Плохой мальчик - Денис Драгунский

И потом сразу – про светотень у Моранди.

Каждая из претенденток доказывала, что она – это она и есть. Или ее мама, коли в дело вступали дочери покойного. Но доказать ничего было нельзя, потому что запись была очень поздняя. Почти предсмертная.

Все хотели раскрыть тайну.

Тайну знала его последняя жена.

Художник на самом деле был однолюб. Он любил только свою работу. Впрочем, женщин он тоже любил, но как тот грузин из анекдота: целовать любил, а так – нет.

Так он любил свою картину, которую писал сейчас. Когда заканчивал – разлюблял и полюблял следующую.

– Тупой был человек и бессердечный, – говорила она. – А это просто фантазии.

Но ей не верили.

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ

Жил-был художник другой.

У него была жена и любовница.

Вернее, так. Любовница была его фактической женой. Гражданской, как принято говорить. Он жил с ней много лет, до самой смерти. Сначала так, а потом – под одной крышей. Но с прежней супругой он по каким-то загадочным причинам не разводился.

Он часто путешествовал – то по Европе, то на этюды. И писал своей жене письма. Своей фактической жене, я имею в виду.

Конечно, в этих письмах были разные милые нежные слова. Как он ее любит, как скучает без нее, что он ей купил и везет. Но кроме того, он писал о своих творческих исканиях, о работах друзей, о судьбах искусства, о городах, в которых был, описывал разные памятники архитектуры и картины старых мастеров, выставки, встречи с зарубежными собратьями по живописному цеху. А когда он уезжал на этюды, то писал о родной природе, о русской деревне, о простых людях, с которыми общался.

В общем, эти письма представляли собою, уж простите за канцелярский слог, немалый культурный интерес. Тем более что писал их известный художник.

Поэтому, когда он скончался в почтенной старости, его фактическая жена – адресат этих писем – через некоторое время решила их издать.

Отдельной книгой с иллюстрациями.

Все уже было готово.

Но об этом прослышала его законная жена.

Через своего адвоката она наложила запрет на публикацию.

Потому что она была единственной наследницей авторских прав.

Письма как материальный объект были собственностью фактической жены.

Никто не пытался их у нее отнимать.

Но письма как текст были собственностью законной жены.

Никто не мог опубликовать их без ее разрешения. Ну, и без уплаты гонорара.

Она, естественно, не хотела, чтобы эти письма, где он называет другую женщину разными нежными словами, были напечатаны. Чтобы люди узнали, кого ее законный супруг на самом деле любил, кому адресовал свои размышления о высоких материях.

Впрочем, все об этом давно знали.

Но книга так и не вышла.

Ждать надо 70 лет, кажется.

ТОЧКА ВОЗВРАТА

Злой и циничный старик NN был геологом, начальником партии.

Он рассказывал:

«В экспедицию я непременно брал женщину. Повариху. Обязательно не очень молодую, между тридцатью и сорока, и обязательно некрасивую. Специально выбирал. Чтоб была такая жилистая, приземистая, можно даже рябая. Зачем женщина? Чтобы ребята не очень дичали, не матерились бы через каждое слово, я человек вообще-то резкий, но бытового хамства не люблю. А тут все-таки женщина рядом. Зачем некрасивая? А чтобы ребята с первого дня не начинали перед ней хвосты распускать.

Но все это ерунда на самом деле. На самом деле она была нужна вот для чего.

Месяц прошел. Два. Два с половиной. Три.

И вот в конце третьего месяца примерно – может, раньше, может, позже – сажусь я, значит, на бревно в ожидании обеда, а она у костра с котлами возится.

Смотрю на нее. Немолодая, конечно. И некрасивая. Но очень заботливая. Как хорошо готовит! Когда миску с кашей подает, улыбается так ласково, уютно, по-домашнему.

Вот я и думаю: я уже старый человек на самом деле. Одинокий. Вот приеду домой, в пустую квартиру, пахнущую лежалой бумагой и холодным папиросным дымом… Плохо одному. А она такая добрая, милая, где-то даже симпатичная…

Стоп-стоп-стоп! Вот оно. Дурдом подкрался незаметно.

Я тут же встаю с бревна и кричу:

– Серега! Давай радиограмму! Ждем вертолета!

Шабаш, ребята.

Мы славно поработали.

Пора отдохнуть. А то совсем в тайге с ума сойдем».

РЕСТОРАННАЯ КРИТИКА

В небольшом, красивом и богатом немецком городе я жил в маленькой, но очень классной гостинице. При гостинице был ресторан. Тоже классный: хрусталь, серебро, тончайшая белизна салфеток. Вкуснейшее меню. Великолепное обслуживание.

