Человек-амфибия (первоначальный, журнальный вариант романа) - Александр Беляев

Кристо усиленно дернул юношу за рукав и повлек в боковую улицу.

— Идем скорей, пока нас не подстрелили, — и он начал ворчать, проклиная полицейских, президента и всех испанцев.

Наконец, они выбрались на Байо. Кристо втолкнул Ихтиандра в полутемную лавчонку, пол которой был на несколько ступеней ниже улицы.

Когда глаза Ихтиандра, после яркого света, привыкли несколько к темноте, он с изумлением огляделся. Лавка напоминала собою уголок морского дна. Полки и даже часть пола были завалены раковинами — витыми, створчатыми, — всевозможных форм и оттенков. С потолка спускались нити кораллов, чучела морских рыб, засушенные крабы, диковинные морские обитатели. На прилавке, под стеклом, предохранявшим от сырости, лежали жемчужины, в ящиках, рассортированные по весу и формам. В одном ящике были отобраны жемчужины, особенно ценимые за свой нежный розоватый цвет — называемые ловцами «кожа ангела».

Ихтиандр несколько успокоился в этой мирной обстановке, среди знакомых вещей.

— Отдохни, здесь прохладно и тихо, — сказал Кристо, силой усаживая юношу на старый плетеный стул.

— Бальтазар! Гуттиэрэ! — крикнул индеец.

— Это ты, Кристо? — послышался заглушенный голос из другой комнаты. — Иди сюда.

Кристо принужден был нагнуться, чтобы войти в низкую и узкую дверь, ведущую в другую комнату.

Здесь была «лаборатория» Бальтазара, где он, при помощи слабого раствора кислот, восстанавливал утраченный от сырости или пота цвет жемчужин.

Кристо плотно прикрыл за собой дверь. Слабый свет падал из небольшого окна у потолка, освещая пузырьки и стеклянные ванночки на старом, почерневшем от кислот столе.

— Сумасшедшая девчонка! — взволнованно бранил Бальтазар свою дочь, перебирая на руке жемчужины, — пошла смотреть демонстрацию рабочих. «Меня не тронут», говорит… Пуля не разбирает!

— А Зурита вернулся? нетерпеливо спросил Кристо.

— Нет. Пропал куда-то, проклятый испанец. Вчера мы с ним немного повздорили.

— Все из-за Гуттиэрэ?

— Из-за нее. Зурита опять говорил с ней. А она ему одно: — «Не хочу и не хочу». Что с ней поделаешь? Капризы. Много о себе думает. Не понимает, что всякая индийская девушка, будь она красива, как месяц, за счастье сочла бы выйти замуж за такого человека, хоть он и испанец. Собственную шхуну имеет… артель ловцов, — ворчал Бальтазар, купая жемчужины в растворе. — Наверно, опять вином огонь в сердце заливает…

— Кто?

— Зурита, конечно, какой ты бестолковый! Не такой он человек, чтобы отступиться…

— Что же теперь делать?

— А ты привел?

— Сидит…

Бальтазар мотнул головой и, подойдя к двери, с любопытством заглянул в замочную скважину.

— Не вижу, — тихо сказал он.

— На стуле сидит, у прилавка.

— Не вижу! О! Датам Гуттиэрэ!

Бальтазар быстро открыл дверь и вошел в лавку с Кристо.

Ихтиандра не было. В темном углу стояла девушка — приемная дочь Бальтазара, Гуттиэрэ.

Ее редкая красота была известна далеко за пределами Аломеда и Байо. Она, очевидно, имела смешанную кровь. Ее кожа была почти белая, с нежно-золотистым оттенком, густые, вьющиеся волосы выглядели немного темнее цвета спелой ржи, а большие глаза обладали способностью изменяться, — они были голубыми, но иногда темнели и казались синими. Тонкие черты лица, строгий профиль и красивая, гибкая фигура привлекали к ней не только молодежь окрестных улиц, но и художников, которые неоднократно добивались того, чтобы она позировала им.

Однако, девушка была застенчива и своенравна в одно и то же время. Самое употребительное слово, которое она говорила певучим но твердым голосом, было:

— Но! (нет!)

Дон Педро Зурита, имея дело с Бальтазаром, не мог не обратить внимания на его красавицу дочь. И старик Бальтазар не прочь был породниться с владельцем шхуны и войти с ним в компанию.

Но на все предложения Зурита девушка неизменно отвечала:

— Нет!

Когда отец и Кристо вошли в комнату, девушка стояла с опущенной головой. Лиио ее было взволнованно, а глаза казались совсем темными.

— Здравствуй, Гуттиэрэ, — сказал Кристо.

— Когда ты вернулась? — спросил Бальтазар.

Девушка подняла на них глаза, но, казалось, не видела их.

— Где молодой человек, который сидел здесь в лавке? Ты видела его?

— Как это ужасно… — сказала девушка, сдвигая брови.

— Что ужасно?

— Кровь… — ответила девушка.

— Не надо было ходить, — раздраженно сказал Бальтазар. — Где молодой человек, спрашиваю я тебя?

Девушка улыбнулась, и эта улыбка вдруг сразу осветила ее лицо, согнав, как облако, мрачное выражение.

— Я не прячу молодых людей, — ответила она и улыбнулась еще шире, показав два ряда ослепительно белых зубов. — Когда я вошла, он посмотрел на меня так странно, поднялся, потом вдруг схватился за грудь и убежал. Ему, вероятно, стало дурно.

— Трудно быть нянькой морского ребенка! — проворчал Кристо.

III. Двойная жизнь

Ихтиандр, задыхаясь, бежал по дороге вдоль берега моря. Он вырвался из города, как из страшного ада. На дороге было много людей — рабочих и фермеров, шедших в город на демонстрацию. Они поднимали ногами пыль, от которой Ихтиандр задыхался, и очень шумели. Кто-то крикнул Ихтиандру вслед:

— Ишь, улепетывает!

— Испугался!

— Держи штаны, а то свалятся!

Ихтиандр круто свернул с дороги к самому берегу моря. Он укрылся между прибрежными камнями, огляделся, быстро разделся, спрятал в камнях костюм, побежал к воде и, вдыхая соленый воздух широко раскрытым ртом, бросился, наконец, в воду. Вода освежила его.

Глубже, дальше, скорей!.. Несмотря на усталость, никогда еще он не плыл с такой стремительностью, рыбы в испуге шарахались от него. Только отплыв несколько миль от города, Ихтиандр поднялся ближе к поверхности и поплыл вблизи берега. Здесь он уже чувствовал себя дома. Каждый подводный камень, каждая выемка в морском дне были ему знакомы. Вот здесь, распластавшись на песчаном дне, живут домоседы-камбалы, дальше растут красные коралловые кусты, укрывающие в своих ветвях мелких, суетливых красноперых рыбок. В этой затонувшей рыбачьей лодке устроились на жительство два семейства спрутов, — у них недавно вывелись детеныши. Под серыми камнями водятся крабы; Ихтиандр в детстве любил часами наблюдать за их жизнью. Он знал их маленькие радости удачной охоты и их горести: потерю клешни или нападение осьминога. А у прибрежных скал было множество устричных раковин. Все знакомые места мелькали перед ним; механически отмечались в мозгу, не принося успокоения взволнованным чувствам.