Лавка древнойстей. Том 2 - Чарльз Диккенс

Больная между тѣмъ вздремнула, такъ что ее пришлось разбудить, когда ужинъ былъ готовъ. Она видимо встревожилась, узнавъ, что дѣдушка внизу, далеко отъ нея; поэтому его позвали наверхъ, и онъ долженъ былъ ужинать вмѣстѣ съ ней, а для того, чтобы окончательно ее успокоить, ему приготовили постель съ сосѣдней комнатѣ. По счастью, ключъ отъ его двери оказался съ ея стороны. Какъ только хозяйка ушла къ себѣ, дѣвочка соскользнула съ постели, повернула ключъ въ замкѣ и, перекрестясь, съ спокойнымъ сердцемъ легла спать.

Долго сидѣлъ учитель въ кухнѣ, у опустѣлаго очага и съ сіяющей отъ счастья физіономіей покуривалъ трубку. Онъ мысленно благодарилъ судьбу, такъ кстати направившую его въ эту сторону, что дало ему возможность придти на помощь бѣдному ребенку и, насколько хватало умѣнья, старался отдѣлываться отъ разспросовъ любопытной хозяйки, желавшей знать рѣаштельно все, до мельчайшихъ подробностей, о жизни Нелли. Онъ былъ такой чистосердечный человѣкъ и такъ далекъ отъ всякаго притворства и лжи, что она, конечно, могла бы въ нѣсколько минутъ добиться отъ него, чего хотѣла, но это оказалось невозможнымъ, потому что онъ и самъ ничего не зналъ о Нелли. Такъ онъ и объявилъ хозяйкѣ, чему та, разумѣется, не повѣрила. Онъ, дескать, увертывается; конечно, у него есть на то свои причины. Боже сохрани, чтобы она стала вывѣдывать чужія тайны: это вовсе не ея дѣло, у нея достаточно и своего. Она, молъ, такъ, просто изъ вѣжливости, сдѣлала этотъ вопросъ, зная, что получитъ такой же вѣжливый отвѣть, и совершенно удовлетворена. Конечно, ей было бы пріятнѣе, если бы онъ съ самаго начала предупредилъ ее, что, молъ, не желаетъ съ ней разговаривать, и только; тогда, по крайней мѣрѣ, не было бы никакихъ недоразумѣній, но во всякомъ случаѣ она не считаетъ себя въ правѣ обижаться. Ему лучше знать, какъ поступать, и онъ воленъ говорить или не говорить. Никто объ этомъ и спорить не станетъ. Видитъ Богъ, что она нисколько на него не въ претензіи.

— Могу васъ увѣрить, голубушка, что я вамъ сказалъ истинную правду, вотъ хоть бы передъ образомъ побожиться, кротко оттоваривался учитель.

— Ну, такъ я вамъ вѣрю вполнѣ, отозвалась хозяйка сразу возвращаясь къ своему обычнему доброму настроенію;- мнѣ совѣстно, что я такъ надоѣдала вамъ своими приставаніями. Но что будешь дѣлать, любопытство — присушій всѣмъ намъ; женщинамъ, грѣхъ.

При этихъ словахъ мужъ ея почесалъ себѣ голову «дескать и мы не безъ грѣха на этотъ счеть», но онъ не успѣлъ бы высказать свое мнѣніе, если бы даже и желалъ: учитель его предупредилъ.

— Повѣрьте, сказалъ онъ, — еслибъ я зналъ что нибудь! я бы съ радостью, хоть шесть часовъ кряду, отвѣчалъ на ваши вопросы: я такъ благодаренъ вамъ за то искреннее участіе, которое вы оказали больной. Но это не въ моей власти; мнѣ остается только просить васъ и завтра утромъ позаботиться о ней и раненько увѣдомить меня о ея здоровьѣ. Расходы за всѣхъ троихъ я, разумѣется, беру на себя.

Они разстались въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ, чему, конечно, не мало способствовало упоминаніе о платѣ. Учитель отправился въ свою комнату, а тѣ въ свою.

