Спецслужбы СССР в тайной войне - Владимир Семичастный

Зашел я в кабинет. За длинным столом сидят Н.С. Хрущев, Н.А. Михайлов, А.А. Епишев — секретарь ЦК КП Украины по кадрам и вся свита. Я сел в конце стола. Хрущев пригласил меня подсесть поближе. Я замялся:

— Мы тут поужинали с ребятами…

— Небось выпили немного? Ничего, ничего, — засмеялся он, — мы все не святые. Здесь идет разговор о другом. Как ты смотришь, чтобы тебя назначить секретарем ЦК по кадрам?

— Да я еще первым секретарем обкома толком не работал. Неудобно перед товарищами.

— Ну это мы договоримся, — заключил он. — На то и съезды собирают.

Короче — «окрестили» меня: на следующий день на пленуме избрали секретарем ЦК ЛКСМУ по кадрам.

Сразу после съезда пригласил меня Костенко:

— Михайлов намерен посетить Сталино и выступить там на активе. Так что вылетай пораньше, а мы поездом поедем. Там соберете актив, и ты сделаешь доклад по итогам съезда.

— Да как же я могу завтра уже выступать с докладом? — всполошился я.

— А первый секретарь ЦК ВЛКСМ у вас что, каждый день бывает? Иди и готовься!

Вот и весь разговор.

Добраться до Сталино за несколько часов была проблема. Рейса самолета из Киева нет. Кое-как добрался до Днепропетровска. Там в какой-то воинской части посадили в военный самолет. Крепко промерз, ведь декабрь на дворе, но к утру был на месте.

С аэродрома направился прямо к первому секретарю обкома партии Леониду Григорьевичу Мельникову. У того в кабинете застал Демьяна Сергеевича Коротченко — секретаря ЦК КП Украины. Он был тогда особоуполномоченным И.В. Сталина по добыче угля.

Я был уверен, что Мельников в курсе того, что произошло на съезде. Доложил о скором приезде Михайлова, о поручении выступить мне с докладом.

Мельников тут же собрал секретарей райкомов, распределил поручения, в частности, распорядился подготовить помещение оперного театра, а встречу Михайлова взял на себя. Он умел это делать и резонно полагал, что успех в работе во многом зависит от встреч, приемов, особой атмосферы взаимоотношений.

Когда все роли были распределены, я осторожно так вставляю:

— Леонид Григорьевич, надо и пленум обкома комсомола сразу провести.

— Зачем?

— Дело в том, что я уже не секретарь обкома, а секретарь ЦК.

Он смотрит, видимо думая, что я шучу.

— Я тут ни при чем, — смешался я. — Меня на съезде избрали.

— Как это избрали?! — взорвался он. И, обращаясь к Коротченко, начал было шуметь: — Почему я ничего не знаю?

Но Демьян Сергеевич Коротченко быстро его успокоил:

— А может быть, вам и знать не обязательно? На Политбюро ЦК этот вопрос со мной согласовали.

Тот осекся, и ему ничего не оставалось делать, как выйти из-за стола и поздравить меня. Коротченко засмеялся:

— Ты, Леонид, должен радоваться, что так растут твои кадры.

Сразу же встал вопрос о моей замене. Я предложил Виктора Левашова. Мельников поморщился:

— Белоручка он и пижон. Ну ладно, тебе виднее.

После актива, который проходил в оперном театре, там же собрали пленум. Когда пришла очередь выдвигать кандидатуру на место первого секретаря, я предложил В. Левашова. Его кандидатура прошла с большим трудом. Повторяю, не принимали Левашова люди. С гонором был человек. И люди оказались, к сожалению, правы. Через год пришлось Левашова освобождать. Предложил я ему подучиться в Высшей комсомольской школе — отказался, опять-таки гонор не позволил.

Вскоре я оказался в Киеве. Жил в гостинице. Молодая жена (в апреле 1946 года я женился) осталась в Донецке заканчивать политехнический институт.

Первым секретарем ЦК партии на Украине был тогда Никита Сергеевич Хрущев, вторым секретарем — Демьян Сергеевич Коротченко, кадрами заведовал Алексей Алексеевич Епишев, по пропаганде было два секретаря — Иван Захарович Литвиненко и Назаренко.

Хрущев особое внимание придавал вопросам идеологии. Сколько я его помню, всегда на этих вопросах «сидели» два человека, а то и три, да еще в Политбюро кто-то тем же занимался. Видимо, он понимал, что кое-чего сам не добирает, потому сажал на это место подготовленных людей и уделял им должное внимание.

В 1946 году Украина перенесла необычайно сильную засуху. Последующий год тоже не принес облегчения. Не выполнялись планы по поставкам зерна, плохо было с кормами, что тяжело отражалось на животноводстве.

