Открытки падали с неба - Лина Соле

«Но если бы ты спросила, что бы я изменил позавчера, то я бы ответил – ничего. Я был счастлив! Ты даже не представляешь, что я чувствовал, целуя тебя. Я готов на все, лишь бы снова тебя увидеть и поцеловать».

Я нажал кнопку «отправить» и меня затрясло: я никогда еще не был таким настойчивым. Я решил, что вечером позвоню ей снова, а если не дозвонюсь, отпрошусь с работы и зайду к ней в офис в пятницу перед футболом.

Четверг на работе прошел еще более монотонно, чем среда. Вечером я отправился в бассейн, обычно мы ходили туда с Машей, после чего Маша шла на стрейчинг, а я – на ринг с Лёней. Лёня не ходил с нами в бассейн – терпеть не мог воду: как-то он рассказал нам случай из детства, когда чуть не утонул. Сегодня же я плавал в гордом одиночестве, погруженный в свои мысли: я думал об Инне и о том, что она стала значить для меня. Случайное напоминание – клочок бумаги, открытка с ее лицом – запустило какой-то неведомый мне механизм: внутри и вокруг меня начались изменения. Мне казалось, что все, что происходило после – мои сны с Инной, мистические совпадения, нечаянная встреча – происки таинственной силы, которая берегла меня и вела к Инне. И вот мы встретились спустя шесть лет, и магия, которую я ощущал рядом с ней, была такой сильной, что один поцелуй перечеркнул мою прежнюю жизнь: я не хотел идти дальше без Инны.

Одеваясь после душа, я взглянул на телефон: новых сообщений нет, один пропущенный звонок. Я быстро открыл меню, внутри меня все трепетало «Неужели?!». Пропущенный вызов был от мамы. Я разочарованно отложил телефон и медленно оделся. Выйдя в знойные летние сумерки и направившись в сторону дома, я набрал маме.

– Сынок, привет. Я тебя не хотела днем отвлекать, – в ее голосе чувствовалось что-то странное, словно ей тяжело было говорить.

– Мама, что случилось? – я испугался не на шутку: вдруг что-то случилось с папой.

– Сынок, ты помнишь Славу Калинкина? Дядю Славу, Мишиного папу, – продолжила мама.

– Да, мам, конечно, – я сглотнул, вспомнив про сон на поляне. Я остановился и стал внимательно слушать.

– Данечка, он умер вчера в ночь. Нина мне сегодня позвонила и сказала. Горе-то какое, – мама отвернулась от трубки, я слышал, что она плачет. И, собравшись, добавила. – Нина говорит, что у Миши твоего номера нет, попросила тебе передать, что похороны в субботу будут.

Я слышал по голосу, как мама опечалена. Они со школы были лучшими подругами с тетей Ниной – женой дяди Славы. Поэтому мы с Мишкой были в детстве не разлей вода – с пеленок бывали в гостях друг у друга. Потом появилась мастерская у дяди Славы, что еще больше сблизило нас. После моего переезда наша дружба прожила примерно три года, угасая с каждым днем, так пути разошлись: Мишка женился, устроился на завод после техникума, у них с Юлей родились близнецы-карапузы, а через год еще дочка. А я остался в Нижнем – без друга детства, так и не женившись.

– Мам, я приеду, конечно. Ты мне можешь Мишкин номер скинуть, я ему позвоню.

– Я у Нины спрошу и тебе напишу в СМС. Приезжай, Данечка. Целуем тебя с папой. Пока.

Я медленно пошел домой, зайдя по пути в магазин – продуктов дома почти не было. Я бездумно бросал в корзину сыр, молоко, помидоры, хлеб, а сам думал: «Как же несправедливо, дядя Слава всегда был таким дружелюбным, добрым. Он был почти моим вторым отцом». Мне стало невыносимо грустно и тоскливо. Мысль о последнем сне касалась моего сознания, но я был слишком напуган ею, поэтому пока старался отгонять ее изо всех сил. Стоя на кассе, пришло СМС с номером Мишки, я прошел на набережную, кинул сумку под ноги и набрал ему. Голос Миши был достаточно спокоен:

– Привет, Дань. Да, да, папа вчера умер. Он долго болел, только мы никому не говорили. Поэтому все прошло тихо, и семья была готова.

– Ох, Миш, мне так жаль. Не знаю, как к такому можно быть готовым, но это хорошо, что ты держишься. Во сколько будут похороны? Может мне пораньше приехать, помочь. Или давай я на завтра отпрошусь, приеду?

– Дань, да не волнуйся, тут много уже помощников. Похороны в 10. Если в субботу пораньше подойдешь к нам – хорошо, с выносом поможешь. А завтра не надо, спасибо тебе.

Я хотел спросить, как его семья, как тетя Нина и сестры, но решил, что лучше узнаю при встрече: пожалуй, у Мишки и так полно было дел помимо моих расспросов. Я только аккуратно узнал, чем болел дядя Слава. Миша ответил:

– У него был рак желудка, но врачи сказали, что уже поздно проводить химиотерапию или операцию. Они с мамой даже в Нижний ездили, чтобы проконсультироваться, мама руки до последнего не опускала. Но там тоже сказали, что только обезболивающие давать, лечение уже не поможет.

Я тяжело вздохнул, еще раз сказал, как сильно соболезную, и распрощался.

Дома я наскоро приготовил салат и съел его, даже не заметив вкуса. Маша прислала сообщение и спросила, не будет ли у меня времени и желания созвониться по видеосвязи ненадолго. Время было, но не было желания. Я ответил, что очень устал и уже лежу в кровати, почти сплю. Спать мне, конечно, не хотелось. Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и я принялся детально вспоминать сон.

Жаль, что вчера и сегодня я старательно отгонял от себя мысли и воспоминания о сне: весь разговор с Инной, сидящей на качелях, почти стерся из памяти. Но главное осталось – мы говорили о дяде Славе, я что-то рассказывал о детстве. Я хорошо помнил последнюю фразу: «Свозишь меня сюда как-нибудь?» По мере того, как я пытался вспомнить детали, мне становилось все более жутко. Если первый сон с Инной можно было списать на совпадение, в конечном счете мне же не снился автобус, врезающийся в остановку, и то, что Инна меня спасла от аварии – лишь моя вольная интерпретация. То вчерашний сон казался чистейшей мистикой: я не вспоминал о поляне с детской площадкой долгие годы, возможно, ни разу с момента переезда; и мы говорили ни о ком-то из детства, ни о Мишке и других дворовых друзьях, ни о тете Нине, а именно о дяде Славе.

Я чувствовал, как нарастает паника,