Утромъ ему дали знать, что дѣвочкѣ лучше, но что она очень слаба: ей слѣдовало бы денекъ отдохнуть и посидѣть на постной пищѣ. Это извѣстіе нисколько его не огорчило; онъ сказать, что у него день, два лишнихъ въ запасѣ и что онъ съ радостью переждетъ, пока дѣвочка немного поправится. Такъ какъ больной только къ вечеру позволена было встать съ постели, онъ велѣлъ передать ей, что зайдетъ къ ней въ такомъ-то часу, и, взявъ книгу, ушелъ изъ дому.

Онъ возвратился домой какъ разъ къ назначенному времени и прямо прошелъ къ больной. Когда они остались вдвоемъ, Нелли заплакала. Прослезился и учитель, глядя на ея осунувшееся личико, хотя онъ энергически протестовалъ противъ такой слабости, — говорилъ, что это безуміе съ ихъ стороны, которое легко можно избѣгнуть: стоитъ лишь захотѣть.

— Мнѣ, просто, совѣстно подумать, сколько хлопотъ мы вамъ надѣлали, сказала Нелли. — И чѣмъ я въ состояніи буду доказать вамъ свою глубокую благодарностъ за ваше доброе участіе къ намъ? Если бы не вы, я умерла бы на дорогѣ, и тогда онъ остался бы одинъ-одинешенекъ на свѣтѣ.

— Что за пустяки. Теперь нечего говорить о смерти. А хлопотъ вы мнѣ никакихъ не дѣлаете. Знаете ли, вы мнѣ принесли счастіе. Послѣ того, какъ вы переночевали у меня, я получилъ другое, лучшее мѣсто.

— Да неужели? радостно воскликнула дѣвочка.

— Меня назначили школьнымъ учителемъ и вмѣстѣ съ тѣмъ клеркомъ въ одну деревню, отстоящую далеко и отсюда, и отъ моего прежняго мѣстожительства. И, представьте себѣ, я буду получать 35 ф. въ годъ!

— Какъ я рада, какъ я рада, твердила Нелли.

— Туда-то я и отправляюсь теперь. Мнѣ собственно предложили ѣхать въ дилижансѣ, т. е. на имперіалѣ — нечего сказать, они ничего для меня не жалѣютъ, — но такъ какъ времени впереди было достаточно, я рѣшилъ идти пѣшкомъ, и очень радъ, что мнѣ пришла въ голову такая счастливая мысль.

— А для насъ-то какое это счастье!

— Да, да, хорошо, что все такъ случилось, говорилъ учитель, ерзая безпокойно на стулѣ. — Разскажите же мнѣ теперь, вы-то откуда и куда шли, что вы подѣлывали съ тѣхъ поръ, какъ мы разстались? и вообще мнѣ хотѣлось бы имѣть хоть какое нибудь понятіе о вашей прежней жизни. Правда, я очень мало знаю свѣтъ и людей — можетъ быть даже вы опытнѣе меня въ этомъ отношеніи и скорѣе могли бы мнѣ дать какой нибудь практичный совѣтъ, чѣмъ я вамъ, но я искренно къ вамъ расположенъ и, какъ вамъ извѣстно, не безъ основанія люблю васъ. Мнѣ кажется, что съ тѣхъ поръ, какъ умеръ мой милый мальчикъ, — на вашихъ глазахъ, — вся моя любовь къ нему перешла на васъ. Если это чудное созданіе возродилось въ ней, прибавилъ онъ, устремляя глаза къ небу, — да водворится миръ въ моей душѣ: я всѣмъ сердцемъ люблю и жалѣю этого ребенка.

Онъ говорилъ съ такимъ благородствомъ и искренностью, съ такимъ дружескимъ учасгіемъ; каждое его слово, взглядъ дышали такой неподдѣльной правдивостью, что дѣвочка почувствовала къ ниму безграничное довѣріе, которое нельзя было бы вызвать въ ней никакими, даже самыми искусными ухищреніями и притворствомъ. Она разсказала ему всю печальную исторію своей жизни: что у нихъ не было ни друзей, ни родныхъ, что они бѣжали изъ дому, боясь, какъ бы ея дѣдушку не засадили въ сумасшедшій домъ, а теперь она бѣжитъ съ нимъ, спасая его отъ него самого, и ищетъ такого уединеннаго уголка въ какомъ нибудь патріархальномъ мѣстечкѣ, гдѣ бы онъ былъ огражденъ отъ соблазна и гдѣ они могли бы пользоваться относительнымъ спокойствіемъ.