Главной причиной бедственного положения в сельском хозяйстве И.В. Сталин считал не засуху, а плохую работу партийно-комсомольских руководителей на местах и отрыв биологической науки от практических нужд.

После войны партия сознательно держала курс на выдвижение молодых, в том числе и в науке, чтобы с их помощью, опираясь на их энтузиазм и энергию, преодолеть послевоенную разруху и решить прежде всего проблему продовольствия.

С этой точки зрения Т.Д. Лысенко отвечал потребностям времени. Н.С. Хрущев его всячески поддерживал. К тому же Лысенко продемонстрировал определенные достижения в своей области: добился повышения урожайности, создал новые сорта сельскохозяйственных культур, разработал ряд новых агротехнических приемов.

Однако в связи с невыполнением Украиной плана по поставкам зерна Н.С. Хрущева освободили с поста первого секретаря ЦК республиканской партии, прислав на его место Лазаря Моисеевича Кагановича. Правда, Хрущева оставили председателем Совмина Украины и членом Политбюро ЦК ВКП(б). Вторым секретарем по сельскому хозяйству к Кагановичу направили Николая Семеновича Патоличева, инженера, строившего всю войну танки. И хотя это казалось странным, но нужно было понимать, что секретарь ЦК — это не агроном или инженер, а организатор.

Ужесточился отбор руководящих работников. Через ЦК стали пропускать даже секретарей райкомов комсомола, хотя райкомов таких были сотни. Особенно это касалось Западной Украины.

Время было горячее. По всей Украине восстанавливались заводы, шахты, домны. В сельском хозяйстве комсомол развернул «походы» за урожай, за корма, начал создавать комсомольские звенья.

Сталин провел через Политбюро решение, обязывающее всех первых секретарей обкомов партии перенести свои кабинеты непосредственно на стройки. И когда позже в знаменитых «трудах» Брежнева писали, подчеркивая его трудовую доблесть, что он перенес свой кабинет на производство, — это он выполнял решение Политбюро ЦК ВКП(б) и лично Сталина. Попробовал бы он этого не сделать!

Начались мои командировки на места. В числе первых я посетил Сумскую область по скандальной жалобе, в которой первый секретарь обкома комсомола обвинялся в присвоении повидла, предназначенного для детских садов. Люди говори не зря. Его сняли, выгнали из партии и судили.

С приездом Л.М. Кагановича начались кадровые перемены.

Каганович со свойственным ему напором и беспардонностью начал свое правление с того, что принялся громить украинских писателей — М.Ф. Рыльского, Л.С. Первомайского, Ю.И. Яновского…

Досталось и комсомольскому активу. В первые два месяца Каганович разогнал весь ЦК комсомола. Первого секретаря ЦК украинского комсомола Василия Костенко и второго секретаря Петра Таранько отправили на учебу в Высшую партийную школу. Многие тогда лишились своих должностей.

Еще до отъезда Костенко ему позвонил первый секретарь ЦК ВЛКСМ Михайлов и попросил «пристроить» Митрохина из Краснодарского крайкома комсомола. Костенко обещал, но при условии, что нам в Киев дадут ставку еще одного второго секретаря. Ставку дали, и у нас в ЦК комсомола, как и в ЦК партии, появились два вторых секретаря — по сельскому хозяйству и по общим вопросам. Все по образу и подобию.

В марте 1947 года я выехал в командировку в Харьков. Первым секретарем Харьковского обкома партии был тогда В.М.Чураев (ставший потом завотделом ЦК партии), а секретарем по пропаганде был у него А.М.Румянцев, который собрал в Харьковском университете актив для «проработки» «вейсманистов-морганистов». Принять участие в работе актива был приглашен и я.

Румянцев в ту пору пользовался поддержкой Сталина. Он был активным участником дискуссий по экономическим вопросам, которые проводил Сталин. Позднее Румянцев возглавлял отдел науки ЦК, стал главным редактором «Правды», академиком. Судьба столкнула нас еще раз, когда антисоветской деятельностью его сына заинтересовался КГБ и мне пришлось объясняться с отцом на эту тему.

После актива, когда я возвращался на ночлег в отведенный нам особняк, ко мне подошел парень-чекист и сказал, что меня ждет Лазарь Моисеевич Каганович и завтра мне надо быть в Киеве.

Я решил, что добрались и до меня. Но почему? Ответа на этот вопрос не нашел. А чекисту ответил, что утром уехать не смогу, так как уже 12 часов ночи и билетов на завтра у меня нет, на что он отреагировал спокойно: «Билет вам заказан».

Когда я прилетел в Киев, то доложил об этом помощникам Кагановича. Я пытался узнать: зачем Каганович меня хочет видеть? Никто не знал, велели ждать. При этом помощник добавил, что мне-де поручено все дела в комсомоле взять на себя. Я в недоумении возразил: