Журнал Наш Современник №8 (2001) - Журнал Наш Современник

Своими феноменальными знаниями Юра Саблин удивлял всех еще в учебном центре в Обнинске, где обучался его экипаж. Не было случая, чтобы он не ответил хотя бы на один из заданных ему вопросов, причем отвечал всегда не задумываясь. “Возникало такое ощущение, — вспоминает один из его старых сослуживцев, — будто он заранее знал, что и когда у него спросят. А потому я твердо верю, когда случилась беда с кораблем, Юра сделал все от него зависящее. Больше него в той ситуации мог сделать только сам Господь Бог”.

В одном из кабинетов штаба дивизии собравшиеся офицеры поделились со мной своими воспоминаниями о механике с “Курска”:

— Таких механиков мы больше не встречали. Юра был не просто требователен, а сверхтребователен, но при этом уважителен: всех всегда называл на “вы”, включая матросов. Главным его коньком была борьба за живучесть. На “Курске” постоянно отрабатывали борьбу за живучесть. Юра добивался, чтобы каждый офицер знал это дело досконально. Особо он тренировал командиров отсеков. Они, бедолаги, не знали покоя ни днем, ни ночью.

Служба отнимала все свободное время этого незаурядного офицера, а потому женился Юра относительно поздно, только в 1999 году. С женой Ириной они не прожили вместе и года.

* * *

Инженер гидроакустической группы старший лейтенант Алексей Коробков. Из служебной характеристики А. В. Коробкова: “Командные навыки и воинские качества хорошие. Самостоятелен. Способен грамотно действовать в сложной обстановке. Имеет опыт практической работы. С обязанностями справляется успешно. В правильности выбора профессии офицера ВМФ уверен. Исполнителен. Скромен. С товарищами по службе и старшими тактичен. Психологически устойчив. По характеру спокойный и уравновешенный. Хороший и заботливый семьянин...”

Ира Коробкова познакомилась со своим будущим мужем на вечеринке в общежитии, куда девчонки пригласили курсантов училища радиоэлектроники. А вырос Алексей в забытой Богом и продуваемой насквозь ветрами Гремихе. Отец, прослуживший всю жизнь на подводных лодках, видимо, передал сыну свою преданность подводному плаванию. Все его детство рядом с ним были подводные лодки. Может быть, именно поэтому повсюду в квартире самодельные модели кораблей, любительские картины, на которых он изображал мечту всей своей жизни — пронзающие толщу вод подводные атомоходы.

— Это все Леша делал и рисовал! — перехватывает мой взгляд Ира. — Вообще по своей натуре он был не очень общительный, любой компании всегда предпочитал семью. Очень любил дом и уют. Курсантом говорил мне, что рассчитывает стать адмиралом. Затем, немного послужив, был уже не так категоричен: “Нет, до адмирала я, пожалуй, не дотяну, а вот до капитана 3-го ранга сил хватит!” Да все сложилось совсем по-иному...

Среди работ Алексея есть картина, изображающая гибель атомной подводной лодки К-8.

Мы некоторое время молчим. В книжном шкафу под стеклом отливает золотом кортик. Рядом с ним свадебное фото, на котором молодой курсант бережно обнимает задорную хохотушку.

— На четвертом курсе и поженились, — кивнув на фотографию, рассказывает Ира, — затем в девяносто седьмом Леночка родилась. После выпуска приехали в Видяево. Долго не могла найти работу, потом все устроилось. Получили квартиру. Потихоньку стала налаживаться жизнь. Леша был настоящий “пробитый” военный. Очень мечтал о предстоящей автономке. Он вообще очень любил флот. Даже свою форму гладить и чистить мне не доверял. Все делал сам. Меня Леша всегда берег. Уходя на службу утром, старался не будить. Я провожала его до дверей только тогда, когда предстоял поход в море. В последний раз сказал, что уходит всего на три дня. Когда собирал вещи, положил себе в портфель фотографии, мои и дочки. Сказал: “Буду в перерыве между вахтами на вас любоваться!” Так что и теперь мы там вместе с ним!

Страшная весть заставила Иру, как и жен других ребят с “Курска”, день и ночь проводить у телевизора, слушая новости о “своей” лодке.

