Тайна гибели генерала Лизюкова - Игорь Сдвижков

(В дальнейшем, в ходе расследования штаба Брянского фронта действий 2-го ТК, Пуциенко существенно «расширил» радиограмму Лесного, написав, что тот «сообщил, что потерял ориентировку и связь с командирами, двигаюсь на Малую Верейку»[119]. Правда, непонятно, где же был и что делал комиссар 148 тбр в течение пяти с лишним часов светлого времени, когда вполне можно было и сориентироваться.) Но уточнить что-либо у Лесного штабным не удалось: на связь он выходить перестал. Так начиналось утро 22 июля в 148 тбр. 2 мсбр утром оставалась на занятых накануне позициях в ожидании общей атаки. Но танковые бригады корпуса не двигались. Не двигались, ожидая их, и мотострелки…

В наступление на участке действий 2 ТК перешли 167 сд и 118 тбр. Пехота поднялась в атаку вслед за танками, но вскоре была отсечена от них интенсивным огнём и залегла вблизи исходных позиций. Танки 118 тбр проходили вперёд, затем возвращались назад к пехоте, но стрелковые подразделения, прижатые сильным обстрелом и бомбёжкой, окапывались на голом поле и вперёд не продвигались. Застопорилось и наступление 104 осбр, которая вышла к Большой Верейке и стала закрепляться на достигнутом рубеже. Немецкие части, откатившиеся накануне к рубежу реки, за ночь пришли в себя и повсюду оказывали упорное сопротивление.

Западнее Малой Верейки, в районе Лебяжьего наступление 1 ТК и 193 сд началось только во второй половине дня. До этого 1 гв. тбр всю ночь и всё утро проводила разминирование берегов реки и восстанавливала разрушенные переправы. Передовые подразделения 193 сд вышли на южную окраину Лебяжьего и ждали начала атаки танков, находясь под обстрелом и бомбёжкой вражеской авиации. Командование 1 ТК писало в отчёте:

«Только в 13:00 22 июля разминировав проходы и восстановив переправу, бригада (1 гв. тбр. — И. С.) начала переправу танков на южный берег реки и повела дальнейшее наступление на противника, противотанковой артиллерией и пехотными средствами упорно оборонявшего отм. 188,5, северную опушку рощи южнее Лебяжье, Хрущёво. Пехота 193 сд, выйдя за 1 гв. тбр на южную окраину Лебяжье, далее за танками не пошла и при авианалётах или артобстрелах со стороны противника вообще разбегалась по полю боя, откатываясь назад. В результате танки были предоставлены сами себе и вынуждены были ломать сопротивление противника, взаимодействуя только со своими малочисленными стрелковыми батальонами»[120].

Как и в первый день операции, вражеская авиация господствовала над полем боя, подвергая практически все части опергруппы ожесточённым бомбардировкам. И хотя они не были такими массированными, как в период боёв 5 ТА, когда в налётах нередко участвовало до 30–40 самолётов, длительное «воздействие» бомбардировщиков на наступающие войска неизбежно приводило к замедлению темпа наступления, сковывало танковые части и прижимало пехоту к земле. Удары фашистской авиации по районам переправ, где скапливалось большое количество войск, приводили к значительным потерям как в технике, так и в личном составе. При этом прикрытие частей опергруппы истребительной авиацией было совершенно недостаточным. Раз за разом вражеские пикировщики наносили бомбовые удары по скоплениям наших войск, не встречая сопротивления в воздухе, и только зенитные батареи пытались защитить свои части от бомбёжек.

Нельзя сказать, что наши самолёты не появлялась в районе боёв. В немецких документах отмечается высокая активность советской авиации в районе операции с «бомбометанием и обстрелом войск из бортового оружия»[121]. В документах советской 2 ВА упоминаются боевые вылеты на прикрытие войск и удары по противостоящему им противнику[122], но эпизодическое появление наших самолётов не могло существенно повлиять на ход боевых действий. Если же говорить о поддержке наступавших частей непосредственно на поле боя, где авиация могла бы «работать» по прямым заявкам танковых частей, подавлять вражескую ПТО и пробивать дорогу танкам, то есть тесно взаимодействовать с наземными войсками, способствуя их продвижению вперёд, то здесь положение было ещё хуже. Многочисленные упоминания в документах самых разных частей говорят о том, что действий нашей авиации на поле боя они зачастую совсем не наблюдали.

