Цикл «Идеальный мир»: Реквием по мечте (СИ) - "rrrEdelweiss"

Спустя 18 лет после победы над Плутарком.

— Ты отнял у меня честь воина! — Огонек дернулся в захвате одного из охранников и почти смог вырваться, но удар по ногам и пощечина Лидера снова уронили его на колени. Глаза Стокера загорелись огнем, обещая расплату за брошенные в ярости слова. Старик не глядя протянул руку, и в нее послушно лег бластер. Старый воин, не бросив на него даже взгляда, проверил заряд: смотреть не нужно — тело прекрасно помнит, как обращаться с оружием. Огонек, следя за его действиями, слизнул кровь с разбитой тяжелым перстнем из плутаркийской стали губы. То, что сейчас произойдет — очевидно, и он готов был принять свою участь, но только глядя Стокеру прямо в лицо.

— Я верил тебе! А ты совсем, как она! — выплюнул Лидер и вскинул руку.

«Прости, родная моя, я обманул те…»

За 17 лет до победы над Плутарком.

Огонек был ребенком, когда на Марс пришла война, но его память хранила множество ярких воспоминаний о мирных днях.

Он помнил, как его златовласая сестра играла с ним в какую-то настольную игру. И как мама учила ее печь блинчики. Как Праймер крутилась перед зеркалом, примеряя новое платье: завтра она в первый раз должна была идти в нем в школу. Стоило лишь закрыть глаза — и в памяти всплывали цветы, которые мать выращивала в их доме: розовые, желтые, красные. Они наполняли комнаты ароматом, привлекая пушистых пчел и бабочек. Мама обожала растения, знала все особенности ухода за ними, и могла подолгу рассказывать детям об их полезных свойствах.

Его детство было счастливым, наполненным запахами домашней выпечки и душистых розовоцветов, бабушкиными сказками и звонким смехом, но потом пришли плутаркийцы и все это отняли.

Сначала родители стали дарить им с Праймер меньше игрушек, и сестра перестала с радостными воплями выскакивать из комнаты, показывая, как кружится ее новая воздушная юбка. Затем мама со вздохом выбросила все цветы, которые так любила, а на их месте посадила овощи, ставшие редкостью в магазине, да и значительно подросшие в цене. Ей хотелось, чтобы дети могли нормально питаться, и небольшой огород расцвел под ее заботливыми руками. Потом папа потерял работу: его компанию выкупил бизнесмен с другой планеты и уволил всех в один день. Отец Огонька не принадлежал касте воинов — горячую кровь защитников Марса будущий генерал унаследовал от матери. Родитель его был механиком, конструировавшим узлы для марсианских мотоциклов — собственно, «Чоппер» дяди Модо стал его последним детищем, собранным в подарок на совершеннолетие младшему брату любимой жены, одержимому скоростью.

Огонек помнил вечер, когда отец вернулся домой и, пряча глаза, объявил об увольнении. Он думал, расстроенная этой новостью жена весь вечер проплачет, а она лишь выпрямила спину, обняла растерянного мужчину и пообещала, что все будет хорошо. Отец, которому мать ежедневно не давала хандрить и подбадривала, несколько недель пытался куда-то устроиться, но плутаркийцы контролировали все рабочие места в этой местности, и папа, как и все в их городке, снова и снова получал отказ. Жители начали обсуждать вариант переезда, но из других районов приходили похожие вести: марсианские предприятия переходили под контроль пришельцев, и работников выбрасывали на улицу новые хозяева. Растерянность, непонимание как жить, как кормить детей, достигли своего апогея — но тут всем им пришли приглашения на встречу от бизнесмена, купившего завод, поселившие в сердцах мышей надежду на лучшее. По-видимому, плутаркийцам не удавалось самостоятельно справиться со сложной техникой, и квалифицированных работников попросят вернуться во имя общего блага!

Как же они ошибались!

Шокированные марсиане на месте высокотехнологичных производственных линий увидели развороченные цеха, выдранные с корнем уникальные механизмы, разрушенные внутренние помещения. Опытным механикам, бухгалтерам, юристам, инженерам предложили разбирать камень и копать котлован, готовить плодородную почву к отправке на Плутарк за мизерное вознаграждение. Одни, включая отца Огонька, согласились, и, как выяснилось, смогли хоть немного отсрочить беду в семье. Другие, возмущенно ругаясь, ушли, чтобы спустя месяц вернуться выпрашивать контракт с еще более рабскими условиями. Не зря рыбоголовые славились умением вести бизнес: они получили дешевую рабочую силу для выполнения своих задач.