Учитель слушалъ ея разсказъ съ глубокимъ изумленіемъ.

«Этотъ слабый ребенокъ, думалъ онъ, такъ настойчиво и такъ геройски боролся съ нищетой, страданіями, со всевозможными опасностями и сомнѣніями, и въ этой борьбѣ ее поддерживала лишь всесильная любовь и сознаніе долга. Впрочемъ, чему я удивляюсь? Міръ полонъ такого будничнаго, всевыносящаго героизма, о которомъ никто не знаетъ и никто не кричитъ».

Мы не станемъ распространяться о томъ, что онъ думалъ и говорилъ по этому поводу. Скажемъ только, что онъ убѣдилъ Нелли и ея дѣдушку отправиться вмѣстѣ съ нимъ въ ту деревню, гдѣ онъ получилъ мѣсто, обѣщая найти ей какое нибудь занятіе, которое обезпечивало бы ихъ существованіе.

— Я убѣжденъ, что это мнѣ удастся: слишкомъ хороша цѣль, чтобъ ей погибнуть прахомъ, говорилъ онъ.

Рѣшено было совмѣстно продолжать путешествіе на другой день вечеромъ, сговорившись съ фурщикомъ, который долженъ былъ въ это время проѣзжать мимо гостинницы, чтобы онъ, за небольшую плату, далъ мѣсто Нелли внутри фуры: ихъ путь лежалъ въ одномъ направленіи. Все устроилось какъ нельзя лучше. Фурщикъ, конечно, согласился: дѣвочку усадили въ фурѣ между мягкимъ товаромъ — учитель и дѣдушка должны были идти пѣшкомъ — и шествіе тронулось среди прощальныхъ криковъ и всякихъ пожеланій со стороны добрыхъ хозяевъ и всѣхъ обитателей гостинницы.

Что за роскошь путешествовать въ фурѣ! Колымага слегка покачивается. Лежишь себѣ покойно и съ наслажденіемъ прислушиваешься къ звону бубенчиковъ, хлопанью бича, къ мягкому стуку громадныхъ колесъ, къ бренчанью лошадиной сбруи, къ веселымъ привѣтствіямъ, которыми при встрѣчѣ обмѣниваются возницы, ко всѣмъ этимъ звукамъ, неясно раздающимся подъ навѣсомъ фуры, словно онъ для того и сдѣланъ, чтобъ подъ нимъ было слаще дремать. Лежишь себѣ и почти не чувствуешь, какъ подвигаешься, безъ малѣйшей усталости, впередъ; только голова покачивается на подушкѣ, и всѣ эти разнообразные звуки убаюкиваютъ тебя и услаждаютъ, словно музыка во снѣ; и вотъ мало-по-малу все вокругъ тебя замираетъ. А потомъ медленно просыпаешься и смотришь сквозь чуть-чуть приподнятую занавѣску на ясное, холодное небо, сплошь усѣянное звѣздами; на фонарь, слабо мерцающій у козелъ, — онъ танцуетъ и подпрыгиваетъ, какъ блуждающій огонь на болотѣ, - на темныя деревья, мимо которыхъ ѣдешь, и на дорогу, извивающуюся безконечной лентой. Вотъ она идетъ въ гору: тянется, тянется — кажется, и конца ей не будетъ и, добравшись до самой вершины, вдругъ сразу обрывается, словно ужъ дальше дороги нѣтъ, а только одно небо. Останавливаешься у тавервы, чтобы подкрѣпиться, входишь въ теплую освѣщенную комнату, гдѣ тебя привѣтливо встрѣчають; отъ непривычки съ трудомъ смотришь на свѣтъ, щуришь глаза, а самому такъ пріятно обогрѣться, вспоминая, что на дворѣ холодно; даже готовъ преувеличить этотъ холодъ въ своемъ воображеніи для того, чтобы еще дольше насладиться тепломъ и окружающимъ тебя комфортомъ. Да, для Нелли это путешествіе было истиннымъ наслажденіемъ.