Легион против Империи - Александр Мазин

Поговорили о Персии, об Ардашире… Легат (тогда еще всего лишь первый пил второй когорты, как ныне Ахвизра) участвовал в ней и был о военной машине персов очень высокого мнения. Мягко намекал: может, наместник Геннадий Павел похлопочет, чтобы его легион перевели в Сирию?

Алексей обещал поговорить, но в итоге сильно сомневался. Если даже Шестой легион вряд ли удастся перевести, то уж о Десятом и говорить нечего.

Вечером они с Настей побродили по развалинам. Не в одиночку, само собой, а со свитой из охраны, факельщиков и приданных легатом двух местных кентурионов, которым полагалось хорошо ориентироваться в руинах разрушенного города.

Они и ориентировались. Но – специфически. То есть – где и что можно раздобыть полезного или ценного.

Настю и Алексея Иерусалим интересовал в первую очередь как христианская святыня, но никаких следов пребывания Господа они найти не смогли. Кентурионы лишь показали им небольшое здание в самом городе, которое было христианской молельней. Там останавливались редкие паломники. Этим появляться в Иерусалиме не препятствовали. Лишь бы – необрезанные. А даже если и обрезанные – никто не проверял. Больно надо! Со времен последнего восстания сто лет прошло. Кого опасаться?

Глава одиннадцатая

Элия Капитолина. Потомки повстанцев

Алексей проснулся перед рассветом. Настя спала. Черные волосы волной накрыли подушку. Она спала и улыбалась.

Умиленный Коршунов не стал ее будить. Бесшумно поднялся, умылся, выпил разбавленного водой вина и решил прогуляться. В одиночестве.

Что и сделал. Доспехи надевать не стал. Накинул плащ поверх туники, опоясался мечом и отправился.

Бродить по развалинам древнего города без шумной свиты было намного душевнее. Солнышко только-только взошло, подкрасив верхушки холмов. Звуки города пропали где-то вдали. Трепетно пели птицы. Над миром стояла такая благодать, что сердце сжималось.

Алексей спустился с холма, миновал разрушенную стену и двинулся. Дальше. Шел, куда глаза глядят… И дошагался.

Стрела с чмоканьем воткнулась в землю у его ног.

Коршунов посмотрел сначала на стрелу.

Ничего особенного, с такими на зайца ходить. Да только без доспехов и такая стрела может проделать в организме очень неприятное отверстие.

Затем Алексей поглядел на того, кто стрелял.

Тоже ничего особенного: заросший по глаза простолюдин, в рванье, с ножом на поясе и холщевой котомкой на плече.

Ага, а вот и второй. Тоже – с луком. Рядом, в землю, железком вверх воткнуто копье. Так себе копье. Палка с плохой железякой. Но – острое.

И третий нарисовался. Похожи, как братья. Черные курчавые волосы, спутанные, как овечья шерсть, худые, жилистые, загорелые.

– И что вам надо? – спросил Коршунов спокойно.

А что волноваться? Хотели бы убить – уже убили бы. Он ведь гулял, как по собственному поместью. Лоханулся, одним словом.

Тот, кто стрелял, самый старший и самый волосатый, гортанно что-то пролаял. Похоже на арамейский, но не понять ни черта.

Волосатый сообразил, что его не понимают, показал жестом: меч и нож – на землю.

Коршунов подчинился. Расстегнул пояс, аккуратно положил на землю. Еще продырявят с испугу. В том, что справится с этими дикими аборигенами, Алексей ничуть не сомневался. Лишь бы подошли поближе.

Но волосатый оказался хитер.

«Теперь отойди!» – показал он.

Алексей отошел. Второй тут же прибрал оружие. Нацепил пояс на себя. Пояс оказался велик, спадал, но оборванца это не смутило. Засмеялся, сказал что-то… гордое.

Старший цыкнул сердито и второй отбежал на пару шагов. Как раз когда Коршунов примеривался, как половчее его скрутить и прикрыться.

«Пойдешь с нами», – тоже знаками объявил волосатый.

С вами, так с вами. Алексей по прежнему не очень напрягался.

– Повезло вам, ребята, – сказал он по-русски. – Имперского легата в плен захватили.

Второй что-то пробормотал сердито и ткнул Коршунова копьем в спину. Больно!

– Полегче, сучонок, – тоже по-русски, (всё равно ведь не понимают) прорычал Алексей. – Будешь хамить – руки обломаю!

Интонация дошла. Больше его в спину не кололи.

Двинулись вверх. По какой-то каменной осыпи. Старший – впереди. Второй – сзади с копьем, а третий, с луком наизготовку, параллельно. Чернявые похитители прыгали по валунам с легкостью горных коз. Это было нехорошо, потому что на такой местности у Коршунова не было никакой возможности для маневра. А у оборванцев – была.

Что ж, придется идти, куда ведут.

Шли долго. Часа три. Коршунов взмок и запыхался. А оборванцам – хоть бы что.

