Литературная Газета 6302 ( № 47 2010) - Литературка Литературная Газета

Где единственный, наверно,

деревенский грамотей?!

Но, храня подарок Лочи,

посреди бессонной ночи

я прочту, старик почти,

сохранив навек наивность:

No olvides de los ninos

de America Lati...

na.

Стало ритму тесно,

как Светлову с лишним «да».

Но найдётся в сердце место

всем народам навсегда.

15 декабря 2010

МАРКЕС И ПАСТЕРНАК

Когда приехал к нам в Россию Маркес,

его я в Переделкино повёз –

он был колючим по-левацки малость,

но я не видел в том больших угроз –

ведь всё-таки в стране картелей рос,

и все, кто жили под «Юнайтед фрут»,

те знали, как наручники их трут.

Я предложил заехать на могилу

К Борису Леонидовичу.

Гость

сначала промолчал и через силу

сказал, скрывая неприязнь – не злость,

что неслучайно Пастернак был признан

обрадованным империализмом, –

так ждавшим эту сахарную кость.

Весь шум вокруг поэта был позорен.

Как он себя использовать позволил?

Был Маркес мой любимец,

но не идол.

И Пастернака я ему не выдал:

«Но он не прятал «Доктора Живаго»,

Он знал, что «корень красоты – отвага».

Он против игр циничных, лживых правил

любовь над всей политикой поставил.

Неужто вам всех высших чувств на свете

важней монтекки или капулетти?

Он разве начал сам скандал с романом?

Им бить друг друга стали в рвенье рьяном

капитализм с феодализмом русским,

а Пастернака позвоночник хрустнул...

Нет гениев, что всё-таки остались,

использовать которых не пытались.

Но это не вина людей, а драма....

Мы завернём к могиле

или прямо?»

«На кладбище», – сказал, подумав, Маркес.

Замолк в нём журналист.

Проснулся мастер.

Так бережно он шёл,

войдя на кладбище,

как будто под ногами были клавиши.

Когда-то мой отец мне говорил:

«Запоминай (но не играя в судьи),

как люди ходят около могил,

и это тебе скажет, что за люди».

О золотую краску руки выпачкав,

шёл романист-Мидас

почти на цыпочках.

Шёл Маркес.

Он тихохонько высмаркивался.

Вгляделся в нежный профиль неспроста,

и еле шевельнулись губы Маркеса:

«Какая на могиле чистота…»

15 декабря

ПАМЯТИ ДЖАНДЖАКОМО ФЕЛЬТРИНЕЛЛИ

Газеты читать было как отравленье,

был грохот валькириевых крыл,

когда Джанджакомо Фельтринелли

роман Пастернака всем людям открыл.

Там большее было, чем литература,

чем красные-белые, чем война,

как будто воскресшая лира Катулла

соединила в одни времена.

И вдруг подзастыла помпейская лава

уже подогретой холодной войны,

когда, взявшись за руки, Юрий и Лара

по свету пошли от страны до страны.

Пошли, как послы от Ромео с Джульеттой,

на всех языках нас любовью стыдя,

и что-то случилось с прозревшей планетой,

ещё бы чуть-чуть – и взорвавшей себя!

Какой была гибель Джанджакомо – тайна.

Прекраснее взрывы романов, поэм,

и, может, взорвался он и неслучайно,

а чтоб не позволить взорваться нам всем?

И с неба, как ангелов белые перья,

напомнив нам всем, что любовь – это дар,

летят к нам рецепты любви и доверья,

которые доктор Живаго нам дал.

15 декабря 2010

КУДА ЕДУТ КРЫШИ

Я не только поэт площадей.

Я поэт всех нормальных людей.

А порою хочу –

ну хоть маленькую

завести в себе ненормалинку.

Скучно...

Как-то всё скучено,

Скручено...

А кто-то оправдывается,

но зряшно:

«Всё-таки «скушно» лучше, чем «страшно».

Слух мне режет

страшный скрежет

раскуда-то едущих крыш.

Раскудахтались, ржавые..

Ишь!

Кыш!

И слова, как плевки, летят,

куда плюнется.

Неизвестно куда ещё крыши плюхнутся,

и с них десантируется с заточками шпана,

во что превратится тогда страна!

Страшно едущих крыш,

будто сведущих крыс,

так попискивающих,

как помесь

взрыва с визгом,

по Т.С. Элиоту.

Езда крыш по воздуху

подобна полёту.

Вот оно, зрелище,

в небе зреющее, –

надо всеми державами,

дряхлыми и моложавыми,

сдирая железными заусенцами афиши,

у всего человечества едут крыши.

Hе найдёте себе ниши,

если всюду

едут крыши!

Едут крыши из-за страсти,

но не к бабам –

«к бабкам»,

к власти

и протыкая углами и остриями

весь

земной

шар,

каркают крошащимися кровельными краями –

карр-карр-карр.

Едут крыши на крушевелие,

шеями ищущими пошевеливая,

едут грыжи

в Парижи,

едут в Индию к богу Кришне.

«Я – Ваня.

У нас такая прикольная мания.

Мы теперь кришнаиты –

Маня и я...

А из нашего сына байк-рокер вышел...»

Едут крыши для крышевания

Тех, кто давно обескрышел.

Крыши поехавшие –

ну не потеха ли?

Ржавчиной их

все мы дышим.

Юра Гагарин крикнул «поехали!»

всё-таки людям –

не крышам!

Я обожаю множество лиц,

Гомельщину,

Оклахомщину,

да вот, хотя не люблю я границ,

я не люблю их взломщину.

Во мне ещё с детства надежда хранится,

что просто возьмут да исчезнут границы,

забудутся древности – «паспорт»,

«виза».

Скажите,

вы за?

Андерсоновский мальчик

задаёт вопрос постаревшей статуе Либерти,

у которой подмышки бронзовые

всё-таки чистенько выбриты;

«Тётя, куда едут крыши?»

Но непонятно – слышит она

или не слышит.

Так я в своём детстве

спрашивал что-то у статуи Ленина.

А она не ответила.

Может, в ответе была не уверена.

Коммунизм потерял почти всё

и так надоел всем на свете.

Капитализм захватил почти всё

и тоже всем надоел...

Дети, придумайте что-нибудь третье,

чтобы мир, заскучав,

окончательно не одурел.

Спите, дети, тише, тише.

пусть у взрослых едут крыши, –

так задумал кто-то свыше.

А у вас крыши пускай не едут –

лучше вы изобретите этот...

То есть.

Как его?

Да нет, никакой не метод.

Но, ради Бога, что-то попроще.

То есть

просто-напросто то,

где главное – совесть.

То есть самое то,

то есть мир тот самый,

где ни у кого не разводятся папа с мамой.

Февраль, 2010

ВТОРАЯ ВСТРЕЧА С ХЕМИНГУЭЕМ

Он так похож был на Хемингуэя.

А после я узнал,

Что это был Хемингуэй.

                            «Встреча в Копенгагене», 1960 г.

Поколений потерянных стольких