— Помню, в какой-то момент я отошла на кухню, а дочь бежит ко мне и кричит: “А где сейчас мой папа?” — рассказывает Ирина Коробкова. — Я ей отвечаю: “Папа на работе!” А она: “А вот и нет, мой папа в телевизоре!” Я смотрю — и точно, по телевизору показывают видеосъемку нашего экипажа, и она Лешу узнала. А когда пошли титры с фамилиями наших ребят, то мы все не отрывались от телевизора и, как увидим имя “своего”, сразу в плач. Дочка рядом и тоже плачет вместе с нами, хотя никто ничего ей не говорил.

Уезжать из Видяево Ира пока не собирается. Здесь у нее дом, работа, здесь у нее друзья, которые никогда не оставят ее одну в горе. Здесь она всегда будет неизмеримо ближе к своему Леше, чем где бы то ни было...

* * *

Однажды в Видяево офицер из штаба дивизии подводных лодок, подойдя, протянул мне несколько листов бумаги.

— Посмотрите! — сказал он. — Это написал Сережа Тылик!

Вечером в местной гостинице “Урица” я прочитал стихи. Написанные не слишком профессионально, они были по-юношески искренни и честны. Одно из них поразило меня. Вольно или невольно, но в нем автор буквально предугадал свою страшную судьбу...

Я уходил тогда надолго,

а ты осталась на причале.

Но море синее и чайки

навек с тобой нас повенчали.

Всем нам в жизни тяжело:

ты на берегу, я — в море.

И осталось поделить

меж девчонок горе.

Сколько их, любимых,

не дождались до конца,

и домой им присылали

горького гонца.

Лист бумаги черно-белой

со значками в поле —

и отныне поселилось

в нашем доме горе.

Я ведь был таким красивым,

молодым и сильным,

а пришел домой в гробу,

вместе с холодом могильным.

И осталась ты вдовой

в свои-то двадцать лет.

Лишь мерцает тусклым светом

траурный портрет...

Сергей Тылик вырос в Видяево. Его отец, Николай Григорьевич, — старый подводник, капитан 1-го ранга. Окончив училище подводного плавания, Сергей вернулся в родной гарнизон. Из служебной характеристики старшего лейтенанта С. Н. Тылика: “Развито логическое мышление. Умеет и любит работать самостоятельно. Вежлив. Отзывчив. Настойчив в достижении поставленных целей. Способен отстаивать свою точку зрения. Любит МВФ”.

Рассказывает капитан 1-го ранга Сергей Ежов: “Сережу Тылика знал со дня его рождения. С его отцом мы много лет служили бок о бок и дружили. Сережа был большой умница. Всегда побеждал на всевозможных областных олимпиадах по физике и математике. Мог поступить в любой вуз, но выбрал флот. Очень порядочный, добрый и отзывчивый мальчик. В совершенстве владел компьютером. Сам составлял программы. Как истинный северянин, любил ходить за грибами и на рыбалку. Все время вижу перед собой его улыбающееся лицо и не могу представить его мертвым...”

* * *

С Андреем Цвырлевым я познакомился на однотипном с “Курском” “Воронеже”, где он служит турбинистом. Старший матрос Цвырлев почти все время служил на “Курске”, а на “Воронеж” был переведен незадолго до последнего выхода своего родного корабля в море. Почему перевели? “Курск” собирался в скором времени на боевую службу в Средиземное море, и старослужащих матросов заменяли вновь пришедшей молодежью, чтобы успеть подготовить и “обкатать” ее в море к предстоящему серьезному испытанию. На груди Андрея большой серебряный крест.

— Это мама мне надела, когда я уходил на службу! — говорит он, поймав мой взгляд. — Наверное, он меня и спас! Сейчас с ребятами только и вспоминаем о тех, кого уже нет, ведь на их месте мог быть любой из нас, но Бог вот нас помиловал.

— Как узнали о случившемся?

— Вечером 12 августа, когда в казарме готовились к отбою, сказали, что “Курск” не вышел на связь. Вслед за этим объявили боевую тревогу и экстренную готовность к выходу. Затем выход в море нам отменили. Моя мама думала, что я на “Курске”. Очень волновалась, прислала телеграмму. Я ответил, что жив и здоров.

После обеда мы остаемся с Андреем вдвоем в опустевшей кают-компании, и он рассказывает мне о своих друзьях, о тех, кому уже не суждено никогда состариться.