Маленький мудрец - Борис Штейн

– Нет. Я боюсь.

– Вам угрожали?

– Да, но не в этом дело. Кому только не угрожали из наших журналистов! Не в этом, не в этом дело, хотя у меня дети… Вот вы живете один…

– Я вдовец.

– Простите, пожалуйста.

– Конечно. Вы ведь не знали.

– Да-да. Но повторяю, дело не в этом, не в угрозах даже. Дело в том, что можно здесь попасть в такую историю, к которой я не готова.

– Криминал?

– Не знаю, нет, не криминал, хотя… Вот послушайте. После вопиюще несправедливого суда одного из четверых избежавших наказания убили.

– Да что вы говорите! – притворно удивился я.

– Да. Убили. А через некоторое время убили второго.

Я больше не комментировал. Ждал, что будет дальше.

И дождался. Она сказала:

– Недавно мне позвонили. Приятный мужской голос с легким кавказским акцентом удостоверился, что я – это я, и произнес такой примерно текст: «Мы считаем вас своим союзником в деле торжества справедливости. Мы имеем отношение к смерти двух подонков, которых вы знаете. И мы хотим, чтобы вы сообщили об этом читателям своей газеты». Я в газете с чем только не встречалась, но здесь растерялась и спросила, как они себе это представляют. Он продиктовал мне номер телефона и сказал, что если я и мой редактор согласны, надо будет позвонить по этому телефону, и мы получим дискету с меморандумом и этот меморандум опубликуем. Номер был, разумеется, сотовый.

– И что? – спросил я.

– И ничего. Я поняла, что это – партизанская война против судебного произвола. Я не желала быть втянутой в партизанскую войну. Партизанские войны ничем не кончаются, кроме смерти.

Я спросил как бы между прочим:

– А номер телефона выбросили?

Она удивилась:

– А зачем вам?

– Я стараюсь присматриваться к тому, что попадает в поле моего зрения. Может быть, позвоню, побеседую с человеком…

– Похоже, вы все-таки готовите себя к литературной деятельности.

Я дипломатично пожал плечами.

– Номер я помню наизусть.

– У вас такая память?

– Да: природа плюс профессия… Записывайте.

Я записал.

Разумеется, я внешне был хладнокровен, равнодушен, анемичен и утомлен. Я был близок к тому, чтобы зевнуть от скуки. Разумеется, внутри у меня все ликовало. Номер телефона – это был настоящий успех на пути освобождения моего друга.

Вскоре Наталья Николаевна ушла, сердечно со мной распрощавшись.

Рыцарские войны

В Царицынском парке бушевали средневековые войны. Рыцари в плащах из мешковины и в колетах из кожзаменителя штурмовали холмы с полуразрушенными кирпичными беседками, размахивая деревянными мечами и выставляя перед собой фанерные щиты. Высотки защищали такие же рыцари, и только головные повязки отличали их от нападавших. Каждый отряд имел свою принадлежность к стране и веку, а также легенду событий. Иногда двое противоборствующих схватывались в фехтовальном поединке. Поединок велся по жестким правилам и получивший «смертельный» удар мечом не спорил, а покидал покорно поле боя. Кроме меченосцев в сражениях участвовали копьеносцы и лучники. Среди лучников было много девушек. У боевых отрядов существовали и свои тылы. Они располагались кружками на полянах парка, водрузив флаг или табличку с обозначением своей группы. «Ваганты» – значилось на одной табличке, «Нибелунги» – на другой, «Кельты» – на третьей. В тылах отдыхали и пели. Один, два, а то и три гитариста как бы цементировали тылы. Девушки представляли собой средневековых дам, одетых, впрочем, по-походному.

Что это были за игры, каковы их правила и цели, мне было неизвестно. Но наблюдал я их в Царицынском парке каждое лето, народу наезжала уйма, пожалуй, несколько тысяч – из разных городов. Вот и сейчас парк кишел средневековьем. Средневековье было возбуждено, но не пьяно.

Никакой агрессии к неохваченному населению не проявлялось, и население с любопытством разглядывало ожившие картинки со страниц учебников истории. По дорожкам парка пони катали детей, проезжали и открытые дилижансы, запряженные парой гнедых из Царицынской конюшни – с пассажирами. Сновали велосипедисты. По одной из главных аллей парка катил на велосипеде мальчик в диснеевской бейсболке и оранжевом летнем костюмчике. Если бы нашелся желающий заглянуть внимательно в его лицо, он наверняка пришел бы в смятение, встретив под козырьком бейсболки взгляд взрослого человека. Да, это я, одевшись ребенком, катил по аллее на желтом (желтом!) велосипеде. Вчера утром я не поленился сходить в хозяйственный магазин и принести оттуда баночку желтой эмали, кисть и растворитель. Малярный цех устроил у себя на лоджии. Не могу точно сказать, что заставило меня перекрасить свое транспортное средство. Может быть, если все досконально проанализировать, все обстоятельства, варианты, а также мысли и чувства, можно было бы получить внятную логическую цепочку. Но у меня так не получается, – у меня в голове звенья логической цепочки если и цепляются друг за друга, то отчетливо не проявляются, процесс получается каким-то туманным и расфокусированным. Мозг наводит резкость лишь на последнее звено, то есть на результат или на рекомендацию к действию.

Видимо, это и называется интуицией.

Малярным работам предшествовал такой телефонный разговор:

– Здравствуйте, ваш телефон мне дала Наталья Николаевна Конопелько.

– Вы редактор или сотрудник «Свежей газеты»?

– Нет.

– Тогда кто же вы?

– Я желаю, чтобы ваш меморандум был опубликован.

– Вы сочувствуете нам?

– В общем, да.

– Вы желаете помогать нам?

– Нет. Я против партизанской войны.

– Что же вы хотите?

– Я хочу, чтобы ваш меморандум был опубликован.

– Зачем?

– Сказать честно?

– Не ждете же вы, что я скажу вам: «Нет, соврите»!

– Да, разумеется. Я хочу, чтобы сняли подозрение в убийстве с моего друга.

– С вашего друга?

– Да.

– Он арестован?

– Да.

– И он не убивал?

– Не убивал.

– Вы уверены, что ваш телефон не прослушивается?

– В общем, да… С чего бы ему прослушиваться?

– Ни в чем нельзя быть уверенным, не проверив.

– Может быть, вы и правы, не знаю.

– Хорошо. Так кто же убил?

– Послушайте, я назову три буквы: СВС – Где?

– На маяке в Эстонии.

– Так… А вы – кто?

– Я – лилипут, который часто бывает в Эстонии. После небольшой паузы я услышал:

– Вы любите бои средневековых рыцарей в наши дни?

– Да, это интересно. Особенно сражения за часовню на холме.

– Как вас узнать?

– Полагаю, по росту.

– Дети тоже маленького роста.

Вот тут я подумал о желтом велосипеде. И сказал:

– Меня будет узнать легко.

– До свидания.

– Всего доброго.

Я дал отбой и задумался. А подумав, посмеиваясь над самим собой, вынул штепсель из телефонной розетки и раскрутил трубку. Что тут скажешь: скучать не приходилось. Изнутри к корпусу телефонной трубки обыкновенным скотчем был приклеен микрочип – миниатюрная электронная блоха, раскрывающая все мои секреты. Что? Где? Когда? Три сакраментальных вопроса, составляющие название известной телепередачи, вспыхнули в голове и ждали ответа. «Где-где, – ворчал я сам на себя.

– Известно, где: на этом самом месте. Когда? – не унимался я. – Не иначе, как во время моего похода в магазин. Как открыли дверь? – При современной-то технике! А ЧТО или, вернее, КТО? – Тут я вынужден был сам себе признаться: – На вопрос: кто же это сделал? можно было ответить только вопросом: действительно, кто же это сделал? Я понимал, что если весь наш разговор кто-то прослушивал, то вся конспирация относительно места встречи и гроша ломаного не стоит. Но отступать от своих намерений не собирался.

Итак, в субботу, в разгар игрищ, то есть в два часа пополудни, я подъехал к холму, где кипело сражение за полуразрушенную часовню. Я был далеко не единственный зритель. Зеваку подножья холма собралось немало. Я поглядывал вокруг себя, стараясь угадать, кто из окружающих пришел сюда для встречи со мной. Время от времени я покидал холм и, поколесив по аллеям, возвращался к нему. Подъезжая в очередной раз к своему месту, я увидел, что навстречу мне катится желтый (желтый!) велосипед. Разумеется, взрослый. Я остановился, наклонив велосипед и опустив одну ногу на землю. Человек ехал ко мне, приветственно помахивая рукой и улыбаясь, как старому знакомому. Да он, к моему изумлению, и оказался если не старым, то недавним знакомым. Он спешился и сказал на чистейшем русском языке:

– Здравствуйте, Валерий, здравствуйте, Маленький мудрец!

Я ответил ему, стараясь сохранить невозмутимость.

Я сказал:

– Здравствуйте, мсье Жак!

В это время начался решительный штурм холма.

Осаждавшие подняли боевые хоругви и, подбадривая себя воинственным кличем «хея!», ринулись на приступ. «На щите или под щитом»! – прокричал над самым моим ухом верзила с рыцарской бородкой и с детскими счастливыми глазами и рванулся вперед, подняв над головой не меч, как большинство «роландов» и «нибелунгов», а массивное копье. Чуть поодаль происходила какая-то возня. Девушка в рубище, на котором было написано «Жанна д'Арк», смеясь, тянула за руку парня, стремясь увлечь его за собой в развивающуюся атаку, Парень упирался, вяло улыбаясь, этакий «качок», в черной открытой майке, он был абсолютно, что называется, «не в теме». Было видно, что его отнюдь не увлекают дурацкие сражения, увлекает только сама девушка, ради которой он временно терпит эти глупости. Когда я смотрел на них, что-то изнутри толкнуло меня в ребра, и стало тоскливо-тоскливо. Это было предчувствие беды. Жак что-то говорил, оживленно улыбаясь, но я его не слышал, я смотрел, как девушка, махнув рукой, бросилась догонять атакующее войско. Но защитники часовни оказались тоже не лыком шиты. Они обрушили на нападавших град стрел из луков и самодельных арбалетов. И нападавшие дрогнули и стали пятиться, уступая только что завоеванные высоты.