Оборотень - Фридрих Незнанский

   Последние слова он уже бормотал почти про себя, впопыхах собираясь убегать. Ирина молча наблюдала, как муж надевает тяжелые непромокаемые ботинки, брезентовую куртку, кладет в карман брюк пистолет.

— Саша, ты надолго? — только и спросила она.

   — Не знаю, Ириша, не знаю, наверно, до утра, возможно, приду только завтра днем или вечером. Похоже, все-таки пронюхали, мерзавцы...

   И с этими словами он выскочил за дверь, которая с глухим стуком закрылась за его спиной.

В НОЧЬ НА 7 ИЮНЯ

   Когда Турецкий на своей белой «тройке» подкатил к МУРу, в его обширном дворе уже стояли наготове две милицейские «Волги» и пикапчик, в которых сидели две группы захвата. Командира одной из них Турецкий знал — это был рослый, мускулистый сибиряк Игорь Черных, который уже не раз участвовал в горячих операциях. Вместе со своим корешем Мишей Завгородним они действовали слаженно, как часы, и Турецкий не мог не вздохнуть спокойно, когда увидел, что Романова действительно сделала все, что могла, — прислала поднятую по тревоге оперативную группу, которую в МУРе считали едва ли не лучшей. Хотя Турецкий помнил, что в личном общении Черных показался ему каким-то недалеким и даже хамоватым, но культурный уровень, возможно, и не самое главное для шефа группы захвата.

   Командиром второй опергруппы был куда менее опытный Артур Волошин. Черных и Завгородний относились к нему с заметным превосходством.

   Турецкому, конечно, было бы спокойнее, если бы на месте оказался майор Карелин, командир одного из отрядов ОМОНа, но тот, по словам Романовой, находился в краткосрочном отпуске в деревне где-то на Валдае. И хотя это вроде как и по дороге, добраться до него не было никакой возможности — в деревне телефон имелся только в сельсовете.

   Они, ни слова не говоря, заняли места в машинах, еще минута — и колонна из трех автомобилей, снабженных сиренами и мигалками, вылетела по ночной Москве на Тверскую, пронеслась по Ленинградскому проспекту и скрылась за Кольцевой дорогой по направлению к Химкам.

Ночь

   В поездах Алексей всегда спал особенно чутко. Отмечал каждую остановку, слышал, как меняли локомотив, как открывались и закрывались все двери. В Бологом «Белый медведь» остановился в самый глухой час, когда большинство пассажиров, кроме наиболее выносливых пьяниц, тихо-мирно угомонились по полкам. Киллеру не понадобилось окончательно просыпаться, чтобы определить: в вагон снаружи вошло четверо. Все молодые мужчины, без багажа. О чем-то вполголоса переговорив с проводницей, мужчины вошли к ней в купе.

   «Зайцы», лениво решил Алексей. Ну, заяц, погоди. И шут с ними. Поезд снова дернулся, натужно застонал и стал набирать скорость. Ощупав на всякий случай лежавшую под головой сумочку, наемный убийца вновь начал погружаться в сон. Перед тем как поезд сбавил ход у перрона, ему как раз снилось нечто очень хорошее. Теплое итальянское море и уютный маленький островок, который ему однажды чуть было не подарили...

   Придушенный женский вскрик, прозвучавший в соседнем купе, мгновенно выбросил его на поверхность. Женщина за стенкой больше не пыталась кричать, только в ужасе всхлипывала. Потом раздался повелительный мужской голос: некто весьма решительным тоном приказывал обитателям купе живенько выкладывать на столик ценные вещи.

   Выругавшись про себя, киллер соскользнул с полки и ощупью натянул на ноги кроссовки. Потом растолкал спавшего на верхней полке соседа. Когда тот зашевелился, Алексей вполголоса сказал ему:

   — Просыпайся и буди жену. В поезде воры, сейчас будут здесь.

Жена, оказывается, уже не спала.

— Сеня!.. — дрожащим голосом окликнула она снизу.

   — Так, — сказал Алексей. — Только без паники. Вставайте, Эзопа Эсхиловна, берите дите и полезайте к мужу наверх. И чтобы мне ни звука.

— Мы... Но... Но как же?..

   Она неловко выпутывалась из простыни, одергивая халатик. Сеня возился наверху, разыскивая запропастившиеся очки.

   — Я сказал, без паники,— тихо повторил Алексей.— Главное, не дергайтесь. И ничего не бойтесь.

   Она, конечно, боялась. Не столько за себя, сколько за малыша. Она попыталась взобраться на верхнюю полку, не выпуская ребенка из рук. Алексей взял молодую женщину за талию, поднял и передал мужу.

— Но вы... — начал тот.

   — Цыц! — укладываясь на место, страшным шепотом приказал Алексей. — Я в спецназе служил!

