груди.

О, как хотелось Ройсу превратиться в эту чертову мандолину или какую-нибудь из книжонок!

Кьяра подошла к нему и умудрилась, высвободив руку, вырвать у него томик стихов.

— Вы… вы… — только и могла прошипеть она сквозь стиснутые зубы. И добавила более внятно: — Вы настоящий варвар! Монгол! Животное! Кто просил вас влезать в мою жизнь?

— На последний вопрос, принцесса, — спокойно произнес Ройс, — ответить очень легко. Меня просил ваш отец.

— Он велел вам служить мне покровителем. Заметьте, служить, но не командовать! Ваше положение не дает вам ни малейшего права преступать все обычаи и законы и выходить за рамки обычной вежливости! — Девушка продолжала уже тише, холодным язвительным тоном: — Вы и я, милейший… — последним словом Кьяра хотела подчеркнуть, что обращается к нему, как к простому слуге, — должны прийти к пониманию… Если хотим от нашего совместного пути получить хоть какое-то… удовольствие…

Ройс подумал, что скорее всего она хотела сказать «удовлетворение», но его устраивало вырвавшееся у нее слово.

— В общем, — закончила она, — прошу вас не забывать своего места и вести себя соответственно.

Он бросил на снег мешок, который держал в руках, и тот чуть было не отдавил ей ногу.

— Своего места? — переспросил Ройс свирепо.

— Да, вы не ослышались. Вас какое-то время не было в Шалоне, а это не означает, что вы перестали быть его жителем и, следовательно, одним из моих подданных. И я настаиваю, чтобы мой подданный проявлял ко мне должное почтение.

Кровь ударила ему в голову. Он почти потерял власть над собой от гнева и обиды, которую носил в себе много лет.

— Можете настаивать на чем угодно, принцесса, но мое место, как вы изволили выразиться, там и только там, где я сам пожелал быть. И я ничей. Человек без подданства! Уже целых четыре года. Об этом позаботился ваш отец.

Он резко отвернулся от нее и продолжил возню с седлом.

— Мой отец? — переспросила она. — Что вы хотите этим сказать?

У Ройса вырвался безрадостный смешок:

— Не притворяйтесь, что не знаете.

— Не знаю о чем? Мне известно лишь то, что четыре года назад вы внезапно исчезли из Шалона, даже не попрощавшись. Во всяком случае, со мной.

Ройс так и застыл.

— Ваш отец ничего вам не говорил?

— Нет. И, насколько я знаю, вообще никому. — Кьяра задумалась. — Значит, он имел отношение к вашему отъезду?

Неужели она и вправду ничего не знает? Скорее всего лжет. Конечно, лжет, и потому ему не хотелось поворачиваться к ней, не хотелось глядеть в эти прекрасные лживые глаза.

Однако уже через мгновение он понял, что она не солгала. Не может лгать девушка, задающая вопросы с таким неподдельным волнением, с таким трепетом ожидая ответа.

Но почему, черт возьми, Альдрик хранил молчание? И как вообще объяснял его отсутствие? Неужели и Кристоф ничего не знал? Кристоф, бедный Кристоф!

Все эти годы Ройс думал, что Альдрик повсюду растрезвонил о его изгнании, дабы и другим неповадно было вести себя свободно и открыто высказывать свое мнение, даже когда повелителю неугодно его выслушивать. Так зачем же старый боевой конь утаил то, что произошло с Ройсом?

Странно. Ведь не потому поступил он так, чтобы о бесчестье Ройса никто не узнал, кроме них двоих? Вряд ли. Но иначе как объяснить?

Что ж, если король не счел нужным рассказать всем о своем решении и тем подвергнуть Ройса публичному поруганию, сам он тоже не станет распространяться об этом.

— У меня… у меня были причины так поступить, — ответил он Кьяре.

— Но мне хотелось бы знать, — сказала она. — Потрудитесь объяснить.

Девушка не просила, а требовала, понуждала его. Сразу видно, она унаследовала от отца властность и нетерпимость, а также бесконечное высокомерие.

Ройс смерил Кьяру спокойным, чуть насмешливым взглядом.

— Мне тоже хотелось бы знать, — медленно проговорил он, — почему вы думаете, что любое ваше желание так много значит для других, что они сразу бросятся его исполнять. Возможно, моя госпожа, там, в горах, за стенами замка, это в какой-то степени и так. Но сейчас вы не у себя во дворце, а в мире, открытом всем ветрам, в том мире, где люди живут не только для того, чтобы ловить и исполнять все ваши желания и соизволения. У этих людей есть собственная жизнь, свои надежды и мечты. Они не собираются плясать под вашу дудку, быть марионетками, которые разыгрывают представления для вашего удовольствия. Так что, принцесса…

Ройс не договорил, посчитав, что и так сказал слишком много, и она давно уже могла понять то главное, что заключалось в его долгой речи: он не желает распространяться на эту тему, не хочет потакать любому ее капризу!

Стиснув челюсти, он выдержал ее удивленно-возмущенный взгляд, которым она уже далеко не в первый раз награждала его, и добавил:

— Я уезжал. Теперь вернулся. По каким причинам — мое дело. О чем еще вы хотели спросить меня, ваша светлость?

Кьяра, отвернувшись, положила мандолину и книги рядом с опорожненным мешком.

— Только об одном, — ответила она, выпрямившись. — Если у вас накопилось столько злобы против моего отца, почему вы дали согласие сопровождать меня в Тюрингию? Зачем вам рисковать жизнью, защищая дочь столь ненавистного вам человека?

— По-моему, это понятно без слов. — Он говорил нарочито беспечно, развязным тоном. — Вы слишком много значите для меня, принцесса. Вы — это земли, замок, деньги, которые обещаны мне в награду за вашу сохранность.

Девушка подняла одну из шляпок, выброшенных им из мешка, тщательно отряхнула от снега.