Одна небольшая странность: ужасно некрасивые официантки. Просто как на подбор: низенькие, крепенькие, с рыжими веснушками на короткопалых ручках. С добрыми сельскими улыбками на курносых скуластых личиках. Как будто гномы женского пола. Гномихи, так сказать.

Я спросил у метрдотеля, в чем тут дело. Ресторан едва ли не первый в городе…

– Первый, – со спокойной гордостью сказал мэтр.

– И такие, мягко выражаясь, непривлекательные официантки?

– Это наша политика, – сказал он.

– То есть вы такие добрые, что берете на работу таких дурнушек? – не понял я.

– Нет, нет, не то! – принялся объяснять он. – Если официантка красивая, то клиент на нее засматривается. Провожает глазами. А спутница клиента недовольна. Это плохо. У нас специально такие официантки, что любая женщина будет гораздо красивее. Поэтому к нам любят ходить семейные пары. Женихи с невестами. А также влюбленные. У нас не американский салун, хо-хо, крошка Мэри! – засмеялся он, – у нас дорогое заведение для приличных людей.

Мудро.

Но я представил себе такую специальную дурнушку. Как она возвращается к себе домой, садится отдохнуть у телевизора. Там пляшут разные красотки. Им платят за тонкую талию и длинные ноги.

А ей – за веснушки и толстые икры, за простодушную глуповатую улыбку.

Справедливость.

То есть гадость.

ЖИВЫЕ И МЕРТВЫЕ

Вот говорят – и правильно, наверное, говорят – что внешняя красота не самое главное, что важнее всего человеческие качества. Свойства души и ума.

Согласен на все сто. Точнее, на девяносто девять.

Или даже на шестьдесят два с половиной.

Потому что эти разговоры касаются живых людей.

А вот к изображениям – от мраморных статуй античной древности до современных фотографий – это почему-то не относится.

Мы восхищенно взираем на греческих Афродит и Артемид, на римских Юнон и Диан, на обнаженных красавиц Бернини и Кановы, на божественных женщин, изваянных мастерами русского классицизма, и говорим – как они прекрасны!

Как они гармоничны, соразмерны, изящны, грациозны!

Почему они нам так нравятся?

Потому что неживые? Изображенные?

К живой красавице у нас масса вопросов. Какой у нее духовный мир? Образование? Характер? Умеет ли она готовить? Заботливая ли хозяйка? Верная ли жена? Хорошая ли мать? Даже происхождение, социальное и региональное, может заинтересовать. Вдруг она быдлячка и жлобка? Или говорит с невыносимым акцентом? Это сразу обесценивает идеальные пропорции ее тела.

Шла бы ты, девочка, в кордебалет! Или в стриптиз.

Никто не будет поклоняться величавой красоте твоей фигуры.

Ни у кого не появятся умиленные благоговейные слезы при взгляде на твои руки, плечи, грудь, бедра, лодыжки…

…как при созерцании Афродиты Книдской.

Хотя никто не знает, что она за человек (натурщица великого ваятеля, я имею в виду).

Может, это была такая дрянь и тварь…

Хотя у вас с ней совершенно одинаковые тела. Хоть сантиметром мерь.

И лица тоже.

СЮРПРИЗ

Один Великий Музыкант…

Начинается, как сказка или притча, но это совершеннейшая быль, и дело происходило в наше время в нашей стране, но Музыкант на самом деле был Великий, – итак…

Один Великий Музыкант позвал друзей к себе на Новый год. Это были признанные деятели искусства: Композитор, Художник, Актер и Поэт. А если учесть, что жены у них тоже были у кого поэтесса, у кого критикесса, у кого певица, у кого светская львица, – то получалось в высшей степени изысканное собрание.

Музыкант попросил прийти ровно в половине двенадцатого. Ни раньше, ни позже. Потому что будет сюрприз.

Гости, все четыре пары, поднялись на лифте (вернее, на двух лифтах, по очереди) на шестой этаж помпезного дома на Тверской улице и ровно в половине двенадцатого нажали кнопку звонка.

Но никто не открывал. Позвонили еще раз. Еще и еще.

Наконец услышали какое-то шарканье.

Щелкнул замок. На пороге стоял Музыкант. Он был в халате и тапочках, он чесал седые патлы, сонно вглядываясь в гостей, и вдруг закрыл лицо и застонал:

– Боже! Господи! Ой-ой-ой! Днем приехала дочка с мужем, у нее новый муж испанец, привез вино, легенькое такое, а как шарахнуло по ногам и по башке, мы с Танечкой рухнули и заснули… Что делать-то? – Он беспомощно озирался. – Вот ведь старый болван! Давайте заходите, раздевайтесь быстро, вот сюда, посидите тут. – Он впихнул гостей в небольшую комнату. – Я пойду Танечку растолкаю…