   У Сени возникли неуместные возражения. Он принадлежал к той разновидности настоящих мужчин, которые в обыденной жизни суперменскими достоинствами вроде не блещут. Но перед лицом опасности, угрожающей подруге и отпрыску, эти самые достоинства у них проявляются в удивительной полноте. Не будучи, к великому сожалению, подкреплены достаточной физической формой. Эзопа Эсхиловна, в гораздо большей степени наделенная здравым смыслом, еле слышно урезонивала супруга. Она успела понять, кто был главный в этом купе. Ребенок сладко почивал: дурацкие затеи взрослых его ни в малейшей степени не касались.

   Растянувшись на своей полке, наемный убийца хорошо видел, как в дверную щель (оставленную ради какого-никакого проветривания) проник хитроумно изогнутый металлический прут. Прут без особого труда справился с защелкой, не дававшей откатить дверь в сторону. Щель начала расширяться. В мутном свете, падавшем из коридора, на пороге обрисовался рослый, широкоплечий мужской силуэт.

   Дальше события развивались несколько не так, как рассчитывал Алексей.

   Он полагал, что грабитель включит в купе освещение и предложит очумевшим спросонья обитателям выворачивать карманы и кошельки — по тому же сценарию, как только что у соседей. Ну, там, попытается извлечь сумочку из под головы у якобы спящего лоха... Ничуть не бывало. Молодой человек сразу потянулся к спортивной куртке отсутствующего пассажира и принялся сноровисто шарить в карманах. Потом вытянулся, заглядывая на верхнюю свободную полку. Все это Алексею очень не понравилось. Подельники тем временем стояли на стреме, негромко переговариваясь в коридоре.

   — Ку-ку!.. — не вставая, ехидно сказал грабителю Алексей.

   Широкоплечий вздрогнул от неожиданности, но отреагировал сразу: в руке у него щелкнул, фиксируя лезвие, выкидной нож.

   Он, наверное, по опыту знал, как действует вид оружия на нормального мирного обывателя. Зрелище отточенной стали попросту гипнотизирует его, парализуя волю к сопротивлению. Тихое двойное «ах», раздавшееся сверху, послужило блестящим подтверждением правила. Грабитель на мгновение отвлекся, бросив взгляд в ту сторону. Для него само собой разумелось, что третий пассажир точно так же приклеился к полке, холодея от ужаса и начисто утрачивая ехидство...

   То, что случилось в следующую секунду, специалисту по поножовщине и в страшном сне привидеться не могло. У него ведь расчет был на интеллигентов вроде Сени, которые вооруженному налетчику в лучшем случае решительно скажут: «Вы не имеете права!»

   Где ж ему было вообразить, что инертное тело вдруг взовьется тугой пружиной и нога, вяло свисавшая к полу, прицельно выстрелит вверх, так что носок пыльной кроссовки с силой штыкового удара раздробит ему горло, вогнав кадык в позвоночник!.. Случившееся было поистине удивительно, но удивиться громила уже не успел. Уронив никчемный нож, он спиной вперед вывалился в коридор и умер, обмякнув на красном засаленном половике. Алексей вылетел следом и захлопнул за собой дверь. Он не позаботился подобрать нож Обойдемся уж как-нибудь и без ножа...

* * *

    Больше всего в российской глубинке Турецкого раздражали дороги, причем глубинка эта самая начиналась в некоторых направлениях почти прямо за Кольцевой дорогой вокруг Москвы. Стоило пересечь черту города, и сносные по нашим меркам дороги уступали место тряским ухабистым трехполоскам, которые иностранный автомобилист счел бы пересеченной местностью, для которой предназначены джипы, а еще лучше лендроверы.

   Трассе Москва — Санкт-Петербург в этом отношении повезло больше, поскольку на ней располагался международный аэропорт, и по крайней мере до поворота на «Шереметьево» покрытие шоссе поддерживалось в удовлетворительном состоянии. Поэтому Турецкий не разделял скептицизма Романовой относительно того, что до Бологого они не успеют никак. Ночью, да еще с включенными синими мигалками триста пятьдесят — триста семьдесят километров — это же детские игрушки.

   Однако еще до поворота на «Шереметьево» его пыл несколько поугас. Огромные плакаты извещали о том, что на 24-м километре трассы ведутся ремонтные работы, а посему желающие могут объехать аварийный участок по Рижскому или Волоколамскому шоссе.

   — Да, — сказал Турецкий вслух, — так до Бологого и впрямь не доедешь.

   — Александр Борисыч, — подал голос Артур Волошин, — придется ехать в Тверь. Хороши мы будем, если опоздаем и поезд уйдет. Ведь не факт, что тогда сможем перехватить их и в Твери.