Например, командование 1 ТК писало о боевых действиях 22 июля: «Противник, оказывая упорное сопротивление, противодействуя ПТО и артсредствами с рубежа Хрущёво — Гремячье, северная опушка рощи южнее Лебяжье, отм. 188,5, проводил активное воздействие на наши боевые порядки с воздуха беспрерывными авианалётами по 20–30 самолётов. Противник бомбёжкой с воздуха расстраивал боевые порядки наступающих частей, задерживая продвижение вперёд. Наша истребительная авиация в воздухе над полем боя не появлялась, и более того, зафиксирован целый ряд случаев, когда наши штурмовики, появляясь в районе действия частей, бомбили их и из пушек и реактивных снарядов расстреливали свои же части, иногда в тылу до 80 километров от передовой линии»[123].

В документах 26 тбр отмечено: «За период с 21 июля доставка пищи для личного состава на передовые позиции затруднялась вследствие массового налёта авиации противника. Ввиду этого питание личного состава доставлялось на передовую лишь рано утром и поздно вечером. Имело место, когда 2-я стрелковая рота горячий завтрак не получила, был выдан сухой паёк»[124].

Комиссар 2 мсбр доносил 22 июля: «Наши позиции на протяжении дня противник подвергал интенсивному артминогню, а также бомбардировке с воздуха. […] На протяжении дня с 5 утра продолжались непрерывные атаки противника с воздуха. Наши самолёты появлялись 3 раза. […] Весь район Большой Верейки на протяжении дня находился под непрерывным воздействием вражеской авиации»[125].

Как и в недавней операции 5 ТА, вражеские бомбардировщики обрушивались на зенитные батареи частей с целью устранить всякое противодействие с земли. В 27 тбр в тот день прямым попаданием авиабомбы было разбито 2 зенитных пулемёта ДШК, сгорело 3 автомашины (из них один грузовик со всеми боеприпасами для зенитных пулемётов), погибло 33 и ранено 12 человек[126]. В 148 тбр в результате бомбардировки была выведена из строя 37-мм зенитная пушка, ранены три командира и несколько рядовых зенитчиков[127].

В отчёте 167 сд о проведённой операции было написано: «В 6 утра 22 июля над боевыми порядками частей появились истребительная и бомбардировочная авиация противника, сосредоточившая весь свой огонь по переднему краю, на переправы, танки и боевые порядки пехоты, находившиеся у переправ и наступавшие на юг от Малой Верейки»[128].

Командир батареи артполка 167 сд Епимахов Н. М. вспоминал:

«…Свое боевое крещение я получил в первом бою под Большой Верейкой. Был я тогда заместителем командира 5-й батареи 576 ап. Накануне боя мы сменили закрытую огневую позицию, на четыре километра приблизив орудия к передовой. Конные упряжки укрыли в овраге, поросшем густым кустарником. За ночь отрыли окопы для пушек, щели для личного состава и погребки для хранения снарядов. Ездовые оборудовали укрытия для лошадей. Связисты под началом лейтенанта Смирнова протянули на НП телефонную линию. Утром над передним краем нашей обороны появилась эскадрилья немецких самолетов. Построившись в круг, они начали пикировать, сбрасывать бомбы и обстреливать окопы из пулеметов. Был тяжело ранен ездовой Пономарев, который не спрыгнул в щель, а продолжал разгружать снаряды. На следующий день прицельному бомбометанию и пулеметному обстрелу подвергся овраг, где находились артиллерийские упряжки. Несколько коней было убито и ранено. Те животные, которые в испуге оторвались от привязи, с ржанием и храпом прибежали на огневую позицию, ища защиты у пушкарей. В этих боях мы понесли потери. Был тяжело ранен командир орудия Цибулько, смертельно ранен лейтенант Подхинейченко, тяжело ранен в голову командир батареи ст. лейтенант Андреев, командиру взвода управления лейтенанту Мейтусу осколком снаряда перебило кость правой руки…»[129].

Из-за обстрелов и бомбёжек ни 167 сд, ни 118 тбр, ни бригады 2-го ТК не смогли продвинуться вперёд. Пошла уже вторая половина дня, но они по-прежнему оставались на северных подступах к высоте 188,5.

Утро 22 июля генерал Лизюков провёл на КП 2 ТК в Крещенке. Он с нетерпением ожидал донесений от ушедших в ночной рейд бригад, но связь с ними никак не удавалось установить. В этих условиях ему оставалось только предполагать, как развивается бой, и гадать, на какие рубежи вышли танковые бригады его корпуса.

Затем ему стало известно, что 26 и 27 тбр вообще не смогли продвинуться! Из их донесений следовало, что они оторвались от 148 тбр и находятся севернее выс. 188,5! Это означало, что вместо удара единым кулаком в составе более чем 100 танков в рейд пошла одна только 148 тбр, то есть… одна треть от всех имевшихся в корпусе боевых машин! Дальнейшие уточнения штаба 148 тбр были ещё более неутешительными: оказалось, что и в этой бригаде отнюдь не все танки пошли в атаку!