Кто-то уезжал, все же решив попытать счастье в другом месте. Родители Огонька остались. Отец уходил рано утром и возвращался поздно вечером, чтоб семья могла хоть как-то свести концы с концами. Дядя Модо заезжал время от времени и, глядя на них, хмурился все больше. Несмотря на тяжелые времена, он всегда привозил им с Праймер гостинцы: сладкую булку, деревянную, вырезанную своими руками, машинку, нарядную ленточку сестре. А когда наставал вечер, взрослые, вздыхая, обсуждали, что так, как здесь, теперь везде на Марсе. Пришельцы выкупили все: заводы, здания, леса, озера — и стремительно переправляли ресурсы на Плутарк. Даже океан, к которому отец всего несколько лет назад возил семью в отпуск, исчез: его заморозили и вывезли, чтобы в нем могли плавать хищные рыбоподобные инопланетяне.

Вскоре деревья почти исчезли. Вслед за ними пропали звери. На глазах планета, чьи богатства нещадно разграбили, становилась голой пустыней. Но мыши почти не замечали этого, занятые ежедневной тяжелой работой и борьбой за выживание.

Тогда стали приходить первые сообщения о восстаниях рабочих, которые хватали лопаты, кирки и нападали на плутаркийцев, а потом вскрывали и грабили продовольственные склады. Об этом рассказывали не по телевизору — все телевизионные башни пришельцы давно купили и отправили в виде металлолома на родную планету — а через дядю Модо и других знакомых, путешествующих по Марсу. Рыбоголовые, опасаясь мятежей, усилили охрану своих территорий крысами и ужесточили условия контрактов.

В памяти Огонька навсегда останется роковой день, когда отец, проснувшись утром, закашлялся и не смог подняться с кровати. Мама, побледнев, пересчитала имеющиеся у них деньги, вздохнула и пошла в аптеку, но вернулась ни с чем: фармакологическая отрасль к тому времени была почти уничтожена, и даже самые простые лекарства на планете стали дефицитом. Отец кашлял все сильнее, мама тихо плакала, когда думала, что никто не видит, и заваривала травки, которые предусмотрительно посадила в отдельном горшке недавно — как чувствовала, что могут пригодиться.

А вечером, когда Огонек с Праймер резали овощи на ужин, входная дверь едва не слетела с петель — так громко в нее стучали. Сестра вжала голову в плечи и спряталась за мать. Отец пошел открывать, держась за стену и едва не падая.

— Ты! — вместо приветствия ему в лицо уткнулся коготь на крысином пальце. — Какого сраного пса тебя не было на работе?!

Отец закашлялся кровью, и за него ответила мама, выступив вперед и гордо расправив плечи:

— Мой муж болен, но мы не смогли купить лекарств. Я боюсь, завтра он не сможет выйти на работу.

— Вот как? — крыс оглядел статную женщину с ног до головы и плотоядно ухмыльнулся. — А знаешь ли ты, красотка, что по контракту, пропустив день, твой муженек должен заплатить штраф?

— Нет, я не знала. — Мама не опустила глаз, все также прямо глядя в лицо незваного и нежеланного гостя.

— Так вот… — крыс облизнулся и обернулся к отцу, все еще кашляющему при попытке сказать хоть слово. — Давай заключим сделку! Ты отлеживайся… Да хоть неделю болей, я прикрою! Найду, на кого раскидать твою норму… Но вот пропуск придется отмечать каждый день, иначе отсутствие заметят. Вот пусть твоя женушка и приходит с ним по утрам, — он перевел взгляд на мать и похабно оскалился. — Ммм, придешь, красавица? Только трусы не надевай, они тебе не понадобятся…

Папа, собрав силы, зарычал и бросился на того, кто посмел предложить такое матери его детей. Крыс лениво развернулся и ударил его в живот, а когда отец согнулся, хватая воздух, нанес точный удар локтем в голову. Отец рухнул, мама закричала и кинулась к нему, Праймер спряталась за креслом, уткнувшись в колени и плача. Огонек переводил взгляд с одного взрослого на другого, и до его сознания никак не доходило, что же происходит — лишь детские, но уже крепкие пальцы инстинктивно сжались сильнее на ручке шеф-ножа, который он так и не выпустил из рук. В чувство его привел дикий, отчаянный вой матери: