Между двух огней - Ande

Спустя несколько часов мы принимали ванну под шампанское. В приоткрытую дверь было слышно, как прислуга сервирует поздний ужин. Наташа, поддерживая имидж неземной принцессы, заказала «Fleur de courgette farcie de fromage de chèvre et de citron confit, avec caviar noir»[4]. Я гнусно похихикал и заказал по два нисуаза[5], буайбеса[6] и кокована[7] в вине. И заявил, что козий сыр с лимонным джемом и икрой мы съедим десертом. Она меня нежно поцеловала и сказала что наконец-то ей встретился мужчина с которым не нужно никого изображать… В общем, когда в дверь постучали, пришлось скрыться в ванной.

Я целовал Наташу в шею, и говорил, что — подумаешь. Они все видели, что ты ушла со своим парнем. И это все объясняет.

— Парнем? Слушай, Кольцов. Что у тебя за лексика? Никто так не говорит!

Я не стал отвечать, а просто унес её в постель.

— Ваня! Ну все же остынет…

Наташа, самый сейчас мне близкий человек, остро чувствует мою инаковость. И, если я правильно понимаю, это её больше всего во мне и привлекает. А у меня только один способ отвлечь девушку от ненужных вопросов. И он мне очень — очень нравится.

— Ты знаешь, Вань, я иногда задумываюсь, что будет дальше, и мне почему-то страшно. Так хорошо как сейчас не может длиться. Такое ощущение, что-то огромное нависает над нами всеми.

— Через пару-тройку, максимум пять лет, мы с тобой будем жить на берегу моря. У нас будет двое детей и смешная большая собака. Так что не грусти, все будет отлично, я договорился.

— Это что, предложение? Иван, кто же делает предложение — так?

— Ничего подобного! Я пока не оборудован для предложения. Просто информационное сообщение. Вот когда кольцо с алмазом, солнце, играет оркестр, и я такой на колене…

К моему удивлению, эта вроде бы прожженная парижанка, в постельных утехах оказалась весьма скромной. И лишилась нафиг этой скромности под моим алкогольно-романтическим напором, получая искреннее удовольствие именно от того, что я рядом. Меня это заводило еще больше.

— Кольцов! Ай! Ты был женат? Ты такой опытный …

— Да, целых два раза. В Африке, и в Марселе.

— Они были красивые?

— Ну как сказать. В Танзании я некоторое время работал царем небольшого племени. И был женат на гареме. Вот гарем меня этому всему и научил. Дикари, что ты хочешь!

— А француженка? Она красивая была?

— Она была рыбачка. Единственный зуб, который у неё остался, очаровательно торчал в левом уголке рта. Ей было семьдесят три года, и она померла от счастья, едва я оформил гражданство. Так что я дважды вдовец.

— А гарем был большой?

— Да нет, по традиции — три дюжины жен и наложниц.

— Ванечка, — она кусала меня за ухо, — я тоже хочу в Африку, заведу себе гарем. Три дюжины шоколадных красавцев.

— Вот кстати! Госпожа Вяземская. Я видел этого жеребца, бразильского посла. И заявляю прямо. Когда этот деятель смотрит на тебя своими похотливыми глазами, он не подозревает, что на самом деле он смотрит в ствол не то что пистолета, а пулемета, которым я разнесу ему бошку! Наточка, не нужно до этого доводить!

— Дурак! Я, если хочешь знать, по настоящему, кроме тебя, была влюблена только в восемь лет. В корнета Салтыкова. Их имение было рядом с нашим, и он приезжал летом к родителям. А посол нравится маме, а не мне. Она думала нас поженить, а я отказалась еще полгода назад. Но она надеется…

— В восемь лет? Наталья Викторовна! Я понимаю, что сейчас не подходящий момент, но я возмущен вашей ветреностью!

— Вань, а ты бы взял меня в гарем? Я бы тебя точно-точно взяла. Ты был бы у меня любимый негр…

— Ну зачем нам гарем? Нет, я понимаю, что не соответствую твоим желаниям, но Наташа, это будет огромная толпа, возьмут, и как сейчас модно, устроят революцию. И свергнут нас с тобой в младшие гаремцы.

— Иван, а ты мне про себя расскажешь? Или так и будешь отшучиваться?

— Ну чего рассказывать-то? Мама с папой сгорели зимой двенадцатого в пожаре, в поместье. Остался только я, и младший брат. Продали поместье. Брата забрала родня в Екатеринодар. А я поступил в Политехнический институт. Потом война. Брат в семнадцатом году поступил в тот же институт. После так и остался у красных. Я его не ищу, у него могут быть неприятности.

— Это родители хотели, чтоб ты был инженером?

— Они хотели, чтобы я пошел в семинарию. И принял постриг. Но, работа по выходным… не для меня это.

Когда я провожал её на работу, она сказала что заметила и оценила мой новый гардероб. А я сообщил, что так сейчас одеваются американские бандиты. Пусть подкинет своей хозяйке термин гангста-стайл. Буржуа должно понравиться.

Еще ночью я предупредил Наташу что намерен украсить Париж своим временным отсутствием. Он расстроилась. Мне было приятно.

Когда я постучавшись вошел в комнату Мейделя, то обнаружил его в постели с Жюли и Катрин. Близился полдень. На полу стояла корзина с полудюжиной пустых бутылок из под шампанского. Для лейб-гвардии все очень скромно, почти аскетично. Заспанная Катрин протерла глаза и сказала:

— Мсье Айвен, вы такой красавчик!

Дорогой костюм-тройка, пальто из тончайшего кашемира, ослепительная рубашка, сверкающие ботинки и мягкая шляпа, ничего кардинально не поменяли. Но взгляды встречных дам исполнились благожелательностью.

— Кольцов! — зашевелился барон — в такую рань?

— То есть, Яков Карлович, ты выпил это все один? И даже не угостил барышень?

— Мсье Айвен, — подала голос Жюли — после кафе нам уже и не хотелось!

— Вы еще и в кафе отметились?

— Мы сидели в кафе, и ушли только заполночь. — доложила Жюли. — Яков такой душка, угощал нас весь вечер!

— Барон! Просыпайся. Через два часа мы выезжаем к тебе в Жуаньи. Когда я подъеду, жди меня в кафе.

— Там не осталось шампанского?

Я вздохнул