Грехи негодяя - Анна Рэндол

– Я видел и такое. – Он с невозмутимым видом пожал плечами.

– Наверное, ты бы предпочел найти меня при смерти.

Клейтон снова пожал плечами.

– Во всяком случае, я был бы не удивился.

Оливия отвернулась к печке, не в силах смотреть на человека, которого когда-то любила.

– Судя по всему, ты считаешь меня слишком умной. Возможно, даже немного провидицей. Ведь я разработала хитроумнейший план на случай, если человек, которого я десять лет считала мертвым, воскреснет и появится в Лондоне.

– Они могли уже давно тебе сообщить, что я жив.

– Но если им нужен был ты, почему они не схватили тебя? Они же знали, где ты. Они следили за тобой.

– Им известно, что меня невозможно заставить работать на них.

– Ты в этом уверен?

Он не ответил и спросил:

– Откуда взялись деньги на новое оборудование для фабрики?

Резкая смена темы на какой-то момент ошеломила Оливию. Но она быстро пришла в себя и, вскинув подбородок, заявила:

– Это тебя не касается.

– Так откуда же?

Оливия молчала. Она не могла сказать правду. Продавая лондонский дом, который должен был стать ее приданым, она нашла в вещах отца пачку банкнот, но поклялась никогда их не использовать. А потом…

В общем, у нее не было выбора. Иным способом она не смогла бы спасти фабрику.

И опять-таки нельзя было утверждать с полной уверенностью, что эти банкноты – те самые. Они могли быть и из любого другого источника, а то, что все они оказались пятидесятифунтовыми… Совпадение?

Деньги, за которые «повесили» Клейтона.

Нет! Она не знала этого наверняка.

– Почему я должна отчитываться перед человеком, который хочет уничтожить фабрику?

– Потому что тогда, возможно, я начну тебе доверять.

– Мне не нужно твое доверие. – Не нужно сейчас. Вообще никогда. Клейтон ведь никогда не поймет причин ее поступков. Ее желания спасти город.

Однако потратить деньги, которые она нашла, – это было нелегкое решение. И сейчас, когда она смотрела на Клейтона, ей хотелось провалиться сквозь землю от чувства неуверенности и вины. А что, если это были именно те деньги?…

Что ж, если так, если это были деньги, незаконно напечатанные ее отцом, то, значит, она использовала их на помощь людям, поэтому, приняв такое решение, не должна казнить себя за это.

На лице Клейтона виднелись темные тени, словно он не спал много дней. В задумчивости потирая ладонью подбородок, Клейтон проговорил:

– Все, что связано с тобой, Оливия, странно и непонятно…

Он впервые после своего «воскрешения» назвал ее по имени, и знакомый голос, произносящий ее имя, проник в самые потаенные уголки ее души, где Клейтон жил всегда.

Ей по-прежнему хотелось злиться на него, бранить за холодность и недоверие, но ужас, в котором она жила последние дни, постепенно оставлял ее, поэтому оставил и гнев.

– Десять лет я жила с мыслью, что на мне кровь. – Кровь, которая ее пометила. Кровь, которая жгла. Кровь, которая уничтожила ее наивность, лишила радости жизни, сделала ее отражение в зеркале уродливой маской. – Поверь, больше я этого не вынесу. – Ах, если бы он только мог поверить, что ее страдания настоящие.

Но Клейтона все еще одолевали сомнения. И эти сомнения переплетались с сожалением, образуя совершенно новую гамму эмоций, непривычную для него и крайне неприятную. Будучи агентом короны, ему приходилось делать ужасные вещи. Он выполнял приказы, после чего неделями не мог спать. Но он никогда не жалел об этом. Он не мог позволить себе такую роскошь, как неуверенность, ведь от нее – всего один шаг до слабости.

Однако сейчас, глядя на запекшуюся кровь на шее Оливии и на синяки от веревок, он испытывал неуверенность.

– Ох…

Клейтон замер.

– Что случилось?

Оливия покачала головой, но прикусила нижнюю губу и поморщилась.

– Нет, действительно ничего. Просто заноза. Щепка от забора. Сама виновата. Думаю, это плата за то, что я захотела встретиться с тобой в лесу.

Клейтон усадил ее себе на колени.

– Позволь, я посмотрю.

Через мгновение темная заноза была выдернута.

– Спасибо, – дрожащим голоском проговорила Оливия.

– Хм… Думаю, нужно сделать кое-что еще. – Он поднес ее пальчик к губам и поцеловал крошечное красное пятнышко. – Так лучше?

Клейтон сделал над собой усилие, пытаясь избавиться от непрошеных воспоминаний, но у него ничего не получилось. И все же он не желал признавать, что ему отчаянно хотелось заключить ее в объятия, хотелось поцелуями растопить замерзшие на ее щеках слезинки и заверить, что отныне и впредь все будет хорошо.

Но таким образом он бы показал, что она до сих пор имела над ним власть. А его учили, что нельзя быть доверчивым идиотом.

И ему вовсе не хотелось вмешиваться в шпионские игры. Министерство иностранных дел покончило с ним, а он покончил с министерством и не испытывал никаких сожалений. Просто принял к сведению, что все кончено.

Кстати, он не испытывал никакой любви к русскому царю. Этот человек приказал пытать Мэдлин, и прошли три долгих дня, прежде чем они с Йеном сумели ее вызволить. Однажды Клейтону довелось спасти жизнь самодержцу. Это свое деяние он считал ошибкой, и сейчас появился реальный шанс эту ошибку исправить.

Тут Оливия вновь заговорила:

– Так как же быть с шифром?

Клейтон молча пожал плечами, давая понять, что русские дела его не интересуют.

– Но ты по крайней мере поможешь мне отправить сообщение в Санкт-Петербург, чтобы я могла кое-кого предупредить? – упорствовала Оливия.

Дьявол! Он и так слишком долго этим занимался.

– Ладно, хорошо. У меня есть свои люди в порту. Мы сможем отправить сообщение, пока будем искать судно для возвращения в Англию. Устраивает?

Она медлила с ответом. Интересно, почему? О чем она на самом деле думала? Ему было жизненно необходимо убедиться в том, что Оливия не работала на революционеров.

– Ты доверяешь этим людям в порту? – спросила она.

Клейтон снова пожал плечами.

– По большей части.

– Тогда мы должны сами отправиться в Санкт-Петербург.

Вот! Чем не доказательство ее работы на революционеров? В противном случае сообщения было бы достаточно.

– Революционеры будут тебя искать, – заметил он.

Рука ее дернулась к ранке на горле, но тут же опустилась.

– Я не отступлю и не позволю им совершить убийства, – заявила Оливия.

– Ты не хочешь остаться в живых?