«Меня, наверное, уже хватились», – подумал Алексей. И что дальше?

Стража видела, как он покидал город. Наблюдатель с вышки наверняка проследил, куда он пошел (делать-то ему все равно нечего), а затем, тоже наверняка, потерял Алексея из виду. Коршунова будут искать. Но как? Готы – отличные следопыты. Но не в этой местности. Скалы, щебень, каменистые тропки… Не найдут. Разве что начнут прочесывать местность. Но это долго. Значит, придется выпутываться самому. Ладно, в первый раз, что ли?

Часа через четыре очередная тропка вывела нечаянных спутников Алексея в маленькую долинку. Зеленая травка, козочки пасутся… И – вход в пещеру. Пастушок, мальчишка лет семи, с изумлением уставился на Коршунова.

«Сесть!» – жестом показал старший. Бросил что-то пастушку, тот пискнул в ответ.

Старший вразвалочку направился в зев пещеры. Коршунов сидел на молодой травке. Изучал окрестности. Его сторожа расслабились. Тот, что с копьем пытался поудобнее пристроить пояс Коршунова. Тот, что с луком, опустил оружие и с воодушевлением скребся под мышкой. Коршунов без проблем мог бы свалить их обоих, но во-первых, не хотел устраивать бойни при мальчишке, а во-вторых, понятия не имел, что там, в пещере. Вдруг там взвод автоматчиков или типа того?

Старший вернулся. Не один. С ним пришел дедок самого патриархального вида: седые патлы, бородища аж до пояса, лицо сурового аскета. Бодрый еще дедок. Шаг легкий, плечи в разворот.

Глянул раз – и немедленно набросился на сына. Что сын, Коршунов догадался не столько по сходству (все они были – одного замеса), а по формату обращения. Примерно так же когда-то гот Фретила орал на своих младших сыновей.

Волосатый вяло бурчал в ответ. Оправдывался.

Зря. Старик орал, орал, а потом так врезал сынку по волосатой морде – аж треск пошел.

Врезал – и успокоился.

Подошел к Коршунову. Опустился на корточки (в разрезе серой рубахи качнулся какой-то серебряный знак на засаленном кожаном ремешке. С минуту разглядывал Алексея, а потом спросил на том средиземноморской диалекте, а котором болтают на побережье:

– Кто ты, человек?

– Хозяин должен назвать свое имя первым! – по-гречески отчеканил Коршунов.

Старичина задумался. Но – понял.

Хлопнул себя в грудь:

– Элиегу, сын Нисима, – сообщил он.

– Алексий, сын Виктора, – поделился информацией Коршунов.

– Мои глупые сыновья, более тупые, чем эти козы, привели тебя сюда, – констатировал очевидное дедушка Элиегу.

– Да, – согласился Коршунов. – Зачем?

– Затем, что если бы я не знал их мать, да упокоится она в мире, я бы подумал, что они вышли их чрева козы. Ты – солдат из города римлян?

– Да, – кивнул Коршунов. Диалог, судя по всему налаживался. Старейшина не одобрял инициативы молодежи. Так что есть шанс, что Алексея отпустят. – Но я – не просто солдат.

– Я понял это по твоему оружию.

Теперь дедушка старался говорить по-гречески. В основном.

– Разделишь с нами трапезу? – предложил патриарх.

– Да.

Ко всему прочему время завтрака давно миновало, и Коршунов порядком проголодался.

Они отправились в пещеру. Что характерно, оружия ему не вернули.

Взвода автоматчиков внутри не наблюдалось. Четыре женщины разного возраста, девчонка лет десяти и еще одна – годика три, не больше. Все – чумазые и говорливые.

Впрочем, при появлении Коршунова тут же заткнулись.

Дедушка показал жестом на валун, накрытый вытертой шкурой: присаживайся.

Алексею вручили глиняную чашку с козьим молоком, кусок свежего козьего сыра на виноградном листе и пшеничную лепешку, очень твердую, со странными привкусом, но вполне съедобную.

Алексей и впрямь очень проголодался, потому что эта простая еда показалась невероятно вкусной. Ели только они с дедом. Остальные лишь смотрели. Ели и разговаривали.

– Это пшеница? – спросил Коршунов, показав лепешку.

Дед подтвердил.

– Откуда?

Отвечать ему не хотелось. Но он все же ответил:

– Не ворованное. Хранилище для зерна, – сказал дед. – Очень старое. Все забыли. Осталось с времен Бар-Кохбы, да будет вечно помниться его имя!

Бар-Кохба был предводителем последнего иудейского восстания. Сто лет назад. Он был крут. Это признали даже враги.

Бар-Кохба три года терзал римлян партизанской войной, а под конец вообще вышиб их из Иерусалима и продержался несколько дней, пока подоспевшие легионы не задавили его числом. Причем потери римлян были такими, что император Адриан, сообщая Сенату о своей победе над иудеями, даже опустил из речи традиционную формулу «со мной всё в порядке и с моей армией всё в порядке».